Top.Mail.Ru

Колумнистика

Семен Довжик

Черное и белое

28.01.2011

Черное и белое

28.01.2011

Пятница, пять часов вечера. Я выключаю компьютер, наспех накидываю пальто и выбегаю из офиса под удивленные взгляды коллег. Кино, паб, клуб? Я тороплюсь успеть на Каббалат Шаббат в мою синагогу. Забегая в здание, привычно здороваюсь со своими старыми-новыми знакомыми, выбираю сидур. Все рассаживаются на свои привычные места. Начинается молитва. Я с удовольствием распеваю вместе со всеми «Леха Доди», раскланиваясь невесте-субботе. «Шма Исраэль». Последний куплет — «Малахей а-Шарет» — и домой. Там свечи, кидуш, субботний ужин. Те, кто знают меня многие годы, будут очень удивлены, услышав от меня подобные откровения. «Подумать только — Довжик стал религиозным. Пропал человек», — вот примерная реакция большинства моих израильских знакомых. В лучшем случае люди сочувственно вздыхают.

Небольшой экскурс в собственную биографию. Ленинград, застойные 70-е. Колыбельные песни на идиш, что пела мне бабушка. Редкие походы на еврейское кладбище. И хрестоматийное «мама, а наше кошка тоже еврей?» из «Кондуита и Швамбрании» Льва Кассиля. Вот и все мое еврейское образование. Не путать с самосознанием — уж это выкристаллизовалось очень быстро и на всю жизнь. А вот с еврейским образованием — беда. На Песах дома была маца, но что такое Песах и каково значение мацы, узнать мне довелось намного позже. Была гордость. Гордость за то, что выпало родиться представителем великого народа. И желание узнать об этом народе как можно больше.

Потом Израиль, абсорбция, ульпан. Ночная работа в пекарне за пять шекелей в час. Учеба. Не до еврейского образования было. По кусочкам складывалось представление о еврейской традиции. Песах, Йом Кипур, Рош а-Шана. Вроде бы еще есть Шавуот. И еще несколько выходных дней в течение года. Да и зачем в Израиле беспокоиться по поводу своего еврейства? В Йом Кипур все равно никто не работает. А спишь ли ты в этот день с утра до вечера, или молишься в синагоге, это уж твое личное дело.

Кто-то после субботней молитвы идет домой пешком, кто-то садится за руль и везет своих детей в луна-парк. Это личный выбор каждого. Но этот личный выбор возможен, лишь когда есть некая база, общий еврейский знаменатель.

Вопрос статуса религии в еврейском государстве волновал меня и моих друзей намного больше. Помню демонстрации на улице Бар-Илана в Иерусалиме. С одной стороны мы, выступавшие за то, чтобы в субботу могли ездить машины. С другой — они. Так и пошло — мы и они. Мы — молодые, либеральные, свободные. Они — с точностью до наоборот. По субботам они — в синагогу на молитву, мы — на пляж или на дискотеку. Мы защищаем страну, платим налоги. Они паразитируют. Наше — это старт-апы и консерватории, их — иешивы и синагоги. Черное и белое. Среднего не дано. Живя в Иерусалиме, я сотни раз проходил мимо центральной иерусалимской синагоги. Потом четыре года проработал в соседнем здании. Сколько раз я заходил туда? Один. Да и то по рабочей необходимости. Почему? Потому что синагога и все, что с этим связано — это их. Что-то потерялось. То самое, из детства, шедшее от мацы и песен на идиш. Наверное, та самая гордость. Ей на смену пришла другая — гордость за страну, за тех, кто в ней живет. Но ощущение некой потери осталось.
 
Уже прожив целый год в Лондоне, я все собирался как нибудь заскочить в синагогу. Вроде бы надо, но точно не ясно — зачем? Наверное, на Каббалат Шаббат. А что делают на Каббалат Шаббат? Неудобно, ведь я точно не знаю, хоть и прожил в Израиле 15 лет. Да и какой Шаббат в Израиле? Успеть купить продукты, пока еще магазины работают. Вечером посидеть с друзьями в пабе, хорошенько отоспаться утром в субботу.
 
Так бы еще лет пять не зашел в синагогу, если бы не личные обстоятельства. Стал ходить, втянулся. И вот прошел еще год. Раньше, выходя из синагоги, я тут же прятал кипу в карман. А теперь сознательно выхаживаю все дорогу домой, выставляю прохожим напоказ свой субботний головной убор. Прохожие оглядываются, замечают. Ловлю на себе их взгляды. Еврей идет. На севере Лондона евреем, правда, мало кого удивишь, но мне все равно приятно. Иду и пытаюсь представить себя шагающим в кипе по Иерусалиму. Нет, ну это уж слишком.

Как-то моя подруга спросила меня:

— В чем выражается то, что ты еврей?

Я возмутился:

— Я рожден от еврейских родителей, — говорил я с пеной у рта. — Посмотри на меня — мою национальность без труда определишь ночью в темном переулке.

— Ну да, спасибо за это твоим родителям. А в чем выражается твое еврейство?

— Да ты что, — чуть не кричал я. — Я израильский гражданин, вот мой синий паспорт. Открывается задом наперед.

