«Там живут родные и близкие люди»

Десятки тысяч русскоязычных израильтян рассеяны сегодня по всему миру. Но даже если не заходить в интернет и не читать газет, новости с исторической достанут везде. Корреспондент Jewish.ru выяснил, как чувствуют себя живущие за границей обладатели израильского паспорта в дни, когда в сторону Израиля летят ракеты, а по миру прокатилась волна протестов против военной операции в Газе.

Как вы ощущаете себя, находясь в это непростое время не в Израиле?

Александр Коренфельд, приехал в Израиль в 1990 году, последние 7 лет живет в Москве:
— Начало операции застало меня в Израиле, первые две недели я провел именно там. Сейчас вернулся в Москву и постоянно слежу за ситуацией в режиме онлайн. Переживаю за свою семью, которая живет там.

Таня Крейнина, приехала в Израиль в 1990 году, последние 15 лет живет в Торонто:
— Я очень люблю Израиль и все, что там происходит, принимаю близко к сердцу. Там живут родные и близкие мне люди.

Михаил Шейтельман, приехал в Израиль в 1991 году, последние 12 лет живет в Риге:
— Для меня Израиль — это люди, которых я люблю. Вот за них и переживаю. В Израиль недавно переехал мой маленький сын, там мои родители, сестра. Еще одно переживание возникает, когда вижу, что творится в социальных сетях. Когда люди в Израиле, которых я хорошо знаю, к которым хорошо отношусь, обрушиваются со злобой и проклятиями то на руководство страны, то на своих же соотечественников, которые смеют выражать иное мнение. Выступают с призывами кого-то осудить, лишить гражданства, запретить, посадить в тюрьму за мнение, считать предателями родины. От таких высказываний мне страшно. У меня создается ощущение, что эти люди насмотрелись российского телевидения. Риторика, методы дискуссий, предлагаемые меры против идейных оппонентов — все оттуда. По-моему, все просто забывают, что Израиль до сих пор жив благодаря тому, что в нем живут свободные люди. И даже сила нашей армии — только следствие этой свободы. А война не повод ограничивать свободу ни на один миллиметр.

Глеб Штырмер, приехал в Израиль в 1996 году, более пяти лет живет во Флоренции:
— Волнуюсь за друзей и близких, постоянно слежу за новостями. Я очень горжусь нашей армией, ее профессионализмом и эффективностью и благодарен тем ребятам, которые сейчас рискуют жизнью за нашу страну.

Олег Аклас, приехал в Израиль в 1991 году, последние 13 лет живет в Амстердаме:
— Очень переживаю: там вся моя семья и почти все друзья. Вместо того, чтобы жить нормальной жизнью, им приходится привыкать к войне. Бойфренд моей дочки сейчас служит в израильской армии. Сама дочка отправляется на службу через год. Я волнуюсь, но отговаривать ее не буду!

Сергей Мигдаль, приехал в Израиль в 1987 году, последние 6 лет живет в Лондоне:
— Переживаю за Израиль, но это не впервой. Хорошо помню, как в октябре 1973-го ловил в Ленинградской области «Коль Исраэль», чтобы услышать новости с фронтов Войны Судного дня.

Аркадий Сохолуцкий, приехал в Израиль в 1991 году, последние 9 лет живет в Брюсселе:
— Переживаю. У меня в Израиле родители и друзья.

Ярон Фаризон, приехал в Израиль в 1990 году, последние 4 года живет за границей, сейчас в Лондоне:
— Злюсь на то, что война началась. Волнуюсь за близких и друзей. Понимаю, что и на этот раз жертвы с обеих сторон, скорее всего, не принесут результата. Чтобы что-то сдвинулось с места, нужен иной, более долгосрочный путь и принятие тяжелых решений, а не блиц.

Андрей Маркович, приехал в Израиль в 1999 году, последние 8 лет живет в Кливленде (США):
— Беспокойно, очень волнуюсь за родственников и друзей. Не сомневаюсь, что армия сможет это прекратить, только жалко каждого погибшего солдата. Страшно открывать новости.

Дмитрий Шимельфарб, приехал в Израиль в 1992 году, последние 6 лет живет в Нью-Йорке:
— Очень волнуюсь, хотелось бы сейчас быть в Израиле, среди семьи и друзей. Меня еще не призвали. Пока стараюсь помочь отсюда, мобилизуя финансовую поддержку со стороны спонсоров Еврейского агентства для пострадавших от ракетных обстрелов.


Что говорят о происходящих событиях в вашем окружении?

Александр Коренфельд, Москва:
— Их не особо интересует ситуация в Израиле. Больше интересуют события на Украине.

Таня Крейнина, Торонто:
— Многие очень сочувствуют Израилю, поддерживают действия израильской армии и правительства, гордятся тем, что наш премьер Харпер занял столь четкую позицию в отношении Израиля. Остальные видят в Израиле оккупанта, агрессора, убийцу детей и женщин. Некоторые особо «демократичные», хоть и не оправдывают ХАМАС, но считают, что ЦАХАЛ ничем не лучше. Все это очень грустно.

