Меня доконали тапочки. Самые что ни на есть обычные тапочки. Дело было так: во время Шаббата в дружественном доме я натерла ноги, сняла туфли и ходила босиком. Вид у меня был лихой и хипповый, мне было хорошо: я вообще всегда и везде хожу босиком, никаких тапочек у нас в доме и в помине не было, а в гостях чужие я не надеваю.
И тут ко мне подошла эта женщина. Поймите, будь она хоть чуть менее приятной, а ее слова чуть менее деликатными, я бы пропустила их мимо ушей. Но она была умна, мила и приветлива. Она сказала: «Когда я была такой же молоденькой, как вы, я тоже любила ходить босиком». Потом вздохнула и добавила: «Но потом я узнала, что это очень нехорошая примета: босиком ходят в доме покойника… Не стоит этого делать просто так». И тут же предложила мне свои запасные кроксы — новенькие, симпатичные кроксы сиреневого цвета, против которых у меня тоже не нашлось никаких возражений.
Все, что я любила, было выброшено за борт ради гиюра моего мужа, ради этой моей тшувы, от которой мне только обиды и никакого счастья. Даже последнее, невиннейшее удовольствие — ходить босиком — и то оказалось запрещенным! |
С тех пор я стала везде ходить в тапочках. Ходила в них и закипала, мне казалось, что у меня вообще все отобрали, ни капельки меня самой не оставили: все, что я любила, было выброшено за борт ради гиюра моего мужа, ради этой моей тшувы, от которой мне только обиды и никакого счастья. Даже последнее, невиннейшее удовольствие — ходить босиком — и то оказалось запрещенным!
В тот период мы очень ссорились с мужем, я ввязывалась в какие-то интернет-споры и писала ехидные посты в ЖЖ. Меня трясло от того, сколько всего мне нужно взять — и начать соблюдать. И от того, что я реально оценивала свои силы: я это смогу сделать, я вообще способная, но для того, чтобы смочь, мне нужно будет забыть всю мою предыдущую жизнь и весь мой прошлый опыт, отказаться от любимых книг и друзей, от мечты вырастить из сына доктора (потому что все знакомые мне мальчики из религиозных семей поступают в иешиву, а не в мединститут), от… в общем мне придется разрушить собственную личность до основания и на этом месте построить нечто новое и неизведанное. А ведь я себе в общем-то нравлюсь! Я так не хочу!
Я металась ровно до того момента, пока в очередной раз не запуталась в своих домашних тапочках, не споткнулась, не сняла их и не поняла, что — нет. Я не смогу отказаться от того, чтобы ходить босиком. Понимаете, это такие маленькие шажочки: ну, разве сложно надеть тапочки? Чего стоит отказаться от любимого мороженого? Разве это так невыносимо — повязать на волосы красивый платок? И вот так у тебя из-под ног вынимают одну песчинку за другой, сначала ты этого не замечаешь, а потом — ррраз! И летишь в пропасть, потому что земли у тебя под ногами совсем не осталось. Да, возможно, ты по прилету приземлишься на другую, прекрасную и лучшую землю. А может, и нет. Никто не знает. Я пока не готова проверить это на себе. Я сняла тапки и жестко сказала, что вот это, это и это — я делать готова, а это — нет. И сразу стало хорошо: и мне, и, что удивительно, мужу.
Мне кажется, что проблема российского еврейства в том, что у нас нет лайт-версии, что у евреев тут только два пути: или свинина в горшочке со сметаной — но тогда можно отдать ребенка в хорошую, а не в еврейскую школу и летом поехать загорать на море; или — очень специфическая замкнутая жизнь (работа, учеба, поиск пары) в общине. Но зато с максимально полным соблюдением всего, чего только можно.
На прошлом занятии в школе гиюра нам учитель рассказывал о тринадцати принципах веры, подводил итоги: «Мы верим в то-то и то-то…» «А кто не верит, тот — не еврей!!!» — раздалось горячее с задней парты.
Проблема российского еврейства в том, что у нас нет лайт-версии, что у евреев тут только два пути: или свинина в горшочке со сметаной... или — очень специфическая замкнутая жизнь в общине. Но зато с максимально полным соблюдением всего, чего только можно. |
Этот принцип, кажется, отвратил от тшувы тысячи евреев, которые были готовы, допустим, есть кошерное, воспитывать двух мальчиков и девочку и мыть руки по утрам, но не готовы были рожать десять детей, менять квартиру, работу, школу ребенка и многое другое, чтобы проводить Шаббаты в общине. Почему никто не тронул их за плечо и не сказал: «Эй, парень! Один твой маленький шажок в нашу сторону — это уже большое счастье для всего народа! Одна несъеденная креветка — это уже ого-го как круто!» Почему никто не скажет этим людям, что полных и абсолютных праведников не существует, а если бы они и были, то на то они и праведники? Что даже самые уважаемые раввины все равно не соблюдают абсолютно всего? В конце-концов, почему для нас не работает весь тот пласт народных мудростей, которые утверждают, что тише едешь — дальше будешь, что путь в тысячу лье начинается с одного шага, и что, чтобы съесть слона, от него надо откусывать по маленькому кусочку?
Да, я знаю, что нам тоже говорят о том, что заповеди написаны не для ангелов, а для обычных людей, что не надо от человека просить бОльшего соблюдения, чем то, к которому он готов. Но вокруг я не вижу ни одного легитимного варианта лайт-тшувы. Того, где не «какие хорошие люди, жаль, что они так мало соблюдают», а где «какие они молодцы, живут светской жизнью и при этом соблюдают все возможное». Я слышала мнение, что сейчас начала появляться эта прослойка, что она пока тонкая и пугливая, но уже есть. Осталось этой прослойке перестать стесняться, начать гордиться и выйти из подполья.
И напоследок история совсем не еврейского плана, но показательная. Я начала заниматься с тренером в небольшом спортклубе, который находится в нашем доме. Первое занятие было очень легким, даже приятным: я удивилась, ведь весь мой предыдущий опыт говорил о том, что после тренировки хочется исключительно умереть от усталости в трясущихся конечностях. Мой учитель рассмеялся: это действительно практикуется в больших сетевых клубах: на первом занятии нагрузить клиента так, чтобы он испугался и никогда больше не приходил. Все, у кого сгорал полностью оплаченный годовой абонемент, прекрасно об этом знают. Тут можно было бы сказать что-либо значительное о нашем еврейском абонементе, но это уже было бы лишнее.
Автор о себе: Мне тридцать лет, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса» и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние четыре года я работала редактором Cosmo. Мнение редакции и автора могут не совпадать |