Последняя заповедь

В конце своей жизни, огласив евреям 612 заповедей, Моше получает от Всевышнего указание передать им последнюю, 613-ю заповедь: «А теперь запишите себе вот эту песнь. Научи ей сынов Израиля, вложи ее в их уста, чтобы эта песнь была для Меня свидетельством о сынах Израиля» (Дварим 31:19).

В самом простом понимании этих строк, обращаясь к Моше и Йегошуа, Б-г имеет в виду песнь, упомянутую в следующей главе: «Внимайте, Небеса, и Я говорить буду, и услышит земля речи уст Моих». Устная традиция предлагает другую интерпретацию, согласно которой эти слова понимаются как повеление каждому еврею написать или, по крайней мере, принять участие в написании Сефер Тора, свитка Торы. «И сказал Рабба: несмотря на то что предки оставили нам свиток Торы, наша святая обязанность заключается в том, чтобы каждый написал свиток Торы для себя, как сказано: “А теперь запишите себе вот эту песнь. Научи ей сынов Израиля, вложи ее в их уста, чтобы эта песнь была для Меня свидетельством о сынах Израиля”» (Сангедрин 21b).

Логических объяснений подобной трактовки несколько. Во-первых, повеление «напишите себе» можно отнести к каждому еврею (согласно Ибн Эзре), а не только к Моше и Йегошуа. Во-вторых, далее в этой главе Торы говорится: «… Моше записал слова этого учения в книгу, полностью, до самого конца» (Дварим 31:24). Талмуд (Недарим 38a) дает еще одно объяснение. В заключительных словах этого стиха: «… чтобы эта песнь была для Меня свидетельством о сынах Израиля» — речь идет о Торе вообще, а не только о песни, с которой начинается следующая, 32-я глава.

Есть нечто возвышенное в том факте, что эта заповедь стала последней из 613. Будто Всевышний говорит еврейскому народу: «Вы получили Тору от Моше, но этого недостаточно. Вы должны обновлять ее в каждом поколении». Завет не должен устаревать: периодически он должен обновляться.

И по сей день мы пишем свитки Торы, как в древние времена: пером от руки на пергаменте — как писались свитки Мертвого моря две тысячи лет назад. В иудаизме, религии, обходящейся без предметов культа (икон, реликвий и прочих), свиток Торы является предметом, в котором святость наиболее тесно соприкасается с материальным миром. К Торе следует относиться, скорее, как к человеку, чем как к предмету. В ее присутствии мы встаем, словно приветствуя царя. В праздник Симхат Тора мы танцуем со свитком, как с невестой на свадьбе. Если Сефер Тора, не дай Б-г, получает повреждения или уничтожается, мы хороним ее, как человека, и скорбим так, будто потеряли близкого. Иудаизм — это история любви народа и книги, Книги Книг.

Каково же тогда значение слова «песнь» (шира) в стихе «А теперь запишите себе вот эту песнь»? В этом абзаце слово шира встречается пять раз. Очевидно, оно является ключевым. Но почему? Два великих мудреца XIX столетия предложили свои варианты ответа на этот вопрос.

По мнению Нецива из Воложина (рабби Нафтали Цви Йегуда Берлин), Тору нужно читать как поэзию, а не как прозу (в переводе с иврита слово шира означает как «песню», так и «стих»). Большую часть Торы, безусловно, составляет проза, но, как утверждает Нецив, по двум признакам ее можно отнести к поэзии. Во-первых, ее слова следует понимать как аллюзию, а не прямой текст — в Торе больше недосказанности, чем прямых указаний. Во-вторых, как и в поэзии, Тора намекает нам на глубокий смысл написанного, иногда используя необычное слово или необычную конструкцию предложения. Смысл описательной прозы находится на поверхности. В Торе, как и в поэзии, смысл таится в глубине (Кидмат Давар, предисловие к Хаэмек Давар, 3).

