Top.Mail.Ru

Как не выйти замуж…

04.11.2015

Мне 27 лет. Я не замужем, живу с бабушкой. Бабушка тоже не замужем. То есть дедушка у меня есть, но живет он с другой женой и в другом городе. Родители мои давно в разводе. Мама живет в Израиле, а папа – в Канаде. Я по очереди летаю к ним в гости. Вот такая у нас семейка. У меня есть жених, теоретически есть. Замуж я, наверное, никогда не выйду, потому что бабушка сказала: «Через мой труп». Это она имела в виду, что мой молодой человек – не еврей. А я свою бабушку знаю и хочу, чтобы она еще пожила. Хотя всё время недоумеваю – вот у них, и у бабушки, и у мамы, были мужья-евреи. И что? Где их счастье? Есть общие рецепты?

Бабушка – вообще отдельный разговор. Я была еще совсем маленькой, но помню, как холодно она с дедушкой разговаривала, и так вежливо-вежливо, не поднимая глаз, как будто он не муж ей, а посторонний человек, от которого отделаться поскорее хочется. Мне кажется, когда дедушка ушел к той женщине, она не расстроилась даже. И всё потому, что дедушку она не любила, а любила совсем другого человека – старая история, я ее и от бабушки, и от мамы слышала. История эта еще в войну началась, тогда моей бабушке всего 13 лет было.

Их семья в Виннице жила. В 41-м, когда немцы начали развешивать приказы, чтобы евреям явиться с вещами, бабушкину маму, мою прабабку, с детьми спрятала в подвале соседка Олеся. Бабушкиному брату только несколько месяцев исполнилось, а отец их, мой прадед, на фронте был с первых дней войны. Они в том подвале несколько немецких облав пережили. Олеся вход всяким мусором, ветками забросала, чтобы незаметен был. Зимой маленький бабушкин брат заболел, наверное, из-за сырости в подвале. Он плакал громко ночами, а вокруг немцы как дикие звери рыскали. После одной такой ночи Олеся сказала: «Клара, ты бери детей и уходи, как стемнеет, я тебе теплые вещи, еды с собой дам. Если вы еще останетесь, и себя не спасете, и нас погубите». У Олеси самой трое детей было.

В тот день ближе к ночи моя прабабка Клара завернула младенца в теплый платок, прижала одной рукой его к груди, а другой рукой ладонь доченьки держала. Расцеловались они с Олесей и ушли в ночь. Через деревни какие-то шли, долго шли. Мороз был лютый, стучалась Клара в двери хат, просилась на ночлег – не открывал никто, боялись люди. Сил двигаться уже не было. Клара села на снег, посадила рядом дочку Бетю и братика ее на колени положила. «Замерзнем вместе», – так подумала Клара и уже начала было засыпать, почувствовала, как тепло по телу разливается. Вдруг голос мужской громкий. Кто-то прямо в ухо ей кричал: «Молодичка, что ты здесь сидишь? Замерзнешь! Вставай, вставай, пошли со мной. Я рядом живу». Привел он их к себе, отогрел, накормил, малыша искупали, перепеленали. В той хате целая семья жила: мужчина пожилой и дочка его с пятью детьми, младшие, близнецы, еще грудными были. Мальчик лет пятнадцати всё на мою бабушку Бетю смотрел, как она волосы свои длинные русые расчесывала, а потом в косу заплетала. Глаз не мог оторвать от кареглазой красавицы. Собственно, мальчик этот прабабку мою с детьми и спас – еще до рассвета перевел через замерзший Буг на ту сторону, где их родственники жили. Мальчик знал, как пройти, чтобы на немецкий патруль не наткнуться. Когда прощались уже возле другого берега, вынула Бетя атласную белую ленточку из косы, отдала спасителю. «Я найду тебя после войны», – сказал ей вслед мальчик. Бетя уходила, крепко держа маму за руку.

Они потом вместе с родными оказались в гетто, но это уже другая история. Выжили все, потому что на том берегу Буга румыны стояли, а не немцы. Румыны не убивали.

Сероглазый король

Нашел тот мальчик Бетю, мою будущую бабушку. Бетя школу заканчивала, в выпускном классе училась, когда подошел к ней после уроков красавец сероглазый. Она его не сразу узнала, удивилась очень. А он ленточку атласную, уже чуть пожелтевшую, из кармана вытащил и держит на ладони. На ленточке химическим карандашом нацарапано: «Бетя + Ивась = любовь».

«Любовь у нас была такая, что весь мир перестал существовать – только я и он, и никого больше», – вспоминала бабушка. А почему они не поженились, почему она потом замуж за другого вышла, никогда не рассказывала, никогда – сколько я ни расспрашивала. «Не важно, – отвечала она. – Сейчас всё это не имеет значения». Я только знаю, что жил ее Ивась в нашем городе, и ни разу они не встретились больше после расставания. Когда несколько лет назад я увидела, что плачет бабушка, сразу поняла – беда случилась. «Умер мой сероглазый король», – сказала тогда бабушка словами Ахматовой. И мы на кладбище поехали. С тех пор каждый год туда ездим в день ухода ее любимого.

