Как сказал бы один «немецкий» психиатр, Сигизмунд Шломо Фрейд, невроз бывает у человека, но бывает невроз и у народа.

Никто из моих друзей не встречал в Германии ни одного антисемита. «Да их там быть не может в принципе! За это ж там посадить могут». Ну что ж... Видать, на ловца и зверь бежит. Мой опыт оказался другим.

Меня с моим короткометражным фильмом «Один» пригласили на международный кинофестиваль в чудесный город Ингольштадт. Оплатили дорогу и пребывание, возились с оформлением документов, мучились с медстраховкой. Отдали в залог 3000 евро — под гарантию, что я вернусь, а не останусь в качестве нелегала. И вот, находясь на полном обеспечении этих прекрасных людей (которые меня вызвали, встретили, приголубили, дважды в большом кинотеатре показали мой фильм), а также в полной от них зависимости (!) — я начинаю их терзать на тему, что они думают о Второй мировой войне и что они думают про Израиль.

«Чувство вины, чувство вины!» Немецкий народ стонет под гнетом этой вины!.. Надо же было мне проверить тезис... Не могу поверить, что я сама начала этот разговор. Это все равно что в больного крокодила тыкать палкой. Зачем же я все это сделала?

Мне всегда казалось, что это все не про немцев, что это про людей. Немцы оказались лишь чуть организованней и педантичней остальных, и смогли поставить идею на поток, организовать заводы по реализации своей идеи. До самого скандала уже было несколько вполне тревожных звонков, и я могла бы понять, что надо поостеречься. Посреди большого дружеского застолья, где знакомились организаторы и гости (в фестивале участвовали 26 стран), меня вдруг спросили, русская ли у меня фамилия. Когда я ответила, какая — все сразу помрачнели и как будто не услышали ответа. Желание дальше меня расспрашивать резко пропало. Еще «громче» повисла тишина, когда кто-то сказал, что Фрейд был немцем — а я ляпнула, что вообще-то Сигизмунд Шломо Фрейд, автор теории о защитных механизмах психики (в том числе как раз о внезапной «глухоте», вызванной нежеланием помнить неприятный факт в собственном прошлом), был евреем. И опять все отреагировали так, как будто я сказала что-то очень неприличное. Уже тогда было хорошо заметно, что для хозяев фестиваля слово «еврей» не то чтоб табуировано, но как-то неприятно.

Очень краткий флешбэк — и расскажу без утайки, как драматически сложился наш печальный разговор с одним из организаторов фестиваля, Беттиной Райниш. Год назад я в очередной раз была в «Яд Вашеме». Была с группой коллег (евреев), приехавших со всего мира. На выходе из музея один молодой человек не сдержался: «Хочется сейчас немцам морду набить!» У меня вырвалось: «А при чем тут немцы?» Мы посмотрели друг на друга с большим взаимным удивлением.

Мне всегда казалось, что это все не про немцев, что это про людей. Немцы оказались лишь чуть организованней и педантичней остальных, и смогли поставить идею на поток, организовать заводы по реализации своей идеи. Славяне после пары погромов сразу истощались, охладевали, ленились довести свою мысль до окончательного оформления. Все знают, что идея бродила в умах. И в 30-е годы только чудом, например, США не рухнули в тот же антисемитизм, что и Германия. Если мы будем думать, что это все какие-то конкретные специальные немцы, жившие почти сто лет назад, какой-то специальный гитлер (мало ли природа являла свету извергов и моральных уродов) — мы ничего не поймем в Холокосте. Нельзя думать, что это немецкое. Это человеческое. Слишком человеческое. Так я думала.

Теперь перескажу разговор, потом вместе с вами будем делать выводы. Я задала аккуратный (как мне тогда казалось) вопрос моей гостеприимной хозяйке Беттине: считает ли она, что события семидесятилетней давности имеют к ней какое-либо отношение? Вы видели, как зеленеют люди? Я не видела до этого. Думала, что это образ. Оказалось, что люди буквально зеленеют от злости. Моя нежнейшая хозяйка взорвалась: «А почему это должно иметь ко мне какое-то отношение?! Меня тогда не было! С какой вообще стати?!»

