Главные требования к будущим покорителям космоса были сформулированы так: не старше 35 лет, рост не выше 175 см, вес не больше 75 кг, отличная физическая форма. Всем этим требованиям соответствовал и 24-летний военный летчик Борис Волынов. По званию – старший лейтенант.

Вечный дублёр

Волынова вызвали к командиру полка. «Захожу, а в комнате сидит представитель особого отдела. Все очень таинственно. Подписываю документ о “неразглашении”. Теперь – в кабинет к командиру. А там вместо него сидит подполковник-медик. Беседа – тоже таинственная, полунамеками. Дескать, если изъявлю желание летать на технике, более совершенной, чем самолеты, на больших скоростях и высотах, то со мной готовы вести беседу дальше. Риск для жизни – есть. Не говорите сразу “да” или “нет”, посоветуйтесь с семьей и друзьями. Тут я не выдержал. Как же, говорю, с семьей посоветоваться, если я только что дал подписку о неразглашении. Медик улыбнулся, я тоже. И я ответил согласием». Так вспоминал Борис Волынов день, в который он принял решение, определившее его жизнь.

Потом было еще много медицинских проверок. В том числе испытания на будущие космические нагрузки. Сурдобарокамера – замкнутая камера небольшого объема, в которой нужно было провести 10–15 суток при полной звуко- и светоизоляции. Центрифуга. При перегрузке в 10 g вес увеличивается в десять раз, так что невозможно было поднять руку, лишние 12 g – уже нет сил открыть глаза. Кандидатов изучали и психологи: для полета в космос требовались особые свойства характера – и железные, можно даже сказать, титановые нервы.

После всех проверок в первый отряд космонавтов было включено 20 человек. Борис Волынов, один из этих двадцати, мог полететь в космос уже в 1962 году. Но не полетел, остался на земле в качестве дублера. Из дневника Николая Каманина, руководителя отбора и подготовки советских космонавтов, запись от 8 августа 1962 года: «Комиссия утвердила командиром “Востока-3” капитана Николаева Андрияна Григорьевича и его заместителем – капитана Быковского Валерия Федоровича. Командиром “Востока-4” назначен майор Попович Павел Романович, а его дублером –инженер-майор Комаров Владимир Михайлович. “Запасным” космонавтом для обоих кораблей назначен капитан Волынов Борис Валентинович».

В отряде космонавтов существовало неписаное правило. Считалось, что дублер – главный кандидат на следующий космический полет. Но в случае с Волыновым это правило раз за разом не срабатывало.

1963 год. Совместный полет двух кораблей – «Востока-6», пилотируемого первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой, и «Востока-5». На «Востоке-5» должен лететь Валерий Быковский, Волынов – дублер, в официальных документах его называют «заместителем». Незадолго до полета выясняется, что для обоих кораблей были подготовлены женские кресла. Из-за разницы в весе под Быковского кресло подогнать можно, а под Волынова – нет. Проблему удалось решить, но в космос все равно полетел Быковский.

В начале 1964 года был составлен список шести командиров космических кораблей, которые будут готовиться к следующим полетам. Первый заместитель командующего ВВС маршал Сергей Руденко без каких-либо объяснений вычеркнул Волынова и перенес его фамилию в другой список – программы «Союз». Программа «Союз» была более поздней по времени, целью программы был пилотируемый облет Луны.

Каманин пытался убедить маршала, что Волынов подготовлен лучше всех, он должен лететь сейчас, а не через несколько лет. Да и беспричинное отстранение вызовет недовольство других космонавтов. Не убедил. В августе того же года Волынова назначили командиром корабля новой серии – «Восход-1». Но в октябре в космос полетел на «Восходе» Владимир Комаров.

1966 год. Волынова наконец назначили командиром корабля, а не дублером. Вместе с Георгием Катысом и Георгием Шониным он должен был отправиться на «Восходе-3» в рекордный по длительности полет – на 15 или 18 суток. Дату полета неоднократно переносили, а за несколько дней до старта полет отменили совсем. У Волынова все еще оставался шанс принять участие в программе «Л-1», командовать кораблем, который совершит первый облет Луны. Но советскую лунную программу закрыли.

Октябрь 1968 года. На орбиту запущен корабль «Союз-3» с Георгием Береговым на борту. Волынов – даже не дублер, а резерв, то есть дублер дублера. В конце того же года Николаю Каманину стали намекать, что Волынова вообще не нужно посылать в космос. «В ЦК кое-кто возражает против участия Волынова в космических полетах», – передавали ему. «Кое-кем» был заведующий отделом оборонной промышленности ЦК КПСС, кандидат в Политбюро ЦК Иван Сербин. Возражения были связаны с тем, что мама Бориса Волынова – еврейка. Каманину, как он сам это называл, приходилось заниматься «еврейским вопросом» – защищать своего подопечного.

