Российская империя в месяце адаре 5677 года от сотворения мира – или в марте 1917-го по другому календарю – не была райским садом. В раю не бывает революций. Приятной и комфортной, да хотя бы просто по-человечески приемлемой жизнь в России в то время была лишь для меньшинства. А большинство – десятки миллионов человеческих душ – были угнетены, задавлены, забиты, бесправны. Но евреи Российской империи были самыми угнетенными среди всех угнетаемых, самыми забитыми среди всех забитых. Еврейский народ был лишен базовых прав и свобод. И это бесправие было закреплено на законодательном уровне.

За XIX век еврейское население Российской империи выросло в 6 раз

Свобода передвижения? Не для евреев. Их связывала по рукам и ногам, сжимала в тисках черта оседлости. Возможность получить образование и выбрать профессию? Для единиц, от которых для этого требовалось пожертвовать своей верой и традициями предков. Процентная норма: евреев в гимназиях и вузах (по закону, все строго по закону) должно быть не более 10% внутри черты оседлости, 5% – за ее пределами и 3% – в столицах. Плюс ограничения в приеме на службу, невозможность сделать карьеру, запрет на покупку сельскохозяйственных угодий.

Свобода вероисповедания? Но власть будто выспрашивала: «Зачем она вам, евреи?» Отрекитесь, примите православие и со временем получите свои права – как все. Будем тогда вместе праздновать день святого великомученика младенца Гавриила Белостокского, «умученного от жидов».

Свобода слова? Она была как раз для тех, кто писал в газетах об умученных младенцах, маце на крови и о том, что во всех бедах России виноваты жиды.

Справедливый суд? В деле Бейлиса, обвиненного в ритуальном убийстве, справедливость в результате всё же восторжествовала, но не благодаря служителям закона, а вопреки им – помогло вмешательство русской интеллигенции. И страшно задуматься, в каком числе случаев она не восторжествовала!

В 1897 году в России проживал 5 189 401 еврей. Это 4% от всего населения страны и половина мирового еврейства

Но все эти ограничения блекли в сравнении с нарушением главного права каждого человека. Права, которое власти Российской империи не предоставляли населяющим её евреям. Это право на жизнь.

Погром – это не только разбитые витрины магазинов и летящий по воздуху пух из распотрошенных перин. Погром – это страх, кровь и смерть. Жены и матери, изнасилованные на глазах мужей и детей. Сыновья и дочери, убитые на глазах матерей. Кишинев, Одесса, Ростов-на-Дону и сотни других городов и местечек. Тысячи убитых, десятки тысяч раненых. И более пяти миллионов с кровоточащим сердцем и разорванной душой.

Наверное, были исключения и лазейки. Купец первой гильдии из евреев мог старательно не замечать черты оседлости, погромов и убийств. Мог отдать сына в гимназию, заодно, правда, оплатив обучение еще одного ученика – нееврейской национальности. А банальная взятка городовому давала возможность ненадолго съездить за пределы черты оседлости и небогатому еврею. Можно было, наконец, уехать в Америку или бежать в Палестину. Но сколько было таких исключений и что они меняли в общей картине?

93‚9% российских евреев проживало внутри черты оседлости и в Царстве Польском

В первые месяцы Первой мировой войны, когда территория внутри черты оседлости стала фронтовой зоной, власть уже по привычке снова попробовала сделать евреев козлами отпущения. Говоришь на идиш? Значит, пособник врага и немецкий шпион. И мало кто вспомнил, сколько тысяч евреев в тот момент героически сражались с этим врагом на фронте.

Евреи в черте оседлости оказались со всех сторон в заложниках, а из прифронтовых районов власти выслали 200 тысяч иудеев. Но усиление и без того тяжкого, почти невыносимого гнета внутри черты оседлости дало непредвиденный для властей результат – огромная волна евреев-беженцев покатилась на восток, почти стерев пресловутую черту. Беженцы оседали в Петрограде и Москве, где мясо и мука были по карточкам, а точнее – и по карточкам их было не купить.

В 1917-м Песах для российских евреев наступил заблаговременно – не в нисане, а в адаре. Революция смела царя, временное правительство отменило черту оседлости и ограничения по национальному и религиозному признаку, и пять миллионов евреев империи вдруг стали свободными людьми. Но все по-разному хотели этой свободой распорядиться.