Иногда лучше разругаться вдрызг, надавать человеку пощечин. Он хотя бы пощечины запомнит. Может, потом, когда-нибудь, вспомнит и аргументы... Друг Беттины, турок Кизи, объяснил, что с малых лет им вдалбливают, что 30-40-е годы XX века были самым большим провалом в истории немецкого народа. И что все устали это слышать. Особенно страдает их поколение, тех, кому сейчас 30.

— Ты знаешь, у нас есть такой прекрасный писатель, нобелевский лауреат, его зовут... — кричала Беттина.
— Да знаю, знаю я, как его зовут... вашего лауреата...
— Гюнтер Грасс. Так вот, он пишет прекрасную прозу и стихи. И ему не дают слова сказать! Ему затыкают рот. Потому что все запрещено, потому что люди не умеют отличать осуждение политики Израиля от антисемитизма. Да, мы осуждаем политику Израиля, но мы не антисемиты.
— А почему вы осуждаете политику Израиля?
— Да потому что она в корне неверна!
— Это еще почему?
— Потому что Израиль выгоняет людей с их территорий!
— А откуда ты знаешь, кто кого выгоняет?
— Я своими глазами все это по телевизору видела...
— А... по телевизору...

Я очень хотела сказать, что эту собачью чушь разделяют только такие же кривомыслящие люди в Европе, как она — но почему-то поскромничала, попыталась объясниться на человеческом языке. И напрасно. Эффект был нулевой. Беттина меня не услышала. Иногда лучше разругаться вдрызг, надавать человеку пощечин. Он хотя бы пощечины запомнит. Может, потом, когда-нибудь, вспомнит и аргументы... Кизи сказал, между прочим, еще одну любопытную вещь: он спрашивал когда-то стариков: как же они допустили? И те ему ответили: «Знаешь, мы тогда особенно об этом не задумывались...» Очень любопытный ответ. Узнаваемый. Исчерпывающий.

Читайте также:

Нетаниягу заявил об ошибочном восприятии Израиля в Германии
Только 36% германцев доброжелательно относятся к Израилю и только 21% уверены в том, то в Израиле соблюдаются права человека...
Как же это? Нам же их, немцев, все время в пример приводили: как они, дескать, умеют работать со своей историей, осмыслять ее. Не вытесняют, дескать, из сознания свои кошмары. Вот мы со Сталиным никак не можем распрощаться, потому что не готовы понять, что произошло — оттого он все время и возвращается к нам призраком. То ли дело немцы. На всех, дескать, столбах у них написано: «Здесь был фашизм»... Мемориальные доски и правда висят. Но там все больше про каких-то нацистов да про выродка Гитлера, а эти люди, как выясняется, к немцам никакого отношения не имеют. (По крайней мере, таковы переживания немцев в возрасте 30+, которые встретились мне в Баварии.)

А может быть, фикция это все? Большая немецкая утка про чувство вины... Может, и невозможно такое осмыслить и осилить в принципе? Как сказал бы один немецкий психиатр, Сигизмунд Шломо Фрейд, невроз бывает у человека, но бывает невроз и у народа. У каждой из наших стран есть свой невроз. И если россияне свою сталинскую травму вытесняют, то немцы свою нацистскую травму видоизменяют иначе, превращают в тезисы: «Израиль — оккупант», «Израиль — фашист», а при слове «еврей» и «чувство вины» нервно вздрагивают. Но не могу сказать, что и там национальная терапия успешно завершена.

Автор о себе:   Режиссер, сценарист, журналист. Сняла около 30 документалок. Не без международных призов. Нью-Йорк, в частности, признал мою работу «лучшим историческим фильмом». Короткометражка «Один» выиграла в 2011 году на Шанхайском международном кинофестивале. Работала на всех федеральных каналах отечественного телевидения в наши лучшие с ним годы. По базовому образованию логопед. Написаны роман и повесть. Роман «В ночь с понедельника на пятницу» можно выловить в Интернете. Училась в Еврейском университете в Москве. В Израиль езжу каждый год. Как год проходит — подступает тоска, и билет как-то сам покупается: значит, пора.         Мнение редакции и автора могут не совпадать

Юлия Меламед