Мы едем со знакомой из ее дома на территориях в Иерусалим. Она объезжает утреннюю пробку по арабской деревне, мы волнуемся, но она расслабленно машет рукой: «Скорее всего, они не будут бросать в нас камни… Раньше это была христианская деревня, даже церковь сохранилась, но сейчас, конечно, везде все больше мусульман». Ее веселое «скорее всего» меня поражает. Это не знакомый мне русский «авось»: за ее спокойствием стоит нечто большее и мною пока неуловимое. Я всего восемнадцать дней израильтянка, я еще мало чего тут поняла, пока я могу лишь впитывать и пытаться понять.

В дороге мы говорим о школах. Подруга жалуется на израильские: тут с математикой совсем плохо, дети практически не учатся, дроби проходят чуть ли не в шестом классе! Я поддакиваю, а потом спрашиваю, пораженная: как же тогда получается, что при таком расслабленном подходе к школьному обучению и глобальной идее «главное, чтобы детка хорошо себя чувствовала», Израилю удалось стать одной из ведущих технологически развитых стран в мире? Моя собеседница хмыкает и снова машет рукой: «Ну, вот так здесь все». Необъяснимо.

О раздолбайстве и удивительной расслабленности израильтян ходят легенды. Мы и сами с этим сталкиваемся буквально на каждом шагу.

Вообще, конечно, о раздолбайстве и удивительной расслабленности израильтян ходят легенды. Мы и сами с этим сталкиваемся буквально на каждом шагу. Взять, например, пятнадцатилетнего мальчика в кафе, который раз за разом пытается испечь нам блин и после седьмой неудачной попытки предлагает съесть мороженое: оно все равно вкуснее. Или банк, где мы тратим три с лишним часа на открытие счета. Но при этом на каждом шагу оказывается, что система в целом работает. Будто вопреки чему-то, будто сама по себе — до тех пор пока не сталкиваешься с тысячами маленьких человеческих решений, которые сделали Израиль таким, какой он есть.

Дальше — просто крошечные зарисовки, которые поражают меня до глубины души.

Например, приложение для айфона, сигнализирующее о бомбежках в разных частях страны. Это невообразимо и не укладывается в голове: ведь его кто-то создал, кто-то тестировал! И установлено оно на телефонах всех наших знакомых.

Или несколько моих приятелей, которые вернулись из Европы и Америки специально для того, чтобы быть призванными из резерва. Это не безумные патриоты и не жаждущие пострелять юноши. Это взрослые мужчины, отцы и мужья, с хорошей работой и карьерой. Обычные, в общем, израильские мужчины. Не герои.

Несколько моих приятелей вернулись из Европы и Америки специально для того, чтобы быть призванными из резерва. Это не безумные патриоты и не жаждущие пострелять юноши. Это взрослые мужчины, отцы и мужья, с хорошей работой и карьерой. Обычные, в общем, израильские мужчины. Не герои.

Или мальчик в военной форме и в инвалидном кресле, видимо, с ДЦП, который на автобусе вместе с нами возвращается в свою часть. Он служит программистом. Три года жизни! Он легко мог бы не служить, и никто не посмотрел бы на него косо, не задавал бы вопросов. Но он служит.

Или демонстрация израильтян в Тель-Авиве — против ответного удара по Газе. Во время воздушной тревоги и бомбежки со стороны Газы эти люди разбегались по бомбоубежищам — а потом снова собирались протестовать против нашего удара в ответ. Конечно, они выглядят натуральными сумасшедшими, блаженными фанатиками и не укладываются ни в какие мои предыдущие представления о добре и зле… Но разве не показывает это одновременно и силу, и слабость нашего народа, способного даже во время бомбежек жалеть врагов больше, чем себя?

Или, допустим, тот день, когда мы с мужем и детьми застряли в Беэр-Шеве без денег и документов. И совершенно незнакомая взрослая женщина, коллега моей приятельницы, ушла с работы, чтобы одолжить нам денег. «Вернете, когда сможете!» Отдельно стоит упомянуть, что она панически, до истерики и настоящей фобии боится бомбежек, а в тот день сирены звучали несколько раз, и на работу она поехала на такси, лишь бы меньше времени находиться на улице. Но, услышав о нашей ситуации от дальней знакомой, решилась идти пешком к вокзалу. Мы не хотели этого, мы были готовы сами прийти к ней на работу, но эта женщина была непреклонна: «Вы с ума сошли? Вы же с детьми, вас жальче!» Когда мы переходили улицу, она взяла меня за руку.

Или бомбежки. Мне кажется, что любой другой народ, выросший под постоянной угрозой смерти, под постоянными авиаударами, уже давно заработал бы огромнейшую травму поколений. Или озлобился бы. Или смирился бы, приобретя ту выученную беспомощность, какая бывает у жестоко битых собак и жертв глобальных катастроф. А здесь этого нет. Вообще. Никто не игнорирует сирены, и благодаря этому мы узнали всех своих соседей — так четко и быстро они выбегали в подъезд. Даже один парень, такой обычный израильский парень необыкновенной красоты, выполз вчера утром вместе со всеми. Похлопал красными глазами, пригладил взъерошенные волосы и пожаловался: «Я всю ночь был на свадьбе друга. Там было так весело! Лег спать час назад — и вот…» Но надо выходить — и он вышел.

В мирной жизни наши ребята могут быть эмоциональными, обидчивыми, взрывными, забывчивыми и медлительными раздолбаями… Но когда доходит до дела, они собираются и работают так сосредоточенно и с такой скоростью и производительностью, что никому не угнаться.

При абсолютной уверенности, что нас защитят, что израильский комплекс ПВО — лучший в мире, даже привыкшие ко всему старожилы продолжают четко выполнять инструкции. Вне зависимости от социального статуса, возраста и эмоций, связанных с воздушной тревогой.

Мне об этой израильской особенности уже давно рассказывали американцы, работающие с местными программистами. В мирной жизни наши ребята могут быть эмоциональными, обидчивыми, взрывными, забывчивыми и медлительными раздолбаями. Но когда доходит до дела, они собираются и работают так сосредоточенно и с такой скоростью и производительностью, что никому не угнаться.

И вот во время воздушных тревог, глядя на то, как слаженно действуют наши соседи (а ни у кого из них не было меньше четырех детей), как сиделка выкатывает коляску с парализованной старушкой, как незнакомые люди пытаются утешить нас, просто заподозрив в нас желторотых и не привыкших к такому олимов, я успокаиваюсь. Наш народ непобедим. Вы сами это знаете. Вы это сами видели. Вы это делаете каждый день.

Автор о себе:   Я родилась 1980 году, у меня есть сын и, надеюсь, когда-нибудь будет дочка с кудряшками. Я родилась и выросла в Москве, закончила журфак МГУ и с одиннадцати лет только и делала, что писала. Первых моих гонораров в районной газете хватало ровно на полтора «Сникерса», и поэтому я планировала ездить в горячие точки и спасать мир. Когда я училась на втором курсе, в России начали открываться первые глянцевые журналы, в один из них я случайно написала статью, получила баснословные 200 долларов (в августе 1998-го!) и сразу пропала. Последние несколько лет я редактировала всевозможный глянец, писала о людях и тех удивительных историях, что с ними случаются. От редакции: 04.08.2013 у Алины родилась дочка Лея. С кудряшками. Мнение редакции и автора могут не совпадать