Еврейских политических партий в революционной России было больше, чем всех остальных партий вместе взятых. И в этих остальных немалую роль играли евреи. Одни хотели исполнить двухтысячелетнюю мечту и вернуться в Иерусалим, вторые – жить в свободной России, но по закону Торы, третьи – по общим для всех законам. А кто-то хотел построить дивный новый мир по законам Маркса.

Сложно оценить, каков был вклад евреев в то, что в хешване 5678 года – или октябре 1917-го по другому календарю – Россия избрала последний вариант. Ни один народ, даже самый богоизбранный, не состоит целиком из ангелов и праведников. Угнетенные рабы, взяв власть, не могли удержаться от мести угнетателям.

Десять лет назад твоих близких убивали погромщики, а ты был безоружен и беззащитен. Сейчас перед тобой те самые погромщики, а ты в кожанке и с маузером на боку. Как ты с ними поступишь – по закону или по справедливости? По закону? Ты учил этот закон в хедере. Око за око, зуб за зуб. По справедливости? Она висит у тебя на боку, в кобуре.

Ты зовешься Михаилом, хотя родился Моисеем. Ты говоришь по-русски, а не на идиш. А иврит ты и вовсе запретишь через два года после прихода к власти. Ты таскаешь бревна в шаббат. У твоей звезды пять концов, а не шесть. Твой мессия – Лев Бронштейн. Ты не признаешь законов своего народа. Ты, строго говоря, вообще не еврей. Но именно тебя сто лет спустя назовут типичным российским евреем образца 1917 года. И именно тебе предстоит это еврейство сохранить.

Доктор исторических наук Виктор Кельнер рассказал, как Россия шла к черте оседлости со времен Ивана Грозного и когда потребность в еврейских мозгах и руках свела этот проект на нет.

Когда начались гонения на евреев в России?
– Де-факто еще со времен Ивана Грозного, но первые законодательно ограничивающие акты появились только при Екатерине I, когда евреи из Прибалтики стали проникать в Россию. Она и подписала в 1727 году первый указ о полной высылке евреев из России. Далее на протяжении десятилетий такие указы повторялись. Но по-настоящему еврейский вопрос встал после первого раздела Польши в 1772 году. Россия неожиданно обнаружила, что среди её подданных несколько сотен тысяч евреев. Потом был второй раздел Польши и третий, евреев становилось всё больше. Екатерина II cначала либеральничала – в указах писала не «жиды», как было принято до нее, а «евреи», а заодно признавала равенство перед законом, выдала паспорта и разрешила записываться в купеческое сословие. Но потом под давлением московских купцов, не выдерживающих конкуренции, изгнала еврейских торговцев из Москвы. А в 1794 году и вовсе издала указ о черте оседлости для евреев. Эта черта и сохранялась до 1917 года в разных вариациях.

Русским языком среди проживающих в Российской империи евреев владели 24,6%

Как менялась черта оседлости?
– Какими бы ни были запреты, помещикам всё равно было выгодно, чтобы у них работали евреи. Портные, сапожники, шорники, часовщики – почти всегда евреи. Изначально нужны были еврейские руки, затем понадобились еврейские мозги. Управлять поместьями – это надо уметь, а помещику хотелось жить в Петербурге или Москве. Так что управляющими были немцы и евреи. Это польская, кстати, традиция – использовать евреев в качестве энергичных менеджеров, как бы сказали сейчас. В общем, постепенно за черту оседлости стало переходить всё больше евреев, особенно с началом реформ императора Александра II. Тогда право жить вне черты оседлости получили купцы 1-й гильдии, а также обладатели дипломов о высшем образовании.
Возможность выбраться из черты была огромным стимулом для евреев. Когда опубликовали огромный перечень редких и нужных профессий, которыми многие русские люди не владели, евреи устремились в эти специализации. Например, Путиловскому заводу в Петербурге не хватало специалистов по металлу. Было организовано специальное училище, и очень много молодых евреев приехало в Петербург учиться в этом училище. Они оставались работать и получали право жить в столице.

