Мне в руки совершенно случайно попал сборник мемуаров и статей о Китае XIX века. Один из текстов был написан сэром Робертом Хартом, который полвека возглавлял китайскую императорскую таможенную службу. На десятках страниц Харт в основном старается убедить европейских читателей своего дневника в необходимости уважать китайскую культуру. Однако особенно мне запомнилась заключительная фраза его сочинения: «Раз уж так сложилось, что самые сильные державы — они же и самые цивилизованные, то не только право их, но также и долг навязывать свою волю другим. Но при этом насколько они цивилизованны и могущественны, настолько же их действия должны быть соразмерны и справедливы». 

Хорошие времена были, простые. Люди твердо верили, что знают, кто стоит выше, а кто ниже на лестнице прогресса. И если они ощущали себя на ступеньку выше, это давало им — в их собственных глазах — и права, и обязанности.

В отношениях между народами эти времена давно прошли. Вслух, по крайней мере, никто не скажет, что один прогрессивнее другого. Иногда это хорошо, а иногда не очень, так как не перевелись народы, которых неплохо было бы цивилизовать насильственно.

Когда я, врач, сижу у постели больного, я всегда бесконечно могущественнее его, даже если он генерал, миллиардер или министр. По крайней мере, нам обоим кажется, что я про его болезнь и ее лечение знаю и понимаю, а он — нет.

Однако есть одна сфера жизни, в которой кажущееся разделение человечества на образованных и могущественных с одной стороны и дремучих и бессильных с другой осталось. Это мир медицины. Когда я, врач, сижу у постели больного, я всегда бесконечно могущественнее его, даже если он генерал, миллиардер или министр. По крайней мере, нам обоим кажется, что я про его болезнь и ее лечение знаю и понимаю, а он — нет.

Понятно, что это убеждение подчас бывает ложно. Кроме того, что врач вообще может быть невеждой, он также может не быть специалистом в конкретной области. А его пациент при этом может быть образован и умен. Какой всегда бывает когнитивный диссонанс у врача, когда невзрачный старичок в больничной пижаме вежливо представляется профессором таким-то и обнаруживает знание последних исследований, о которых его лечащий доктор и слыхом не слыхивал! Тем более это касается могущества медицины, увы, намного меньшего, чем нам обоим хотелось бы. Иногда врач сам понимает ограниченность своих возможностей, иногда это выясняется со временем…

Пусть даже я действительно знаю, чем страдает пациент, и могу ему помочь, а больной действительно полный невежда в этой области. Но вот он выслушивает меня и говорит свое твердое (или осторожное) «нет». В лучшем случае приводятся аргументы для отказа, например: «У нас в семье муж все решает, а он в отъезде» или «У меня пост месяца Рамадан, никаких таблеток я принимать не буду». В лучшем — потому что есть возможность для диалога. В других же случаях пациент выслушивает врача и поступает наоборот, в диалог не вступая. Здесь уже ничего поделать нельзя.

Есть люди, которые лучше умрут, чем нарушат пост, согласятся на операцию без одобрения ребе или разрешат врачу другого пола себя обследовать. И самое смешное, что это их полное право.

Итак, меня вежливо посылают вместе с предложенным мною лечением, операцией или другим советом. После того как мой эмоциональный всплеск проходит (желательно незаметно для собеседника), я должен выработать свое отношение к происходящему, чтобы сделать следующий шаг. И тут очень соблазнительно встать на позицию британского сэра позапрошлого века. Кто образован, прогрессивен и заодно облечен полномочиями, тот и решает, а ты тут лежи и слушай команду.

Я ведь на самом деле знаю, что после катетеризации сосудов пациенту еще жить и жить, а иначе — следующий инфаркт прикончит его через месяц. А старикан говорит, что без согласия ребе никуда не поедет. При этом ребе, с которым по телефону поговорил племянник, отвечает, что мои аргументы, переданные через третьи руки, его не убедили. Он пока в катетеризации срочности не видит. Правда, хочется сказать такому больному: «Старый дурак, или соглашайся немедленно, или катись на все четыре стороны и помирай»? Или же позвать психиатра, признать его невменяемым и загнать в отделение под угрозой судебного преследования.

Я-то знаю, что три дня лечения антибиотиками превратят задыхающегося, хрипящего больного в крепкого мужика. Но у него, видите ли, Рамадан. Никаких таблеток или вливаний с рассвета и до заката — и разговаривать не о чем. Правда, его тоже хочется послать как можно дальше?

Выдохни, доктор, расслабься. Посмотри на мгновение на ситуацию другими глазами. Да, есть люди, которые лучше умрут, чем нарушат пост, согласятся на операцию без одобрения ребе или разрешат врачу другого пола себя обследовать. И самое смешное, что это их полное право. Такая жизнь или такая смерть им нужны, а та жизнь, которую предлагает им образованный доктор, — нет. Какой бы дикостью это ни казалось нам со стороны.

Вместо бессмысленных препирательств со старым хасидом можно попросить переговорить по телефону с его ребе и за пять минут почтительной беседы решить казавшуюся непреодолимой проблему.

Кстати, это касается не только религиозных воззрений и традиционных обычаев. А когда коллега отказывается смирно лежать месяц не вставая, как велено при его остеомиелите, а, видите ли, хочет продолжать оперировать по десять часов в день и в результате имеет все шансы остаться без ноги? Или когда писатель продолжает дымить как паровоз, ибо без сигарет книги не пишутся, и черт с ними, с сердцем и легкими, главное роман дописать? Здесь тоже есть конфликт между разумным поведением, рекомендуемым научной, прогрессивной медициной, и тем, что по-настоящему важно человеку. Просто одни соображения пациента, как правило, врачу бывает понять проще, другие сложнее, а третьи и вовсе невозможно.

А ведь оказывается, поняв их, можно помочь человеку, и не всегда это так уж сложно. Можно придумать во время поста по случаю Рамадана давать лекарства перед восходом и после заката — и добиться неплохого результата. Вместо бессмысленных препирательств со старым хасидом можно попросить переговорить по телефону с его ребе и за пять минут почтительной беседы решить казавшуюся непреодолимой проблему. А иногда просто принять как данность, что этот человек на операционный стол не ляжет, ногу себе отрезать не даст и тихо помрет вместе со своей гангреной, потому что он так решил. Так дай ты ему морфину, облегчи его страдания, и пусть себе идет по дорожке, которую он сам себе выбрал...

Даже в рациональном и гуманном XIX веке разуму и прогрессу не удавалось выстроить весь мир по ранжиру, и сэр Харт только руками разводил, когда китайцы громили выстроенные для них англичанами больницы и упорно не желали любить европейскую культуру. Что уж нам пытаться, в сошедшем с ума мире XXI века? Остается лишь помогать человеку, насколько это возможно при всех ограничениях и препятствиях. Что тоже, оказывается, немало.

Автор о себе: Мне 46 лет, и у нас с женой Аней на двоих семеро детей. Я родился и вырос в Москве, но вот уже более 15 лет жизнь моя связана с Иерусалимом, в котором я работаю врачом, и нашим домом — поселением Нокдим в Гуш-Эционе. Последние годы все время и силы, которые остаются от работы и семейных радостей, направляю в наше товарищество «Место Встречи», которым руководит Аня. Товарищество это старается совместить несовместимое и встретить евреев всех сортов и разновидностей, а также «примкнувших к ним товарищей» — на «Месте встречи», которое есть Израиль, Иерусалим, Храм (это как zoom на гугл-карте или как матрешка — какой образ вам больше нравится).  Мнения редакции и автора могут не совпадать.