— Допустим, завтра ты потеряешь паспорт. Что — перестанешь быть евреем?

Есть люди, живущие по предписаниям Галахи. Раньше они вызывали у меня раздражение. Теперь я отношусь к ним с большим пониманием, хотя и не разделяю их взглядов. Ни у них, ни у меня, ни у кого другого нет монополии на иудаизм.

Я никогда не задумывался об этом. Да и как можно было задумываться об этом в Израиле? Страна говорит на иврите, живет по еврейскому календарю. Это настолько естественно, что кажется само собой разумеющимся. Я израильтянин, значит я еврей. Так ли это? Однажды в качестве лектора на один из сохнутовских семинаров приехал мой хороший товарищ из Израиля. В пятницу вечером молодые ребята, выросшие в России, привычно уселись вокруг празднично накрытого стола. Перед кидушем всем раздали кипы. Мой друг-израильтянин при виде кипы в ужасе выскочил в коридор. Ведь для него надеть кипу — это все равно что переселиться в ультраортодоксальный иерусалимский квартал Меа Шеарим. Я буду до конца откровенным: осенью 2006 года меня, едва заступившего в должность посланника «Сохнута» в Москве, как-то в пятницу вечером попросили прочесть благословение на халу. К стыду своему я не имел ни малейшего понятия, как это делается — рожденный от еврейских родителей обладатель синего израильского паспорта с пятнадцатилетним стажем.
 
Спроси любого еврейского деятеля, что сегодня является основной угрозой для существования еврейского народа, и он без запинки ответит: ассимиляция. Спроси любого представителя Израиля: есть ли стопроцентный способ противостоять ассимиляции евреев? Он ответит: репатриация в Израиль. Так ли это? Не подменяет ли израильское самосознание еврейское, не выливаем ли мы воду вместе с ребенком? Израильтянин, в котором все еврейское пробуждает антагонизм. Это должно казаться абсурдом. Но это не абсурд, а расхожий стереотип.
 
Я не могу представить шаббатнего ужина без бликов горящих свечей и запаха свежей халы. Отужинав, могу поехать гулять и веселится. Это мой Шаббат, и я выбираю его таким. Утром в субботу прихожу в синагогу. Могу читать молитву, а могу и судачить со своими знакомыми. Это мой Шаббат, и только я определяю, каким ему быть. Я верующий, но нерелигиозный. Я прихожу в синагогу, потому что это моя община — приходя туда, я приобщаюсь к тысячелетней еврейской истории. Кто-то после субботней молитвы идет домой пешком, кто-то садится за руль и везет своих детей в луна-парк. Это личный выбор каждого. Но этот личный выбор возможен, лишь когда есть некая база, общий еврейский знаменатель.

Кто такой еврей? Одни говорят: тот, у кого мать еврейка. Другие утверждают, что и отец сойдет. Третьи высчитывают бабушек и дедушек. Мне думается, что еврей — это тот, у кого дети — евреи.

От того, что я стал ходить в синагогу, я не стал лучше или хуже других. Я открыл для себя иную систему координат. Систему, в которой есть не только черный и белые цвета, но и множество самых разных оттенков, и каждый выбирает свою палитру. Есть люди, живущие по предписаниям Галахи. Раньше они вызывали у меня раздражение. Теперь я отношусь к ним с большим пониманием, хотя и не разделяю их взглядов. Ни у них, ни у меня, ни у кого другого нет монополии на иудаизм.
 
В прошлом году я впервые провел Рош а-Шана в синагоге. Не на пляже и даже не за праздничным семейным столом, а именно в синагоге. Почти сорокалетний мужчина, я впервые услышал трубный зов шофара, тот самый звук, что слышали мои предки, поднимающиеся в Иерусалим, звук, который мой народ слышит уже несколько тысячелетий. Это богатейшее культурное наследие, оно не принадлежит ни ультраортодоксам, ни реформистам, ни традиционалистам, ни апикойресам.
 
Кто такой еврей? Одни говорят: тот, у кого мать еврейка. Другие утверждают, что и отец сойдет. Третьи высчитывают бабушек и дедушек. Мне думается, что еврей — это тот, у кого дети — евреи. Мне очень бы не хотелось, чтобы мои будущие дети впервые услышали шофар в сорокалетнем возрасте.
 
Автор о себе:

Родился в 1972 году в Ленинграде. С 15 лет  публиковался в питерских изданиях, в том числе в еврейской газете «АМИ».
В 1991 году репатриировался в Израиль. Учился на  факультетах политологии и советологии Еврейского университета в Иерусалиме. После окончания учебы работал в пресс-службе Сионистского форума, в Кнессете, в частных PR-агентствах. 
В 2002-2008 работал в Сохнуте — вначале пресс-секретарем по связям с русскоязычными СМИ, а затем руководил отделом репатриации в Москве.
С конца  2008 года живу в Лондоне. В течение двух лет возглавлял отдел по связям с общественностью Всемирного ОРТа.
Опубликовал несколько статей в в журнале «Советник», посвященных формированию имиджа Израиля. С 2003 году веду блог в Живом Журнале.

Мнение редакции и автора могут не совпадать
{* *}