43,6% российских евреев были мелкими ремесленниками, 14,4% – портными, 6,6% – плотниками, 3,1% – слесарями

Где еще жили евреи вне черты оседлости до 1917 года?
– В Москве, конечно. Считается, что на территории России никогда не было гетто, но это неправда. В Москве точно было гетто – примерно на том самом месте, где еще совсем недавно стояла гостиница «Россия». Это «московское гетто» практически напротив Кремля существовало целых 30 лет – с 1826 по 1856 годы. Все приезжающие в Москву евреи могли селиться только в этом месте. Днём они торговали и работали в разных частях города, но возвращались ночевать в гетто.
Изменил ситуацию опять же Александр II – разрешил селиться по всей Москве. Тогда и появились новые общины еврейские в Китай-городе и Лефортове, а еврейское население Москвы резко возросло – к 1889 году в городе жили 26 тысяч евреев. Но потом губернатором Москвы стал великий князь Сергей Александрович, и зимой 1892 года он всех расселившихся по городу евреев изгнал.

В Бердичеве евреи составляли 79‚8% населения‚ в Минске – 52%,
в Вильно – 41%‚ а в Одессе – всего 34%

Что происходило в других регионах России?
– Законодательство также постоянно менялось: сначала где-нибудь разрешали евреям проживать, потом вновь запрещали. Евреи в течение долгого времени селились в Ялте, но как только там появилась резиденция императора – их оттуда изгнали. Или вот в Ростове, например, местные власти смотрели сквозь пальцы, что евреев в городе становится все больше. Постепенно евреи в Ростове заняли целую улицу, основали в городе много разнообразных коммерческих предприятий, фабрик и заводов. Некоторые из них существуют до сих пор – например, знаменитая фабрика табачных изделий была основана евреями в начале XX века. Но позже коммерческую деятельность евреев в Ростове запретили. Как следствие, стали поступать жалобы от атаманов, что в станицах появилось очень много евреев. И начались повальные запреты. Тут восстали уже войсковые начальники, писавшие в штаб Кубанского войска: «А нам-то что делать?! У нас всю амуницию шьют евреи! Разрешите оставить столько-то портных и шорников».
Потом евреев стали призывать в армию насильно, и евреи-кантонисты, отслужившие 25 лет, получали в итоге право жить повсеместно. После русско-японской войны евреям, награжденным Георгиевскими крестами, также разрешили жить где угодно. И хотя вплоть до Первой мировой войны еврейское законодательство изменялось в основном в сторону ограничений, черта оседлости постепенно превращалась в некое решето.

В Варшавской губернии евреи составляли 18% населения‚ в Гродненской – 17%, в Минской – 15%

В четвертом поколении наши покойники окончательно исчезают: уходит память, вместе с ней человек умирает совсем. Еще раньше заканчивают свой век принадлежавшие ему вещи. Но от этого человека – умного, энергичного, предприимчивого, полного жизни – остались золотые часы. И связанная с ними история, пронизывающая ушедший век насквозь. В начале тридцатых совсем еще маленькая мама приезжала в Ленинград. Прадед, которого я не застал, завидев её дряхлую одёжку, морщился, доставал часы, снимал с цепочки очередной брелок и отправлял прабабушку в «Торгсин» – за покупками. В Москву мама возвращалась в обновках.

Вместе с людьми уходит их быт – после революции 1917 года он умер насильственной смертью. Но эта семья умудрилась сохранить тень прежней жизни: большую барскую квартиру на Васильевском разгородили всего надвое. Там было несколько комнат, домработница Аннушка и сенбернар Дружок, на котором мама пыталась ездить верхом. В то время мой юный дед-фантазер решил переписать себя заново и из еврея превратиться в поляка и шляхтича. Мама запомнила, как он обсуждал это с отцом.
– …Что об этом сказал бы твой дед?!
– Он же жил в Варшаве и был поляком, художником по меху…
– Мой отец был жид Давидка – варшавский скорняк!

По абсолютному количеству еврейского населения на первом месте была Киевская губерния – 427 863 еврея

Дед, к величайшей гордости своего отца, стал членом Союза писателей, театральным критиком и переводчиком. Но самым талантливым человеком в роду был писавший с серьезными грамматическими ошибками прадед.

Во время своей причудливой, изобиловавшей взлетами и падениями карьеры делового человека – среди прочего прадед построил завод по ремонту электрических лампочек, на котором каждая отремонтированная лампочка стоила на две копейки дороже новой – ему пришлось побывать и коммерческим директором журнала «Сатирикон».

