Top.Mail.Ru

Колумнистика

Юлия Меламед

Не место для дискуссий

09.05.2014

Не место для дискуссий

09.05.2014

Президент РФ подписал закон, который вводит уголовную ответственность за «посягательства на историческую память в отношении событий Второй мировой войны» и «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны». Наказание штраф до 500 тысяч рублей или лишение свободы на срок до пяти лет.


Леонид Гозман, который уже частично пострадал за сравнение СМЕРШевцев с нацистами и вызвал к жизни известный мем про абажуры из евреев (пера журналистки Скойбеды), заявил, что теперь, когда закон вступает в силу, он обязан повторить свои слова, чтобы — да — пойти за них в суд. Именно открытого разбирательства он жаждет за свои убеждения-посягательства. «Отныне заявления о преступлениях НКВД, о роли Сталина в развязывании Второй мировой войны становятся не обсуждением прошлого, а борьбой за свободу слова в настоящем», — написал Гозман.

Закон этот пылился в Думе с 2010 года, когда его уже пыталась довести до ума известная депутат Яровая и ее коллеги из «Единой России». Зная, из чьих рук мы принимаем этот закон, можно не задумываться о том, кого и от кого он призван защищать.

Теперь под статью о «посягательстве на память» попадут сюжеты и про заградотряды, и про то, как Гитлер со Сталиным развязали Вторую мировую, и прочие шероховатости на отполированных до блеска скрижалях советской военной истории.
«Посягательства на память», а также «ложные сведения о деятельности СССР» — формулировки крайне туманные. А в Декларации прав человека и гражданина, также как и в Конституции РФ ясно написано, что законы, вводящие ограничения на свободу слова, «должны быть недвусмысленными и не давать возможность для разных толкований».

Как ни крути, а спина всегда сзади. Откуда на новый закон ни посмотри, получается, что действовать он будет как репрессивный. Теперь под статью о «посягательстве на память» попадут сюжеты и про заградотряды, и про то, как Гитлер со Сталиным развязали Вторую мировую, и прочие шероховатости на отполированных до блеска скрижалях советской военной истории. А уж за вопрос, не лучше ли было сдать немцам Ленинград, чтобы спасти жизни людей, — сразу тюрьма. «Не-место-для-дискуссий» расползлось за пределы парламента России и залило собой всю территорию страны.

Наш закон, однако, возник не из ниоткуда, не просто из головы Яровой. «Взбесившийся принтер» на этот раз отксерил похожий европейский закон — о запрете на реабилитацию нацизма и отрицание Холокоста. Этот закон, существующий и в Европе, и в Израиле, гораздо более конкретный. Но надо отдать ему должное, вокруг него тоже ведутся жаркие споры, причем на ту же самую тему: не нарушает ли он свободы слова. По этой причине в США, Англии, Дании этого закона нет. Англо-саксонская система права более озабочена свободой слова, чем европейская континентальная. США эту свободу родили, они ее выстрадали, Джефферсон, чертыхаясь, ее на себе нес, читая о себе клевету каждый день. Таким же мучеником свободы слова был у нас Борис Николаевич. «Если б мне довелось, — говорил Джефферсон, — выбирать между правительством без газет и газетами без правительства‚ я без колебаний выбрал бы последнее».

В США отрицание Холокоста защищено Первой поправкой к конституции (законом о свободе слова). Испания качнулась сначала в ту сторону, потом в другую и в конце концов уже принятый закон отменила и всех отрицателей Холокоста из тюрем выпустила. И настолько смело встала на защиту свободы слова, что привела два примера фраз, за которые не последует никакого преследования: «немцы имели все основания сжигать евреев» и «немцы никогда не сжигали евреев».

«Взбесившийся принтер» на этот раз отксерил похожий европейский закон — о запрете на реабилитацию нацизма и отрицание Холокоста. Этот закон, существующий и в Европе, и в Израиле, гораздо более конкретный. Но надо отдать ему должное, вокруг него тоже ведутся жаркие споры, причем на ту же самую тему: не нарушает ли он свободы слова.
Изначально свобода слова вводилась только для того, чтобы граждане страны могли контролировать деятельность правительства и правительство могло работать эффективно. Даже авторитарные режимы до сих пор высоко ценят это свойство свободы слова и оставляют маленькие и безопасные для них оппозиционные островки, чтобы иметь объективное представление о том, что же происходит на самом деле. Какова судьба руководителя высокого уровня? Где ему о реальности узнать? Как писал поэт, «кресло в рабстве у собственных ножек» и «бороться поздно: в их лести кулаки увязают, как в тесте». Далеко не только для выхлопа пара, как часто думают, оставляют в стране крохотные оппозицийки со свободой слова — они очень полезны для разных целей жизнедеятельности организма страны.