Михаил Шейтельман, Рига:
— В этот раз события в Израиле для жителей Латвии остались практически незамеченными. Здесь сейчас одна повестка дня — события на Украине. А обычно поддерживают — если не Израиль, то меня лично: понимают, что там мои родные и друзья, и просто по-человечески выражают поддержку.

Глеб Штырмер, Флоренция:
— Мнения разные. Есть те, кто понимает позицию Израиля, есть те, кто сочувствует жителям Газы. Как оказалось, есть люди, просто ненавидящие Израиль и евреев. Для меня это стало открытием: раньше я встречался с предубеждениями вроде «все евреи богатые», но никогда не сталкивался с антисемитизмом в Италии.

Аркадий Сохолуцкий, Брюссель:
— На работе ситуация очень простая: эту тему можно обсуждать, если тебе самому интересно и хочется услышать мнение других людей. Но я более-менее представляю, кто что скажет, поэтому не завожу подобные разговоры. У людей есть понимание того, что Израиль оказался в непростой ситуации. По крайней мере, всякий раз, когда приходится объяснять, возникает ощущение, что позиция Израиля многим здесь очень понятна.

Олег Аклас, Амстердам:
— Говорят, разумеется, самое разное. Но основная мысль сводится к тому, что внешние проблемы возникают только при невнимании к внутренним.

Ярон Фаризон, Лондон:
— На работе никто на эту тему не говорит, а я не инициирую.

Андрей Маркович, Кливленд:
— Многие имеют очень абстрактное представление о том, что происходит в Израиле, и сами эту тему в разговорах не поднимают. С другой стороны, отношение варьируется от нейтрального до положительного. У многих палестинцы находятся где-то рядом с «Аль-Каидой», и симпатии к ним я не встречал, так как все помнят 11 сентября.

Дмитрий Шимельфарб, Нью-Йорк:
— В основном все поддерживают Израиль. Но осадок есть: много погибших среди простых жителей Газы, которых ХАМАС держит в заложниках, создают ощущение безысходности. Все понимают, что ракетные обстрелы необходимо прекратить и что, кроме военных действий, других решений нет. Но трагедия также в том, что это означает большие жертвы.


Приходится ли вам проводить разъяснительную кампанию среди коллег или знакомых по поводу истинного положения дел в регионе и действий израильской армии?

Александр Корнфельд, Москва:
— Не особо. В моем окружении все понимают, что именно ХАМАС несет ответственность за происходящее.

Таня Крейнина, Торонто:
— Очень редко, большинство моих коллег, друзей и знакомых полностью поддерживает Израиль. Хотя, конечно, попадаются и ярые противники Израиля, глубоко убежденные в своей правоте. Разъяснять что-либо этим людям равносильно борьбе с ветряными мельницами. Есть арабы-мусульмане, которые с детства воспитаны в духе полного неприятия, а то и ненависти к Израилю. Для них Израиль — враг и все, кто его поддерживает, тоже враги. Они обычно очень агрессивно настроены, и лично я предпочитаю держаться от них подальше. Защитники всех «униженных и оскорбленных» глубоко убеждены, что Израиль сильный, а палестинцы — слабые и их надо поддерживать и защищать хотя бы потому, что у них нет «Железного купола». Есть также банальные антисемиты. В Северной Америке этот банальный антисемитизм весьма завуалирован, но при этом очень четко проявляется в ситуациях, подобной нынешней. Для этой категории людей Израиль виноват уже в том, что существует. Напрямую они это, конечно, не скажут, но будут всегда поддерживать антиизраильскую пропаганду, даже вопреки неопровержимым фактам.

Сергей Мигдаль, Лондон:
— Приходится иногда отвечать на вопросы о ситуации в Израиле. Но большинство людей вокруг меня настроено доброжелательно.

Михаил Шейтельман, Рига:
— Я за 12 лет жизни здесь всем уже все разъяснил и нашел полное понимание. Латыши, скорее, на стороне Израиля. Латвия тоже ощущает себя «маленькой страной», окруженной большими и агрессивными соседями, страной, которая воспринимает свою независимость как некое чудо. Главный музей здесь — Музей оккупации. Много лет Латвия находилась под оккупацией соседних стран: Советского Союза, Германии, затем снова СССР. И сейчас из России постоянно звучат агрессивные высказывания в адрес Латвии, так что надежно защищенным от внешней агрессии себя здесь никто не чувствует. Поэтому латыши в этом конфликте ставят себя на место маленького Израиля, а не многочисленных арабов.