«Давиду Поташинскому, последнему джентльмену удачи» – так легендарный Аверченко подписал ему свою книгу. Ещё в семье долго жил серебряный портсигар с золотыми автографами всех авторов журнала, включая Тэффи, Маршака и Сашу Черного. Другим семейным сокровищем был роман прадеда с Тэффи – он так им гордился, что об этом узнала и мама.

До революции прадед периодически разорялся, и тогда прабабка вспоминала молодость и вытаскивала из кладовки бормашину с ручным приводом. Прабабка Бэтти была дантистом, и в тяжелые времена кормила семью она.

Около 800 000 евреев жили в крупных городах внутри черты оседлости

Сенбернара, служанку Аннушку и половину своей прежней квартиры прадед сохранил, вероятно, потому, что несколько приблизил падение российской монархии. В 1904 году прадед должен был получить из рук губернатора медаль «За усердие», но узнав в последний момент, что за нее придется заплатить, рассердился и ляпнул: «А повесьте, Ваше Высокопревосходительство, эту медаль собачке на шею!» Времена были предреволюционные – вот языки и развязались. А по дороге домой прадед увидел, что за каким-то человеком гонятся городовые, взял его в свои сани и отвез к себе домой. Разгневанной прабабушке он сказал, что за плохими людьми полицейские не бегают. Человек поел, поблагодарил и ушел. А через несколько дней от него пришел студент и попросил помочь революционной газете. Семейная память сохранила их диалог:
– Мы знаем, что вы влиятельный человек и многое можете.
– Я всё могу.
Так подпольная социал-демократическая типография получила «сатириконовскую» бумагу. А прадед со временем подружился с беглецом. Тот оказался старым большевиком. Он и защитил прадеда, когда революция победила. И отсоветовал ему идти в красные купцы. «Эта шарманка долго играть не будет», – сказал этот большевик про нэп. Он, к слову, вовремя отошел от дел («Мальчишка Молотов будет мне указывать!» – говаривал он в сердцах), поэтому его и не расстреляли в тридцатых.

В 1897 году в Петербурге проживало около 17 000 евреев‚ в Москве – 8 000

После революции прадед сделал еще одну карьеру: заведовал сначала магазином при издательстве, затем возглавил и само издательство. А будучи уже глубоким стариком, эвакуировавшись из блокадного Ленинграда в Барнаул, устроился администратором в городскую гостиницу и вскоре стал ее директором. Дело он поставил так, что после войны его не хотели отпускать из Барнаула, обещая все царства земные: деньги, квартиру, что угодно. Но жить без Васильевского и Невского прадед не мог.

До конца своих дней он тянул мало зарабатывавших, часто ошибавшихся детей. Их опорой Давид Поташинский оставался до последнего вздоха.

В Великом княжестве Финляндском проживало 644 еврея

Сейчас от него остались только сломанные, лишившиеся массивной крышки, цепочки и брелков часы – все это было проедено. Осталась и память, но и она кончится вместе со мной – тогда Давид Поташинский умрет во второй раз. Но пока что невесть как попавший из Варшавы в Петербург сын еврея-скорняка, писавший в графе «образование» – «домашнее», много раз падавший, но снова поднимавшийся и никогда не сдававшийся, приходит мне на помощь в трудные времена. Выручает частица его разбавленной обстоятельствами и временем силы, доставшаяся мне в наследство вместе со сломанными золотыми часами.

Помимо купцов первой гильдии, селиться за пределами черты оседлости было разрешено и еще одной еврейской группе – проституткам. Этой возможностью пользовались еврейские девушки из черты оседлости, чтобы получить высшее образование в Москве или Петербурге. Получив официальное разрешение на занятие проституцией – «желтый билет», – они затем приступали к совсем другим занятиям. Достоверно известен факт такого вскрывшегося подлога в Петербурге в 1908 году, когда на медицинском освидетельствовании проституток была обнаружена группа из 20 евреек-девственниц. Все они оказались студентками психоневрологического института, возглавляемого знаменитым профессором Бехтеревым. Так как это учебное заведение не имело статуса государственного, то лица еврейской национальности не могли там обучаться, если не располагали правом на жительство. Проституция такое право давала, и девушки им воспользовались. Опасаясь громкого скандала, власти вынуждены были разрешить девушкам продолжить учебу.