Уже с 2011 года ходит по московским кинотеатрам и клубам документальный фильм «Свободный разум». Вот он и ставит вопрос ребром: свобода слова против запрета на реабилитацию нацизма. Фильм состоит из серии новелл, каждая из которых говорит о фактах возмутительного нарушения свободы. Театральная группа из Бали, высмеивающая власть: посадили в тюрьму, пытали. Карикатурист из Алжира нарисовал президента голым: арестовали. Чтобы не получить 20 лет тюрьмы, бежал во Францию. Там карикатуристам можно даже изображать президента насилующим французскую республику — и ничего: президент насилует, но терпит. Адвокат из Гватемалы хотел ограничить власть военных в стране: убили. Его дочь-журналистка продолжила борьбу: ей и ее детям угрожают расправой. Сириец — поэт, диссидент, живет в Швеции: на родине прошел через тюрьму, пытки. И вот когда зритель уже находится под градусом ненависти ко всякой мировой несправедливости, ему предъявляют последнего героя, который тоже пострадал, как и все, — отсидел в тюрьме за собственные убеждения. Образованный человек. Говорит логично. Писатель из Англии. Оказывается, и в Европе тоже нарушают свободу слова, а не только в Сирии. Этот последний — известный отрицатель Холокоста Дэвид Ирвинг, который посвятил жизнь тому, чтобы доказать, что Холокоста не было.

Отдельное спасибо режиссеру фильма за этот ряд, в котором те, кого пытают и убивают за критику власти, находятся в одном ряду с известным постановщиком всего с ног на голову Ирвингом. Предполагается, что именно так зрителя проверяют на подлинную приверженность принципам свободы слова. Такое же огромное спасибо нашим журналистам, которые устраивают показы этого фильма и организуют обсуждение после, как, например, сделала Ольга Романова в Центральном доме журналиста. И люди дискутируют. Ограничивает ли запрет на отрицание Холокоста свободу слова или нет. Выходит, что да, возмутительно ограничивает. Мне интересно, какого черта люди в зале, какого черта Ольга Романова, какого черта режиссер фильма рассуждают на эту тему — ведь они не имеют на это ни малейшего права, пока не прочтут дневники Адольфа Эйхмана, дневники Геббельса и прочие документы, уже вполне доступные. А они их явно не читали. Люди, которым недосуг было заниматься изучением Холокоста, быстро объясняли, почему нельзя затыкать рот Ирвингу, пусть он и открыто восхищается Гитлером. Выходило так, что он имеет такое же право разевать свой рот, как и любой другой гражданин на планете и по любому другому поводу.

В принципе, защитник свободы слова может сказать, что мнение может быть и неистинным, но все равно его можно и нужно высказывать. И будет прав. И против тролля закона еще не выдумали.

Есть, например, Общество плоской Земли. Ее представители уверяют, что фото и видео из космоса и прочие данные — выдумки, обман и провокация. Но не станешь же в судебном порядке преследовать отрицателей круглой Земли.

Зато отрицатели Холокоста не так безвредны. Отрицатели делают ту же работу, что и нацисты: просто-напросто уничтожают исторические свидетельства, заметают следы, размывают правду. Так же, как это делали нацисты в 1945-м.

Отрицатели Холокоста делают ту же работу, что и нацисты: просто-напросто уничтожают исторические свидетельства, заметают следы, размывают правду. Так же, как это делали нацисты в 1945-м.
Формально оба закона о запрете реабилитации нацизма, российский и европейский, чем-то напоминают друг друга и даже входят в рамки единого и в целом любопытного спора — о границах свободы слова. Тем не менее на этом формальном пункте их сходства и заканчиваются, потому что по сути своей они антиподы. Тут срабатывает один простой фактик: в какой стране применяется этот закон — в той, где существует свобода прессы, или в той, где ее нет.

Есть организации, которые работают в области сравнительной политологии и измеряют уровень свободы слова в мире. Согласно данным, например, организации Freedom of Press, Франция, Австрия, Бельгия, Канада, Германия, Чехия (страны, где действует такой закон) находятся в «зеленом поясе», то есть являются странами со свободной прессой и свободой слова. Но только 14 процентов населения мира живут в «зеленом поясе» и наслаждаются свободой прессы. Страны вроде Аргентины находятся в поясе с желтым уровнем свободы, то есть они «частично свободные». Вся восточная часть глобуса замазана тотальным, нет, не красным — глубоким фиолетовым цветом: это несвободные страны, в которые входит и Россия. Если внимательно приглядеться (масштаб карты неудобный), то в центре карты, в глубине несвободного фиолетового цвета, есть крошечное зеленое пятнышко. И если умудриться зацепить мышкой этот зеленый хвостик, то окажется, что это Израиль, также признанный страной, где существует свобода прессы и свобода слова.

Джефферсон сказал когда-то, легко и прекрасно определив, в чем разница: «Когда народ боится правительства, это тирания. Когда правительство боится народа, это свобода». Так просто.

Автор о себе:
 
Режиссер, сценарист, журналист. Сняла около 30 документалок. Не без международных призов. Нью-Йорк, в частности, признал мою работу «лучшим историческим фильмом». Короткометражка «Один» выиграла в 2011 году на Шанхайском международном кинофестивале. Работала на всех федеральных каналах отечественного телевидения в наши лучшие с ним годы. По базовому образованию логопед. Написаны роман и повесть. Роман «В ночь с понедельника на пятницу» можно выловить в Интернете. Училась в Еврейском университете в Москве. В Израиль езжу каждый год. Как год проходит — подступает тоска, и билет как-то сам покупается: значит, пора.
 
 
 
Мнение редакции и автора могут не совпадать
{* *}