Начальник политуправления ВВС генерал Мороз, посещая космодром Байконур, поинтересовался: «Как дела с Волыновым?» Каманин ответил: «Борис Волынов – один из лучших наших космонавтов, и к полету он подготовлен отлично». Тогда Мороз не совсем уверенно посоветовал ему: «Все-таки к Волынову придется внимательно присмотреться...»

«Благополучно приземлился»

14 и 15 января 1969 года с космодрома Байконур были запущены два космических корабля – «Союз-4» и «Союз-5». Пилотом «Союза-4» был Владимир Шаталов. Экипаж «Союза-5» состоял из трех человек. Командир корабля – Борис Волынов, бортинженер – Алексей Елисеев, инженер-исследователь – Евгений Хрунов.

Советские газеты и радио рассказывали об уникальной программе полета, о первой в истории стыковке двух кораблей, о первом в истории переходе двух космонавтов из одного корабля в другой. Зарубежные СМИ обратили внимание на одну деталь, не обсуждавшуюся в СССР. Корреспондент агентства Reuters, перечисляя членов экипажа «Союза-5», упомянул следующие факты биографии Волынова: «Его отец умер вскоре после его рождения, мальчика воспитывала мать, врач по имени Евгения Израилевна. Как говорят русские, это еврейское имя. Если это так, то полковник Волынов – первый в мире еврейский космонавт».

На отчество матери обратил внимание и старейший лондонский еврейский еженедельник Jewish Chronicle: «Не вызывает сомнения тот факт, что советским властям нужно было называть его национальность так, как она указана в документах – “еврей”. Это привело их три месяца назад к решению пересмотреть практику объявления национальностей космонавтов».

«Красные используют космонавта в качестве доказательства отсутствия антисемитских настроений». Так назывался репортаж корреспондента агентства UPI из Москвы. Американский журналист пересказывал, что он слышал от московских евреев. Продавщица Дома книги на Калининском проспекте – коммунистка, оба родителя евреи, показывала на портрет Волынова в витрине и спрашивала американца: «А вы знаете, что он частично еврей?» Молодой еврейский интеллигент рассказал, что когда по радио сообщили о полете «Союза-5», к нему в дверь постучалась соседка, старая еврейка, и спросила: «Вы слышали про запуск? Вы знаете, что Борис Волынов – еврейский мальчик?»

Шаталов, Елисеев и Трунов вернулись на Землю на «Союзе-4» 17 января. Борис Волынов приземлился на следующий день, пробыв в космосе 3 суток и 54 минуты. Из сообщения ТАСС: «18 января 1969 года в 11 часов московского времени после успешного выполнения намеченной программы полета, в заданном районе Советского Союза в 200 километрах юго-западнее Кустаная приземлился космический корабль “Союз-5”, пилотируемый летчиком-космонавтом Б.В. Волыновым. Самочувствие космонавта хорошее. Для осуществления спуска с орбиты в расчетное время была включена тормозная двигательная установка. После окончания работы двигателя от орбитального отсека отделился спускаемый аппарат с космонавтом Б.В. Волыновым. После торможения в атмосфере парашютная система и двигатели мягкой посадки обеспечили плавное снижение и приземление аппарата в расчетном районе. На земле космонавта Б.В. Волынова встретили представители группы поиска, друзья, спортивные комиссары и журналисты».

О том, как все было на самом деле, стало можно говорить только много лет спустя. На самом деле, во время схода с орбиты спускаемый аппарат не отделился от приборно-агрегатного отсека. Волынову впоследствии рассказывали, что когда это произошло, в Центре управления полетом повисла тишина, а потом кто-то предложил скинуться деньгами на похороны. В плотных слоях атмосферы корабль начал вращаться – солнечные батареи вели себя как крылья. На высоте около 80–90 километров над Землей взорвались топливные баки. Благодаря этому взрыву спускаемый аппарат (СА) отбросило от приборного отсека.

Вот как вспоминал происходящее сам Волынов: «Я как испытатель контролировал происходящее по приборам и иллюминаторам и вел репортаж на магнитофон. Понимал: ситуация настолько сложная, что выхода из нее нет. До столкновения с поверхностью Земли оставалось полчаса. Быстро вращался СА: голова-ноги, голова-ноги. Кругом – плазма. Я вижу розовые жгуты раскаленного газа в иллюминаторах. В кабину поступает едкий дым (потом выяснилось, что в пепел превратилась эластичная герметизирующая резина люка СА). Перегрузки – до 9 g (для сравнения: в нормальной ситуации они не превышают 3,5–4 g). Затем корабль перешел во вращение, предусмотренное при баллистическом спуске, когда СА вращается вокруг продольной оси.

