Игорь Белый: "Я не пишу гражданских патриотических песен"

Игорь Белый очень разнообразный. Он искренний и открытый, энергичный и динамичный, тусовочный и домашний — он бард.

Игорь — один из "отцов" — основателей Творческой Ассоциации "32 Августа" . Пишет песни. Иногда смешные, иногда ироничные, иногда лукавые, иногда философские и тяжелые, иногда еврейские, иногда нееврейские. Было дело — защитил диплом под названием "Еврейское национальное самосознание в рамках КСП и авторской песни", который можно найти в недрах интернета. Это фактически чуть ли не единственное изыскание в истории АП по вопросу взаимодействия евреев и бардов. Игорь уезжал в Израиль и вернулся обратно. От Земли Обетованной осталась песня "Магический круг" и одна из прожитых жизней.



- У тебя жизнь и творчество на стыке еврейского и нееврейского, диплом соответствующий, да и, если брать шире, евреев в авторской песне — "полчища несметные". В этом русле и будем вести разговор. Ты ощущаешь в себе еврейство?

Чтобы почувствовать свое еврейство, у каждого человека должна быть какая-то своя ситуация. Для кого-то достаточно выкрика на улице "жидовская морда", а для кого-то надо целую жизнь прожить. Видимо, я — второй случай. Если я когда-то почувствую себя еврейским мальчиком, то у меня все круто изменится, я стану религиозным, наверное, и вся моя жизненная философия перевернется.



- Однако у тебя есть песенки и шутливые "Кот Янкель" "Бабушка Этл" и серьезные "Прадед" — еврейские. Просто так, наверное, такие песни не пишутся.

Представьте себе жизнь как круг с разными секторами. Еврейство во мне присутствует небольшим сектором. Я — как некая точка, которая движется по причудливой траектории по этому кругу и попадает на разные сектора. Иногда эта точка проползает по еврейскому сектору, а потом путешествует дальше. Примерно так. Например, однажды я случайно выступал на конкурсе еврейских песен "Аллилуйя", занял там какое-то место. Композитор Шаинский, который был членом жюри, вручил мне в качестве приза четырехтомник по еврейскому искусству. Один из томов был о еврейских надгробиях. Я очень заинтересовался, изучил книгу, проникся и сочинил песню "Камнерез". Несколько лет назад я работал в Методическом центре поддержки и развития еврейской культуры. Был куратором огромной фонотеки еврейских песен на идише, иврите, на русском. Я возился с этими записями, прослушивал, переводил, составлял каталоги... Какая-то критическая масса накопилась, и это тоже вылилось в создание многих песен на еврейскую тематику. Кот Янкель, кстати, вполне реально существующий кот, многие думают, что он авторский вымысел, а этот вымысел как раз сейчас уплетает свой китикэт на кухне...



- Как родилась бардовская ассоциация "32 Августа"?

-У нее 4 основателя: Дима Авилов, Татьяна Пучко, Ирина Анциферова и я. Это произошло совершенно случайно в декабре 1994 года. С Татьяной мы вместе учились в МГПИ, с остальными нас добрые люди свели. Сказали: раз вы такие барды, вам будет интересно других бардов послушать. И вот на каком-то вечере мы выступили, понравились друг другу и решили, что если мы по отдельности интересные, то вместе будем еще круче.



- Насколько я знаю, с 31 августа на 1 сентября вы собираетесь, отмечаете условное "32" число.

- Да, у нас на самом деле есть несколько праздников в году, когда мы собираемся. Это канун 1 сентября — понятно, почему; 24 декабря — день рождения нашей Ассоциации, именно в этот день мы все четверо впервые встретились. Бывают торжества еще летом, когда мы едем на Грушинский фестиваль под Самару. У нас там свой лагерь, нас многие знают. Внутри "32 Августа" складываются и расходятся всякие дуэты, трио, квартеты, некоторые достаточно удачные. Я, например, часто выступаю со своим другом и соавтором Александром Карповым. А вот мой сольный концерт бывает один раз в год, 15 апреля, потому что 13 у меня день рождения, 14 — это специальный день оттяга и отлеживания, а 15 можно и с концертом выступить, показать друзьям, что за год написалось. Вообще-то, этот день — 32 августа — был придуман как специальный день, которого всегда не хватает в году, день для радостных встреч с теми, кого долго не видел и скучаешь...



