В пяти минутах езды в южном направлении от Иерусалима лежит Бейтар, то ли очень крупное поселение, то ли небольшой город. Население его составляют харедим всех толков и направлений. Когда рассказываешь об это месте коллегам-врачам, они тут же представляют себе клинику, битком набитую мамашами с кашляющими пейсатыми детками: рождаемость в этом городке, слава Б-гу, немаленькая, заметно превосходит все окрестные арабские деревни. А когда упоминаешь Бейтар в разговоре с любителем еврейской истории, тот вспоминает о Бар-Кохбе. Здесь в начале II века новой эры поражением и страшной резней закончилось его восстание против римлян. Однако оказалось, что тот Бейтар и этот разделяют не только две тысячи лет во времени, но и пара километров в пространстве.

Любимая присказка израильских экскурсоводов: «Спасибо арабам хотя бы за то, что они сохранили имена наших мест». Действительно, топонимика арабских деревень — бездонный кладезь для историка, и имя древнего Бейтара тоже сохранилось — в названии деревни Баттир. Посреди деревни возвышается только частично раскопанный археологами курган, скрывающий древний город Бар-Кохбы, но часть крепостных стен все же можно осмотреть. Жители деревни называют курган «Хирбет аль-Яхуд» (еврейские развалины).

Мои кипа, цицит и борода и шляпка моей жены не только однозначно определяют национальность и вероисповедание, но даже и место жительства (поселенцы) и заставляют прохожих на арабской деревенской улице оцепенеть: такого зверя здесь не видели несколько десятилетий.

От деревни можно пешком за полчаса дойти до Иерусалима, за то же время в другом направлении — до Бейтара, и, тем не менее, мало кто из окрестных евреев знает о ее существовании, а уж тем более бывал там. На повороте с магистрального шоссе в сторону деревни надо проехать грозный красный щит, который предупреждает о крайней нежелательности для израильтян следовать по этой дороге. Типа, прямо пойдешь — голову потеряешь. В реальности не все так категорично — все-таки это зона В (то есть гражданская власть палестинская, военная — израильская) — но армия предпочитает перестраховаться.

Но мы все-таки проехали красный щит. Нас провозит К., наш «сталкер» по нехоженым дорожкам арабских деревень, имеющий давние дружеские связи во многих из них. Но в этой поездке и К. кажется немного напряженным, хотя он-то, с его длинными светлыми волосами, вполне может сойти за европейца или, в худшем случае, за тель-авивца. А вот мои кипа, цицит и борода и шляпка моей жены не только однозначно определяют национальность и вероисповедание, но даже и место жительства (поселенцы) и заставляют прохожих на деревенской улице оцепенеть: такого зверя здесь не видели несколько десятилетий.

Гостеприимный Х. принимает нас у себя дома, угощает чаем и кофе (слава Б-гу, законы кашрута оставили нам два этих средства межнационального общения). Жена и дети с улыбками выбегают посидеть с гостями. Но поговорить удается только с самим хозяином, поскольку никто из остальных членов семьи не знает ни слова на иврите. Так проявляются последствия «мирного процесса», ведь люди старше сорока обычно хорошо говорят по-еврейски, большинство так или иначе работало или работает с ними, а молодежь, скорее всего, никогда не видела живого еврея (ну, разве что израильских солдат). Впрочем, и мы хороши: наши познания арабского ограничиваются формулами вежливости.

Так проявляются последствия «мирного процесса», ведь люди старше сорока обычно хорошо говорят по-еврейски, большинство так или иначе работало или работает с ними, а молодежь, скорее всего, никогда не видела живого еврея (ну, разве что израильских солдат). Впрочем, и мы хороши: наши познания арабского ограничиваются формулами вежливости.

Параллельные миры: на стене гостиной висит карта со знакомыми очертаниями Израиля, но подписано «Палестина», и большая часть известных нам населенных пунктов не обозначена. Ну что ж, думаю я, у меня у самого висит дома карта, где еврейское поселение в тысячу человек обозначено крупнее, чем стотысячный арабский город. Потом, когда жена при помощи английского языка общалась с секретарем сельсовета, та спросила:
— Вы из России?
—Нет, я живу здесь.
— А, правда, здесь, в Палестине?
— Нет, здесь, в Израиле!
Обе женщины рассмеялись.