Понимая, что все кончится пожаром, я сунул листочки с записями в середину бортжурнала и плотно перевязал его бечевкой: в таком виде книги обгорают только по углам. Надо было сделать все, чтобы донести полученную новую информацию до тех, кто полетит за мной.

На высоте около 10 км отстрелился люк парашютного контейнера, была введена в действие парашютная система. После раскрытия основного купола парашюта мне стало ясно, что вращение СА не прекратилось. Стропы парашюта стали закручиваться, а это грозило складыванием купола. Мне повезло еще раз: после скручивания строп начиналось их раскручивание. До самого приземления СА вращался то в одну, то в другую сторону.

Ударило о Землю “хорошо”! Но сознания не терял. Видел, как магнитофон, крепившийся у плеча, оторвался, отлетел и ударился о пол, не задев, к счастью, ноги. Выбрался из дымной кабины: степь да степь кругом. Да еще мороз минус 38 градусов, а на мне – только полетный костюм и кожаные “тапочки” (в то время летали без скафандров)».

Место приземления находилось примерно в 600 км от расчетного. Но, к счастью, космонавта кто-то заметил с пролетавшего гражданского самолета. Через полтора часа прибыли спасатели. Волынов спросил, снимая шлем, не седой ли он? Нет, он не поседел. Но при «мягкой» посадке получил несколько травм, в том числе перелом корней зубов верхней челюсти.

Об этом в 1969 году не знали ни за рубежом, ни почти никто в СССР. На полет «Союза-4» и «Союза-5» народ откликнулся анекдотом, в котором были обыграны фамилии космонавтов: «ПоШАТАЛись-пошатались по космосу, поВОЛЫНили-поволынили, ни ХРУНа не сделали и ЕЛИСЕли».

Врачи, знавшие настоящую историю посадки «Союза-5», сообщили Волынову, что дорога в космос ему теперь закрыта. И в авиацию ему не вернуться – после пережитого ему не то что за штурвал садиться, а просто летать на самолете в качестве пассажира в ближайшие годы не рекомендуется. И лучше даже близко к самолету не подходить.

Возвращение в космос

Борис Волынов не послушал совета врачей. В 1973 году он уже готовился в составе одного из трех экипажей к полету на первую военную орбитальную пилотируемую станцию (ОПС-1) «Алмаз». Из-за неожиданной разгерметизации станции полеты были отменены. В 1974 году в космос была запущена ОПС-2. К ней должны были отправиться те же самые три экипажа, которые готовились отправиться к первой ОПС. Первому экипажу – Павлу Поповичу и Юрию Артюхину – это удалось. У второго экипажа – Геннадия Сарафанова и Льва Демина – не сработала система стыковки. Борис Волынов и Виталий Жолобов должны были лететь третьими. Их полет отменили.

Но 6 июля 1976 года Борис Волынов все же отправился в свой второй космический полет – в качестве командира корабля «Союз-21». Бортинженером был Виталий Жолобов. Полет должен был продлиться 60 суток. Вначале все шло нормально. Стыковка с орбитальной станцией «Салют-5» прошла без проблем. Космонавты проводили эксперименты, предусмотренные программой полета. Но на 42-е сутки полета произошла, как это принято называть, нештатная ситуация. Неожиданно отключилось освещение, перестала работать часть приборов, в том числе система регенерации воздуха. Произошло это все как специально в то время, когда орбитальная станция находилась на темной стороне Земли. Через 1 час 40 минут после отключения космонавты смогли установить ручное управление станцией. Но у Виталия Жолобова резко ухудшилось самочувствие: бессонница, потеря аппетита, головная боль. Полет был прекращен досрочно – на пятидесятые сутки.

О втором возвращении из космоса Борис Волынов рассказывал так: «Последние сутки вкалывал без сна. Надел на напарника скафандр, перенес его в корабль. И садились ночью. А это сложно. Потом, после полета, мы “вертикальную позу” долго не могли соблюдать. Вскоре обнаружились “сердечные дела”. У обоих. Потеря веса была 7 кг с лишним. Я полгода не мог бегать. В общем, досталось».

После второго полета Борис Волынов продолжал работу в Центре подготовки космонавтов. В мае 1990 года он был уволен в запас по возрасту и отчислен из отряда космонавтов, в котором прослужил 30 лет.

Волынова считают своим земляком в Иркутске – там он родился, и на Кузбассе – в Прокопьевске Кемеровской области прошло его детство. Бывал космонавт несколько раз и в Израиле – там он тоже свой. В разговоре с местными журналистами первый еврейский космонавт признался: «Еврейского в моем детстве было мало, если оно вообще было. Скажем, о существовании мацы я понятия не имел».

В 90-й день рождения хочется пожелать Борису Валентиновичу Волынову чисто по-еврейски – до 120!