- Почему вы так назвались?

- Первым делом, когда мы решили стать командой, мы хотели устроить небольшой фестиваль, каждый обзванивал своих знакомых и пригласил на это мероприятие. И вот когда уже настала пора выходить на сцену, в зале сидела толпа, взбудораженно шумела, и мы сообразили, что у нас нет никакого названия. Решили, что это нехорошо, и, поскольку ни у кого хороших идей не нашлось, выбрали себе название по первой песне, с которой начиналось выступление. Эта была песня "32 августа". Я ее написал давным-давно, в 1988 году.



- Интересно твое отношение к Шаову. Вы с ним одно поколение. Я слышала совершенно полярные мнения от "о, какой новый бард, какое новое слово, какое движение в бардовской песне" до "нет, это не бард, это позорище и порча жанра, дискредитация бардовской песни".

- Шаов, безусловно, бард, работающий, правда, в очень узком коридоре такой глумливо-философской сатиры. Из известных мне бардов, которые были до него в этой области, очень хорошо там чувствовал себя Юлий Ким. В этом отношении Тимур Шаов прямой продолжатель этой линии. Но Ким шире, богаче и разнообразнее. Он мог работать и в театре, и в кино, и в этой узкой полоске сатиры, тем более узкой, потому что любая сатира сиюминутна, актуальна на какой-то небольшой, сегодняшний, промежуток времени. Потом времена меняются, и сатира становится непонятна. Вот такое неблагодарное пространство у Шаова. Некоторые его вещи мне очень приятны, слушать его хорошо, но нечасто.



- Ты видишь четкие критерии и разграничения: где авторская песня (бардовская), где актерская, а где самодеятельная любительская, из области графоманства?

- Разграничения, конечно, есть, но если о них говорить, это ничего не будет означать, потому что, как показывает практика, на всех конкурсах, на всех фестивалях, где очень любят проводить отдельно конкурс актерской песни, отдельно авторской, еще какой-то, все это настолько субъективно, что делить их не имеет смысла. Я могу услышать какую-то песню и сказать, что она прямо как из кинофильма взята, а для кого-то она звучит как бардовская. Более субъективных делений трудно себе представить.



- Есть какие-то базисные точки отсчета, которые заложены в первой бардовской песне "Бригантина". В ней есть те приметы, по которым можно диагностировать: бардовская песня или не бардовская.

- Есть там некоторые опорные точки, которые считаются основными, главными, но сейчас они уже не очень актуальны. Одна из таких базисных точек — это главенство текста над музыкой. Еще, может быть, определение Окуджавы: "Думающая песня для думающих людей". Все это тогда было живо, сейчас времена сильно изменились. Я как раз в своем дипломе попытался разобраться, что такое бардовская песня в данный момент.



- Нет ли сейчас в бардовской песне того, что техника исполнения подтягивается до содержания и даже перерастает смысловую нагрузку. Происходит ли разжижение смысла за счет сгущения качества исполнения?

- Да, и это тоже бардовская песня, и это совершенно естественный процесс.





- Появляются элементы театра... Барды и театр — разные вещи?

- Бардовская песня не может быть закрытой, я не исключаю тех же самых театральных эффектов. Жанр авторской песни уникален на мой взгляд как раз тем, что он самый открытый и впитывающий из всех возможных жанров, он вбирает в себя все , что только возможно: театр, кино, шоу. Все влияния безболезненно перерабатываются и все равно это бардовская песня.



- Когда начал что-то сочинять, петь?

