Русско-польский лингвист Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ около ста лет назад пошутил: когда русский крадет, говорят «украл вор», а когда крадет еврей, говорят «украл еврей». Шутка оказалась настолько удачной, что ее до сих пор цитируют и к месту и не к месту, приписывая то (вложившему ее в уста одного из своих персонажей) Горькому, то Шолом-Алейхему. Слова эти вспоминают обычно в связи с темой расизма и ксенофобии — совсем не обязательно по отношению к евреям. Формула, возможно, стала настолько популярной и потому, что она хорошо соотвествует современному представлению о Другом — о той социальной группе, от которой нас отделяет граница, еще более непроницаемая, чем та, что пролегает между законопослушными гражданами и преступным миром. Другой оказывается для нас в первую очередь евреем, кавказцем, арабом, иностранным рабочим, поселенцем, а факт нарушения им закона лишь служит легальным обоснованием того отчуждения, которое мы по отношению к нему и так уже испытываем.

Прямо во время написания этих строк в сети появился настолько яркий пример заколдованного круга ксенофобии, что не удержусь его привести (благо жанр колонки позволяет). Председатель парламента Чечни Дукуваха Абдурахманов, критикуя ксенофобские высказывания лидера ЛДПР, не нашел ничего лучше, чем подчеркнуть чуждость России самого Жириновского — сына Эдельштейна. Сразу вспоминается кэролловская Алиса с ее фразой, произнесенной во время безумного чаепития: «Делать замечания незнакомым людям — очень грубо!»

Религиозный мир Израиля чувствует себя боксерской грушей для нерелигиозного большинства, объектом несправедливых нападок, непропорционально раздувающих недостатки и закрывающих глаза на достоинства общества, построенного на соблюдении заповедей Торы.

Распространенным приемом, используемым современными масс-медиа для формирования общественного мнения, является подмена ролей насильника и жертвы. При всей внешней незамысловатости такого трюка, он прекрасно работает, а защиты от него практически нет. Критика агрессии всегда может быть взята на вооружение самим агрессором, когда ему удастся переложить на кого-нибудь ответственность за свою нищету и бесправие. Ведь любой преступник — не что иное как жертва общественного устройства, а совершенное им преступление может рассматриваться как последствие несправедливости жизни. Торжество подобных воззрений, нередкое для постмодернистского мира, производит удручающее впечатление победы морального релятивизма, поразившего образованную и мыслящую часть общества. Но, с другой стороны, тенденция подвергать сомнению незыблемые устои общества может быть порождена потребностью в более глубоком осмыслении действительности и нежеланием принимать идеологические штампы без попытки их осмыслить.

В качестве примера подобной неоднозначности явления, нуждающегося в обсуждении и осмыслении, можно привести особую наэлектризованность людей, относящих себя к миру секулярному, в отношении поступков религиозного человека. Это, думаю, актуально и для других стран, но в Израиле любой скандал, если в нем замешан религиозный деятель, приобретает дополнительный и многократно усиленный резонанс. Ярким примером такого явления стал скандал, возникший вокруг полицейского расследования по обвинению в получении взятки, фигурантом которого оказался бывший главный раввин Израиля Йона Мецгер. Это не первый и отнюдь не самый крупный из коррупционных скандалов, пережитых Израилем. Израильские чиновники любого, даже самого высокого уровня, уже представали перед судом, а некоторые осуждены и отбывают наказание в тюрьме.

Саму по себе борьбу с корупцией в любой организации можно лишь приветствовать, да и Главный раввинат как учреждение еще далек от желаемой прозрачности и эффективности. Однако скандал получился гораздо более громким, чем когда в подобных и даже более серьезных преступлениях оказывались замешанными нерелигиозные политики. Заголовки вроде «Плод отравленного дерева» («Маарив») прозрачно намекают на якобы глобальную проблему всего еврейского религиозного мира. Однако же гораздо более серьезные и уже доказанные преступления бывшего премьер-министра Эхуда Ольмерта никого не привели к выводам о поголовной коррумпированности израильских чиновников!

Понятно, что история с Мецгером лишь один из примеров, в очередной раз напоминающих о шутке Бодуэна де Куртинэ. Постоянно сталкиваясь с подобными обобщениями, начинаешь понимать, почему религиозный мир Израиля чувствует себя боксерской грушей для нерелигиозного большинства, объектом несправедливых нападок, непропорционально раздувающих недостатки и закрывающих глаза на достоинства общества, построенного на соблюдении заповедей Торы.

Претензии к религиозному миру зачастую преувеличены, но в них содержится очень важный посыл: даже человек, не считающий себя религиозным, ждет от жизни, основанной на вере, более высоких моральных стандартов.

По объяснению Магарала из Праги, соблюдение заповедей Торы изменяют человека, выводя его из состояния, в котором он ничем принципиально не отличался от животного.

Разумеется, тот, кто верит в Творца мира и старается жить согласно заповеданным Им законам, не становится праведным автоматически, только в результате их соблюдения. Все мы, каким бы тэгом не были помечены (религиозным или секулярным), за редкими исключениями, являемся полем битвы между добром и злом. И, к сожалению, не всегда в этой битве побеждает добро. Вера не является гарантией наличия у человека высокой морали и святости, но это не означает, что одно не обусловлено другим.

Мидраш приводит высказывание великого мудреца рабби Акивы, звучащее довольно радикально: «Заповеди даны Всевышним лишь для того, чтобы облагородить творения». Слово, переведенное здесь как «облагородить», означает на иврите процесс очищения металла от примесей, которые были в руде. По объяснению Магарала из Праги, соблюдение заповедей Торы изменяют человека, выводя его из состояния, в котором он ничем принципиально не отличался от животного.

Заповеди приводят человека к духовному совершенствованию, а если этих изменений не происходит, ему стоит задуматься о причинах. Но оценить эти измения можно лишь взглядом изнутри. В этом — необходимая составляющая внутренней жизни человека и важная тема для самоанализа. И именно здесь проходит грань между поступками, за которые надо держать ответ перед окружающими, и мыслями и чувствами, там, где только сам человек может быть себе судьей.

Сегодняшний день еврейского календаря, 10 тевета, — пост, установленный мудрецами в память о начале осады Иерусалима, предшествовавшей разрушению Первого Храма. Название «Иерусалим» на иврите включает слово «шалем» (совершенный), и это день, когда каждому из нас Всевышний дает силы стать немного ближе к совершенству, чем вчера.

Автор о себе: Детство мое выпало на ленинградскую оттепель, поэтому на всю жизнь осталась неприязнь ко всяческим заморозкам и застоям. В 1979 году открыл том Талмуда в переводе с ятями, в попытках разобраться в нем уехал в Иерусалим, где и живу в доме на последней горке по дороге к Храмовой горе. Работаю то программистом, чтобы добиваться нужных результатов, то раввином, чтобы эти результаты не переоценивать. Публицистика  важна для меня не сама по себе, а как необходимая часть познания и возможность диалога с читателем. Поскольку от попыток разобраться все еще не отказался.   Мнение  редакции и автора могут не совпадать