Член местного совета проводит нас по деревне, показывает удивительной красоты террасы-огороды на крутом обрыве, сложную систему их полива, знакомую нам по Талмуду, но здесь продолжающую непрерывно работать последние пару тысяч лет, рассказывает об истории населенного пункта. Особенно он гордится документом, подписанным в 48-м году Моше Даяном (тогда — командующим Иерусалимским фронтом) и иорданским военачальником. Этот документ оставлял деревню в неофициальной демилитаризованной зоне, а взамен обеспечивал израильтянам возможность пользоваться проходящей неподалеку железной дорогой Тель-Авив — Иерусалим.

Наконец, член совета рассказывает о борьбе жителей против строительства очередного отрезка «забора безопасности». Забор этот должен отделить деревню от Иерусалима, отрезав жителей от принадлежащих им сельскохозяйственных угодий, а заодно и от возможности работать на территории Израиля (увы, не всегда легально). Кроме того, строительство угрожало загубить часть террасного земледелия, оставшегося с библейских времен. Жители деревни любят упоминать, что эти террасы признаны ЮНЕСКО важным культурным памятником.

Мы остро ощущаем свою связь с этой землей, но и арабы — никак не в меньшей степени. Мы живем здесь и не собираемся никуда исчезать, но и они — тоже. Для нас это означает, что надо искать способ жить вместе. А в нашей искривленной реальности, когда «миротворцами» называют себя зарубежные товарищи, с утра до вечера занятые порчей отношений евреев с арабами, только такой контакт на местах может продвинуть нас на шаг к решению.

Собственно, с забора все и началось. Ведь такие попытки человеческого контакта для обеих сторон чреваты немалыми опасностями: если мы рискуем схлопотать по дороге камень в лоб, то наших собеседников могут вызвать в палестинские спецслужбы, поскольку сотрудничество с поселенцами — уголовно наказуемое деяние в ПА. У местных жителей должна быть серьезная мотивация для того, чтобы идти на контакт с израильтянами (в нашем случае — это необходимость привлечь к проблеме забора израильское общественное мнение). Кстати, уже после описанной поездки жене удалось пробить на израильском телевидении репортаж, в котором поселенцы и арабы объединились во взаимном антагонизме к этому самому строительству. А пару дней назад военное командование сообщило о приостановке строительства обсуждаемого отрезка (нет, не из-за нашего репортажа, мы не настолько самонадеянны!).

Ну, хорошо, скажет читатель, жителям Баттира нужно было еврейское содействие в этом конкретном деле, а вас-то чего туда понесло? Только ли страсть побывать в каждом уголке земли Израиля? Тоже причина, ответим мы. Но никак не единственная. Мы остро ощущаем свою связь с этой землей, но и арабы Баттира — никак не в меньшей степени. Мы живем здесь и не собираемся никуда исчезать, но и они — тоже. Для нас это означает, что надо искать способ жить вместе. А в нашей искривленной реальности, когда «миротворцами» называют себя зарубежные товарищи, с утра до вечера занятые порчей отношений евреев с арабами (в полном соответствии с великим лозунгом из романа Оруэлла: «Война — это мир, свобода — это рабство»), только такой контакт на местах может продвинуть нас на шаг к решению. Если, конечно, такое решение в принципе существует.

Автор о себе:  Мне 45 лет, и у нас с женой Аней на двоих семеро детей. Я родился и вырос в Москве, но вот уже почти 15 лет жизнь моя связана с Иерусалимом, в котором я работаю врачом, и нашим домом — поселением Нокдим в Гуш-Эционе. Последние годы все время и силы, которые остаются от работы и семейных радостей, направляю в наше товарищество «Место Встречи», которым руководит Аня. Товарищество это старается совместить несовместимое и встретить евреев всех сортов и разновидностей, а также «примкнувших к ним товарищей» — на «Месте встречи», которое есть Израиль, Иерусалим, Храм (это как zoom на гугл-карте или как матрешка — какой образ вам больше нравится).  Мнение редакции и автора могут не совпадать.