- Я был в классе девятом. Очень не любил стихи, не хотел их учить наизусть, мне за это двойки ставили. Потом я вдруг неожиданно начал читать Кедрина, Евтушенко. В 1988 году брат вытащил меня на турслет на Разгуляй. Я был поражен до глубины души — там такие веселые, красивые, бородатые люди стояли на сцене, все в лучах прожекторов, абсолютно богемные, и они так легко между собой общались на каком-то совершенно волшебном языке песен. Происходила самая настоящая беседа песнями — для меня тогда совершенно невозможным образом. Мне было лет 15, и я тоже хотел стать таким же веселым, бородатым и толстым (смеется), так же стоять в лучах прожекторов и снисходительно поглядывать на зеленую молодежь...



- И ты стал писать...

- Это как-то получилось само собой, сначала были кошмарные потуги, я их старательно пел всем, заставлял слушать, все страдали. Постепенно что-то начало получаться.



- Из бардов кто тебе ближе?

- Когда я был помоложе, очень любил Щербакова, но кто его не любил.... Потом стало модным его ругать. Я, правда, не ругал, но постепенно отошел от него. Я из него как-то вырос, что ли. Предпочтения сильно менялись. Ланцберг нравился, Иваси, Ященко, Ольга Чикина, Света Косенко... Сейчас особенно люблю Александра Левина. Будучи однажды в депрессии, обчитался Левина под завязку, воспрял духом и написал "Железную сказку" Левин — это хорошо.



- Ты на своих песнях сам отдыхаешь?

- По-разному. Бывает, некоторые песни пишешь, как дышишь, а некоторые рождаются год-два.



- У тебя песни есть и лукавые, и смешные, и серьезные, и лирические, и философские — абсолютно разные. А ты сам кто? И что тебе не близко?

- Я разный. Но могу точно сказать, что никогда не стал бы писать патриотических песен. Я не умею их писать. Пафосные песни тоже не умею писать — не дано, песни про любовь не пишу — чего про нее писать.... Эти жанры мне неведомы, а вот жанр баллады, притчи и легкого философского глума мне очень даже близки.



- Ты терпимый человек?

- Да, я много кого и чего терплю. Но я бы не позавидовал своим подчиненным, если бы таковые у меня оказались, я бы гонял их как сидоровых коз.



- Что не любишь?

- Не люблю, когда люди опаздывают и не звонят при этом. Это как частный случай необязательности, которой я тоже не люблю. Не люблю неестественности, пафоса не терплю ни в каком виде. Пафос появляется тогда, когда из нормальной естественной жизни начинает выстраиваться что-то совершенно неестественное. К этому же можно отнести фанатизм, всякого рода нетерпимости и прочую чушь. Не люблю вынужденное бездействие. Халяву терпеть не могу...



- Что приносит тебе радость?

- Семейство мое, например, — жена Саня и сын Максик. К сожалению, меня мотает целыми днями, и я их редко вижу. А так радости было бы еще больше. Еще друзья, конечно, родная Ассоциация... Люблю свою дизайнерскую работу. Люблю свой Мак (компьютер — ред.), потому что за ним провожу часов по 17 в сутки. Машина является продолжением меня, как рука или нога. Когда она ломается, мне больно и обидно. Я много делаю в жизни то, что мне нравится; одно из таких дел — создание сайтов, потому что мне интересно поднимать всякие идеи с самого начала и доводить до конца.

Я люблю, чтобы там, где я есть, я мог бы своим существованием как-то изменять все, что находится вокруг меня, чтобы все становилось лучше и красивее. Если я не могу этого сделать, меня замыкает, это плохо. Например, в нашей Творческой Ассоциации я люблю придумывать какие-то гигантские проекты, чтобы все мы в них участвовали, чтобы все завертелось. Тогда это хорошо, правильно. То же самое и на работе. А когда ничего такого не происходит, мне неинтересно.

Беседовала Ната Гольдина