В своей гениальной работе Нецив предвосхитил одно из величайших произведений XX века на тему библейской прозы — «Рубец на ноге Одиссея» авторства Эриха Ауэрбаха. Ауэрбах противопоставляет стиль повествования книги Берейшит манере изложения Гомера. В своей прозе Гомер использует удивительно подробные описания каждой сцены, и вся картина предстает перед нами в мельчайших деталях, будто залитая солнечным светом. В Торе же приведено довольно сухое и сдержанное повествование. В истории жертвоприношения Ицхака, на которую ссылается Ауэрбах, нам неизвестно, как выглядели главные герои, что они чувствовали, какую они носили одежду, и как выглядела окружающая их природа:

Подчеркиваются только решающие кульминационные моменты действия, все, что между ними, не существует; время и пространство не определены и нуждаются в особом истолковании; мысли и чувства не выражены, их лишь подсказывают нам молчание и отрывочные слова; целое пребывает в величайшем напряжении, не знающем послаблений, все в совокупности обращено к одной-единственной цели, но остается при этом загадочным, темным пятном на заднем плане.

Раввин Йехиэль Михаль Эпштейн, автор книги «Арух а-Шульхан», предлагает нам альтернативную точку зрения на этот вопрос. Эпштейн отмечает тот факт, что в религиозной литературе приводится немало аргументов, о которых наши мудрецы говорили так: «И то, и это — слово Б-га живого». Согласно мнению Эпштейна, это одна из причин, по которой Тора зовется «песнью». Ведь песня звучит прекрасней, когда ее исполняют в несколько гармонично сплетающихся голосов.

613-я заповедь касается не только Торы, но и обязанности обновлять ее в каждом поколении. Для того, чтобы Тора оживала заново, недостаточно ее осознанной передачи из поколения в поколение как истории народа и свода законов. Она должна затрагивать наши эмоции и чувства.

Иудаизм — это религия слов; тем не менее, когда речь заходит о духовном, слова превращаются в песню. В мелодии присутствует некий намек на существование измерения и за пределами нашего сознания. Как говорил Уильям Вордсворт, «Я ощущаю /Присутствие, палящее восторгом,/ Высоких мыслей, благостное чувство/Чего-то, проникающего вглубь,/Чье обиталище — лучи заката, И океан, и животворный воздух». Слова — это язык разума, а музыка — язык души.

Музыка занимает центральное место в иудаизме. Мы не молимся, а пропеваем своем обращение к небесам, не читаем, а пропеваем текст недельной главы Торы. Даже труды еврейских мудрецов мы изучаем не так, как это принято обычно, — мы распеваем написанное в Талмуде на определенный мотив, известный всем студентам иешив. Каждому времени, каждой молитве соответствуют свои особенные мелодии. Одну и ту же молитву можно пропеть на несколько разных мотивов в зависимости от того, когда она произносится — утром, днем или вечером, в будний день, в шаббат или в праздник. Различия в кантилляции зависят и от того, какой текст мы читаем — Пятикнижие, книги пророков или Писания. Музыка — это отражение еврейского духа, и каждому духовному переживанию соответствует особенная мелодия и тональность.

613-я заповедь — обновлять Тору в каждом поколении — говорит о том, что, хотя Тора и была дана нам однажды, получать ее мы должны каждый раз, когда изучаем ее текст, соблюдаем ее заповеди и стремимся воссоздать Б-жественный голос, услышанный во время Синайского откровения. А это требует не только умственных усилий, но и эмоциональной вовлеченности. Это значит, что мы должны рассматривать Тору не просто как текст, но еще и как песню. Тора — это либретто Творца, а мы, еврейский народ, — хор, исполнители Его симфонии. Когда евреи разговаривают, они часто спорят; но когда евреи поют, они делают это так же гармонично, как пели сыны Израиля у Красного моря. Музыка — это язык души, а на уровне души евреи достигают единения с Б-жественным, преодолевающим сопротивление низших миров. Тора — песнь Б-га, которую поем все мы.

Рабби Джонатан Сакс