У нас родилась девочка — пухленькая, пушистая и синеглазая — всё, как просили. Назвали Леей. Точнее, первые две недели она была просто Девочка, а мы, до кровавых чертиков, раз за разом перебирали многочисленные списки еврейских имен. Проблем было две: у нас не так много традиционных и при этом мелодичных женских имен. И вторая, прямо противоположная: все, что угодно, может стать еврейским именем. Во всяком случае в Израиле, несмотря на малые его размеры, зафиксировано самое большое разнообразие имен в мире! Представляете? И дело не только в том, что на его территории собрались люди со всего света (это не уникальный случай, есть еще и Америка), а в том, что почти любое слово в Израиле может использоваться как имя. И почти любое имя может стать израильским.

Евреев уже не бьют ни по морде, ни по паспорту. И это, с одной стороны, счастье, о котором не могли мечтать даже наши родители. И с другой — внезапно — проблема. Многие мои знакомые рассказывали, что узнавали о своем еврействе в тот момент, когда впервые получали за это по лицу.

Мне, например, очень нравилось имя Ума. Вообще-то это традиционное индийское имя, так звали жену бога Шивы. Но на иврите оно может писаться так: אומה и означать, соответственно, «нация» (для патриотов) или «всемирно известная» (для космополитов). Или, например, чудесное имя Таисия, Тая, которое с бешеной скоростью набирает популярность в России и скоро, наверняка, обгонит всех Сонь, Лиз и Варвар. Казалось бы, тут вообще нечего ловить: имя чисто греческое, означает: «принадлежащая богине плодородия Изиде». Но какого любящего родителя останавливали такие мелочи?! Вот редкое, но тоже набирающее популярность в Израиле имя Тая можно записать так: תאיה — היפה תוצרת ארץ ישראל. Это имя — аббревиатура. Переводится примерно как «все лучшее сделано в Израиле». Очень мило, вы не находите? И главное — сразу наше, родное и никакой Изиды.

Те, чьи бабушки с дедушками срочно переделывались в Сереж и Джонов, в зависимости от места жительства, с наслаждением выбирают для своих детей откровенно еврейские имена.

Мне эта тенденция страшно нравится — и не столько возвращением к корням (какие тут корни при таком бурном творчестве?), сколько — отсутствием страха. Тем, что быть Йосей, Умой или Сарой в этом мире стало не опасно, а увлекательно. В свое время мои родители легли костьми, чтобы я назвала своего мальчика Александром, а не Ароном, как мне очень хотелось. «Представляешь, как над ним будут издеваться в саду?!» — восклицала мама. Через три года ребенок пошел в сад, и я задумалась, кто смог бы издеваться над нашим несостоявшимся Ароном: татарский мальчик Тамерлан, ирландский Айден, португальская принцесса Дельфина, или местные Елисей с Платоном?

Вопрос в том, что национальности из чего-то определяющего стали лишь интересной особенностью. Евреев уже не бьют ни по морде, ни по паспорту. И это, с одной стороны, счастье, о котором не могли мечтать даже наши родители. И с другой — внезапно — проблема. Многие мои знакомые рассказывали, что узнавали о своем еврействе в тот момент, когда впервые получали за это по лицу. У моего мужа, например, с тех славных времен осталось несколько шрамов: у него, видимо, было уж очень красноречивое лицо.

Сейчас у ребенка интеллигентных родителей из большого города нет никаких шансов столкнуться с хоть малейшей агрессией, тем более — связанной с его национальностью. Если их дедушкам и папам в очень юном возрасте сразу же после первой драки нередко приходилось принимать одно из важнейших жизненных решений: оставаться Мойшиком и драться всю жизнь, отстаивая свое право на подобную смелость, или же переименоваться, например, в Диму, что тоже не усыпало путь сделавшего подобный выбор розами и пряниками.

И тогда родители, те самые родители, которые изо всех сил старались вписаться, ассимилироваться и забыть о своем еврействе, решились на самые последние, крайние меры, взмолились тому Б-гу, в которого давно разучились верить: отыскали моэля, сделали все необходимое и дали сыну живительное еврейское имя Хаим.

Сейчас чем меньше риска несет в себе еврейское имя для своего обладателя, тем меньше национальной гордости за этим стоит (тут вспоминается приятель моего сына Ибрагим, который в пять лет еще плакал и просил родителей назвать его «ну хотя бы Сережей», а теперь уже точно знает, почему его зовут именно так и никак иначе). Можно было бы сказать, что нашим детям не с кем и не за что бороться (в отличие, например, от других восточных детей), что история закончена, мы полностью ассимилировались, а имена — это всего лишь дань моде на редкое и старинное. Родительский выпендреж.

Но тут вспоминается история моего дедушки. Его родители были выходцами из Венгрии, очень простыми, видевшими много горя людьми, им хотелось дать детям новую, простую и легкую жизнь. Такую, чтобы им ни за что и ни с кем не надо было бороться. Поэтому новеньких близнецов они назвали Ефимом и Семеном: им казалось, что это самые что ни на есть русские имена, которые оградят двух беленьких мальчиков от любых национальных проблем. Слабенький Фима все время болел и худел, стал совсем прозрачным, врачи только руками разводили. И тогда родители, те самые родители, которые изо всех сил старались вписаться, ассимилироваться и забыть о своем еврействе, решились на самые последние, крайние меры, взмолились тому Б-гу, в которого давно разучились верить: отыскали моэля, сделали все необходимое и дали сыну живительное еврейское имя Хаим (жизнь). И он выжил, и через двадцать лет прошел всю войну до Берлина, и вырастил двух сыновей и четырех внуков. А крепкий Сема ту зиму не пережил, сгорел от пневмонии в один момент, никто ничего понять даже не успел.

Из-за внезапной перемены имени дедушка всю жизнь страшно мучался. Не в национальном смысле, а в бюрократическом: в половине документов он Ефим, в другой — Хаим. Ну, и у моего папы по документам три отчества — Ефимович, Хаимович и ХаЙмович. Черт ногу сломит, все время приходится доказывать, что ты не верблюд. Но зато — два сына. Четыре внука. И одна маленькая девочка Леечка, правнучка. Круг замкнулся, четвертое поколение вернулось к истокам. Жизнь продолжается. Ле Хаим.

Автор о себе:   Я родилась 1980 году, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса», и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние несколько лет я редактировала всевозможный глянец, писала о людях и тех удивительных историях, что с ними случаются. От редакции: 04.08.2013 у Алины родилась дочка Лея. С кудряшками. Мнение редакции и автора могут не совпадать