В обсуждении моей колонки, посвященной анорексии, кто-то из пользователей поинтересовался, будет ли текст о мужчинах с формами. А ведь здесь действительно есть, что обсуждать. Дело не только в распространенной шутке «Милая, я в форме: круглый — тоже форма!» Дело в том, что еврейские мужчины и в самом деле приобрели форму. Вернее, не просто еврейские — израильские.

Впервые попав на историческую родину несколько лет назад, я обратила внимание на облик израильских мужчин, сильно отличающийся от стереотипного образа еврея, к которому мы привыкли. Восточноевропейские евреи, загнанные в «черту оседлости», а потом реализовывавшие себя в науке и искусстве, имеют вполне определенные внешние признаки. Стройные бледные юноши в сюртуках и со скрипочкой — в 18 и 19 веках. Не менее стройные и бледные, но в очках и с диссертацией подмышкой — в середине 20-го. Интеллигентные, эрудированные, обаятельные. Но обаяние это интеллектуальное, а никак не физическое. Их сексуальность в советские времена заключалась в свободомыслии, в таланте, в силе духа. «Я не создан для физического труда», — заявлял поэт Иосиф Бродский, когда его судили за тунеядство. В него влюблялись истово и безнадежно, но за мощным поэтическим талантом вскоре обнаруживался стеснительный, нервический юноша.

Мужчины наши, подчиняясь выработанной веками привычке, сутулы и бледны, с большим рвением садятся за книгу, чем берутся за труд физический, а в семье почти полностью подчинились женщинам.

Конечно, были среди русских евреев и герои революции, и генералы Красной армии, и руководители партизанских отрядов. Но их героизм потому и не имел для народа серьезных генетических последствий, что, отвоевав за Россию на войне против внешнего врага, они тут же обнаруживали себя в советских лагерях — как враги внутренние. Психологически появление таких вот немужественных мужчин вполне объяснимо: нет ничего более мощного и системообразующего в жизни народа, чем генетическая память. И потому мужчины наши, подчиняясь выработанной веками привычке, сутулы и бледны, с большим рвением садятся за книгу, чем берутся за труд физический, а в семье почти полностью подчинились женщинам. Женщины, в свою очередь, все время живут в страхе, что сыновей их или убьют во время погрома, или уничтожат немцы, или добьют советские костоломы, или — при отсутствии и тех, и других — поколотят в темной подворотне соседи по подъезду. Поэтому мужчина уже не самец и не добытчик мамонта, а существо болезненно беззащитное.

Но в какие же дальние уголки нашего подсознания эта самая генетическая память спрятала воспоминания о мужественных защитниках Иерусалима? Куда подевались отчаянные повстанцы Бар-Кохбы? Где те сильные и воинственные евреи, которые жили в Иудее до разрушения Второго Храма? Можно было бы объяснить их отсутствие в генах наших мужчин отдаленностью той истории. Если бы не обнаружились они вдруг на земле Израиля. Ветхозаветные бледнолицые юноши с книгой тут, конечно, тоже встречаются. Но в большинстве своем израильские мужчины — это широкоплечие загорелые люди с уверенным взглядом, вовсе не вызывающие желания их срочно усыновить и пожалеть. Совершенно очевидно, что им вполне можно доверить и добычу мамонта, и оборону Масады. Даже совсем юные мальчики-солдаты (пусть даже военная форма им слегка велика) смотрят по-мужски заботливо и открыто.

Для еврейских мужчин изгнание обернулось ощущением бессилия, а существование в постоянном страхе и унижении довольно быстро отразилось и на внешнем облике. Мужчина не может жить, зная, что ему нечего защищать, а защищать можно только там, где ты себя чувствуешь дома. Волшебство? Да нет, конечно. Просто в формировании мужских черт в представителях сильного пола очень много значит земля во всех смыслах — и в мистическом, и в самом прямом. Б-г создал Адама из глины, сделав его существом, неразрывно связанным с землей. Это женщина — произведение из ребра — находит свое место где угодно, но рядом со своим мужчиной, черпая силы в его мужественности. Но откуда взяться мужественности, если связь с родной землей утеряна? Для еврейских мужчин изгнание обернулось ощущением бессилия, а существование в постоянном страхе и унижении довольно быстро отразилось и на внешнем облике. Мужчина не может жить, зная, что ему нечего защищать, а защищать можно только там, где ты себя чувствуешь дома. Ведь ни физическая сила мужчин, ни оружие не спасали еврейские семьи от погромов в России, Украине и Белоруссии. Бессилие мужчины становилось проблемой не повседневно-бытовой, а экзистенциальной, угрожавшей существованию всего народа. И хотя духовную жизнь удалось сохранить в служении Торе, рассеяние, словно безжалостный вампир, высасывало из наших мужчин мужское капля за каплей. Да и сейчас эмигранты в благополучных Европах и Америке выглядят гораздо менее мужественно, чем «бывшие наши» израильтяне.

Израильтяне же, спокойные, вальяжные, уверенные в себе, полнозубо улыбаются и покровительственно кладут руки на плечи своим женщинам — вот новый тип еврейского мужчины. Мужчины, который прошел обряд возмужания не только через бар-мицву, но и через обретение своей земли, через жестокий опыт службы в армии, через ежедневное осознание вполне реальной опасности, угрожающей безопасности его страны. И как бы мы ни боялись агрессивно настроенных израильских соседей, отчасти их агрессия вернула нам мужчин. Теперь истории о мужественных иудеях, защищавших свою страну, уже не кажутся невероятными сказками из далекого прошлого.

Автор о себе:   Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем — печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.               Мнение редакции и автора могут не совпадать

Алина Ребель