Глеб Штырмер, Флоренция:
— В моей ленте Facebook в первые же дни операции появилось множество призывов к прекращению бомбежек Газы. Я изначально не имел намерения вести разъяснительную кампанию, однако на четвертый день, когда появилась очередная фотография убитых в Сирии детей с надписью «Евреи — наци», я не выдержал. Начал вести споры и публиковать материалы, демонстрирующие сугубо израильскую точку зрения на этот конфликт. В целом все это было безуспешно, потому что переубедить человека, настроенного на критику Израиля, объясняя ему, что «мы детей убивать не хотим, но нам приходится, и мы в этом не виноваты», крайне сложно. Тут любые доводы бессильны. Нужно самому пожить под бомбежками, опасаясь, что в любой момент может произойти теракт, чтобы понять необходимость, которая движет израильтянами.

Аркадий Сохолуцкий, Брюссель:
— Нет, не приходится. Хотя все — и коллеги по работе, и соседи по дому, и знакомые — знают, откуда я приехал. В интернациональной компании, где я работаю, разговоры о политике совершенно не приняты. И мне кажется, что в данной ситуации это очень правильно.

Андрей Маркович, Кливленд:
— Большей частью людей это мало интересует. Если заходит разговор на эту тему, я стараюсь объяснить свою позицию и беспокойство. Некоторые пытаются закрыться, спрашивают: «Ну твои родные далеко от неспокойного региона?» — и ждут утвердительного ответа. Очень удивляются, когда узнают о размерах Израиля, о том, какая часть населения находится в зоне обстрела и сколько времени у людей есть на то, чтобы спрятаться в убежище.

Дмитрий Шимельфарб, Нью-Йорк:
— Постоянно, аж мозги кипят. При личном общении это получается более эффективно, чем в социальных сетях. Был случай, когда рубился с приятелем, который только окончил Гарвардскую школу госуправления. Я вроде с ним много пива в прошлом выпил (он ирландец), но после Гарварда его как подменили. Публикует пропалестинскую пропаганду, а когда я попытался его «просветить», то его друзья на меня накинулись. Но мы с этим приятелем договорились полюбовно, что сходим в бар и все проясним.


Принимали ли вы лично участие в каких-либо митингах или демонстрациях в поддержку Израиля?

Александр Корнфельд, Москва:
— Не слышал и не получал приглашений ни на какие митинги, кроме вечера памяти парней, которые были похищены и убиты боевиками ХАМАСа.

Сергей Мигдаль, Лондон:
— Ходил на митинг у израильского посольства в воскресенье, чувствовал себя как дома.

Михаил Шейтельман, Рига:
— Я свой скромный вклад в поддержку Израиля вносил и вношу на рабочем месте. Все эти годы занимаюсь медиа, руководил в Латвии телеканалами. В критические моменты, когда ситуация обострялась, приглашал выступать израильского консула, брали разъяснительные материалы пресс-службы ЦАХАЛа. От меня больше толка, когда я влияю через новостное поле.

Олег Аклас, Амстердам:
— Нет, не принимаю! Любые произраильские методы, связанные со СМИ, бессмысленны, а зачастую даже работают против.

Дмитрий Шимельфарб, Нью-Йорк:
— Был на демонстрации на площади напротив ООН.


Многие говорят о том, что с напряжением и тревогой проще справиться, находясь в самом Израиле, чем за границей. Так ли это?

Александр Коренфельд, Москва:
— Не думаю, что это так. Многие мои знакомые на время операции приехали с семьями в Москву. В любом случае находиться в городе, в котором падают ракеты, нелегко.

Таня Крейнина, Торонто:
— Я с этим не согласна. Я могу сопереживать, нервничать, расстраиваться. Но мы здесь не находимся в состоянии войны, на нас не падают ракеты.

Сергей Мигдаль, Лондон:
— Я уже все это переживал не раз. За границей бывает тяжело, но благодаря интернету чувствуешь себя ближе к событиям, да и мои дети и папа с мамой всегда на связи.

Михаил Шейтельман, Рига:
— Да, легче. Хорошо помню, как в 1996-м в Израиле подряд взрывались автобусы: один — прямо возле нашего дома, другой — возле работы, с разницей буквально в пару дней. И это было просто частью нашей жизни. Сейчас гораздо сильнее переживаю за сына, который находится в Израиле. Но он, к счастью, не разделяет моих тревог. Сын говорит: в бомбоубежище один раз сходили, а так смотрим в окно, как «Железный купол» сбивает ракеты. Я думал, он испугается. Но в результате это он меня успокаивает, а не я его.

Глеб Штырмер, Флоренция:
— Нет, неправда. Я полагаю, что переживать войну под бомбежкой или на фронте не может быть приятнее, чем следить за ней по новостям из-за границы.

Аркадий Сохолуцкий, Брюссель:
— Не уверен, что это так, учитывая, что по нескольку раз в день звучит сирена, резервистов призывают в армию, есть раненые и убитые.

Андрей Маркович, Кливленд:
— Не знаю. Конечно, привыкнуть можно ко многому. Во время второй интифады казалось, что люди за границей боятся за тебя больше, чем ты сам. Думаю, что ощущения сравнимы по силе.

Олег Аклас, Амстердам:
— Участвовать в бою проще, чем ждать похоронки, согласен.