Этот обряд исполняют незадолго до захода солнца в первый день Рош а-Шана на берегу реки, озера или другого водоема. В ходе церемонии евреи читают соответствующие молитвы, а затем символически выворачивают карманы и отряхивают полы своей одежды
В конце своей жизни, огласив евреям 612 заповедей, Моше получает от Всевышнего указание передать им последнюю, 613-ю заповедь: «А теперь запишите себе вот эту песнь. Научи ей сынов Израиля, вложи ее в их уста, чтобы эта песнь была для Меня свидетельством о сынах Израиля»
Это случилось в Бердичеве накануне Рош а-Шана. В воздухе буквально ощущалась святость. Сердца евреев трепетали при одной мысли о надвигающемся Судном Дне; а умы были заняты мыслями о раскаянии. «Итоговый баланс» добрых поступков и грехов, совершенных в уходящем году, был, как многим казалось, не...
У Этл было девять сыновей, восемь из которых достигли больших успехов в изучении Торы. Предметом ее волнений был младший сын, пятнадцатилетний Моше-Ноах, которому никак не удавалось одолеть Талмуд. Никто не мог понять причины его неудач: Моше-Ноах был умным юношей, которому с легкостью давались...
В «вертикальном» измерении мы поддерживаем связь с предыдущими поколениями, чья история становится нашей собственной. Быть евреем – значит быть звеном в цепи поколений, персонажем пьесы, которая началась задолго до нашего рождения и продолжится после нашей смерти
Моше Рабейну предупредил своих соплеменников о том, что в такие моменты нужно прославлять Творца, а не самих себя. Он поручил евреям начертать на камнях не рассказ о собственной доблести и военной мощи, а слова Торы. Наше наследие увековечено в почитаемых нами традициях, а не в мраморе и граните
Первая линия обороны в борьбе за выживание еврейского народа — осознание того, что наши множественные «враги», по сути, сливаются в одного-единственного. Что любая опасность, грозящая нашей духовной идентичности, представляет собой угрозу и нашему физическому существованию
Путник постучал в дверь, но ему никто не открыл. Он подождал немного, затем постучал еще сильнее. И снова тишина. Стояла глубокая ночь, холод пробирал до костей. Раввин же, находившийся в считанных шагах от ночного гостя, оставался невозмутимо сидеть у печки, погрузившись в чтение книги