Недавно снова были на кладбище. Бабушка попросила меня камушки найти. «Зачем камни? – удивилась я. – Он же не еврей». Бабушка посмотрела на меня так, что мне вся ее боль передалась, вся ее тоска. Я принесла несколько камней, положила на могилу и села рядом с бабушкой на скамеечке. Мы так и сидели с ней, обнявшись. Уже домой собирались, когда он подошел. Положил две бордовые хризантемы рядом с камушками нашими и на меня посмотрел своими серыми глазами. Не знаю, почему я даже не удивилась. Впрочем, со мной часто такие вещи происходят, что я уже удивляться разучилась.

– Привет! – сказала я. – Что ты здесь делаешь?

– Вообще-то, я к деду своему пришел. Сегодня день его смерти. А ты?

Я вспомнила фото из его семейного альбома, посмотрела внимательно на фотографию на памятнике, всё поняла.

– Познакомься, ба. Это мой Иван.

Бабушка вздохнула как-то тяжело, затряслась, как будто зазнобило ее, таблетки свои в сумочке искать стала. Я таблетки ей нашла, шаль на плечи набросила, смотрю то на нее, то на Ивана. Что дальше делать, не знаю. А бабушка вдруг спокойно так говорит: «Очень приятно с вами познакомиться, молодой человек. Давайте к нам поедем, посидим у нас, дедушку вашего вспомним».

Дома бабушка к обеду наливку смородиновую подала. Наливка у нее очень вкусная получается. Мы с Иваном пили наливку с удовольствием, а бабушка пригубила только и молитву какую-то зашептала, слов не разобрать было. Мы молчали, чтобы не мешать. Бабушка, как закончила, сказала нам: «За Ивана и за всех убитых его родных молилась, чтобы душам их в том мире было спокойно, чтобы не оставил их Всевышний».

– За каких убитых? О чем ты?

– За всех родных вашего деда, – это бабушка уже к моему Ивану обращалась, потом рассказывать начала.

– Я в университете училась, когда Ивась мне предложение сделал. Да и как по-другому могло сложиться – любовь у нас была неземная. Я маме сказала, что мы пожениться хотим. Мама ответила: «Никогда у нас в роду такого не было. Лучше бы он себе другую девушку нашел, а ты бы за еврейского парня вышла. Ивась – очень хороший, я всё помню, каждый день молюсь за него и за всю его семью, спасителей наших. Но не могу я тебе сказать “да”, неправильно это будет. И “нет” сказать не могу…» Потом помолчала и добавила: «Иди, подумаю, из чего тебе платье белое сшить». Я жениху своему всё голову морочила, что хочу свадьбу студенческую, чтобы однокурсников пригласить. Спросила его: «Твои приедут?» Знала, что отец Ивася, как и мой, погиб на фронте, но ведь помнила и дедушку его, и маму, и сестричек, и братьев-близнецов. Ивась мне почему-то о них не рассказывал, уходил раньше от разговора, когда я интересовалась. Я на это внимания особо тогда не обращала. Для меня главным было, что любимый мой рядом. А он вдруг почернел на глазах прямо и говорит: «Никого у меня нет. Всех немцы убили, зашли в хату и положили автоматной очередью – и маму, и дедушку, и сестер, и близнецов маленьких. Выдал тогда кто-то, что мы евреев спасали. Меня в тот день дома не было, я с другом в лес уходил по дрова. А когда возвращался через деревню, соседка меня к себе позвала. Я зашел к ней, а она слезами заливается, рассказала мне всё. Дальше как во сне было, ничего почти не помню. Знаю только, что болел долго, бредил. Соседка меня выхаживала, прятала. Как поправился, я к партизанам ушел. Дом свой увидел, только когда деревню нашу освободили – вернее, не дом, а пепелище. Сожгли немцы хату». Как услышала я такое, мороз по телу пошел, сердце заколотилось так, что я руку к груди прижала, боялась, что выскочит. Почувствовала, что конец нашей любви. Теперь вы понимаете, почему мы не поженились. Как ни уговаривал меня Ивась, не могла я за него замуж выйти. Он нас спас, а семья его погибла. Знаю, что это всегда стояло бы между нами. Расстались мы, каждый пошел своей дорогой со своей болью. А теперь вот Всевышний надумал – судьбы внуков пересек. Не знаю, что вам сказать. Вы молодые, умные, прекрасные, жизнь у вас вся впереди. Решайте сами.

***

После того дня мы реже стали с Иваном встречаться, я теперь чаще дома ночую, а не у него. Слышу иногда, как стонет во сне бабушка, как просыпается среди ночи, ищет лекарства на тумбочке. Я захожу к ней в спальню, включаю ночник, даю ей капли от сердца, поправляю одеяло, как ребенка, глажу ее по седым волосам, жду, пока уснет. А потом долго курю у окна в своей комнате.

{* *}