Так или иначе Хануку празднует, пожалуй, подавляющее большинство евреев как в Израиле, так и в диаспоре, вне зависимости от степени их религиозности и политических убеждений. Способствует популярности этого праздника и тот факт, что его обрядовая сторона достаточно необременительна: это вам не Песах с его суровыми законами и обстоятельным седером. Если, конечно, не считать тяжкую нагрузку для желудка, создаваемую ханукальными пончиками, а особенно их израильской разновидностью.

Но что именно мы празднуем в Хануку? Это вопрос совсем не тривиальный. Конечно, смысл церемонии зажигания свечей, их нарастающего день ото дня количества — в воспоминании о ханукальном чуде, о горшочке масла, которого хватило на восемь дней горения светильника. И характер празднования должен всячески это чудо «прорекламировать».

Однако простой ответ, что «мы празднуем чудо», едва ли может нас удовлетворить. Во-первых, религиозный еврей видит чудо везде и во всем и уж точно понимает, что чудо Хануки не было единственным в нашей истории. А атеист вроде бы вообще в чудеса не верит. И тем не менее оба добросовестно зажигают свечи и едят пресловутые пончики, вспоминая именно это чудо, случившееся двадцать два века тому назад. Так что, видимо, есть у этого праздника и другие смыслы.

Эти евреи ходили в греческие театры и на греческие спортивные состязания, многие из них отказывались от обрезания, чтобы прилично выглядеть во время занятий спортом, что у греков было принято делать нагишом. Имена они носили тоже греческие, что, однако, никак не мешало им не только молиться и приносить жертвы в Иерусалимском Храме, но и служить в нем.

Ханука тесно связана с Храмом. Это праздник очищения, обновления Храма, оскверненного язычниками, — об этом, собственно, говорит нам само его название, означающее церемонию освящения вновь построенного Храма. Есть также основания полагать, что еще до истории с Маккавеями эти дни играли определенную роль в храмовой жизни. Ведь если Шавуот в Храме был связан с окончанием сбора урожая пшеницы, Суккот — с окончанием сбора фруктов и винограда, то в это время года завершался сбор оливок и для земледельца было естественно принести лучший образец свежего оливкового масла в Храм.

У праздника Хануки есть и универсальный аспект, о котором мы узнаем из трактата Авода Зара. Талмуд рассказывает, что первый человек, Адам, сотворенный в начале осени, наблюдал за тем, как день постепенно становился все короче, и с ужасом ждал, что Солнце вот-вот потухнет вовсе. Когда же день снова начал удлиняться, Адам так обрадовался, что установил на века праздник, связанный с церемонией зажигания огней. Иначе говоря, Талмуд сообщает нам, что Ханука связана с общечеловеческой идеей отмечать дни зимнего солнцестояния.

Ну и еще один смысловой слой Хануки — собственно победа над греками, сюжет, бывший в центре внимания книг Маккавеев и Иосифа Флавия, но отодвинутый мудрецами Талмуда далеко на задний план. Ранний сионизм обильно черпал вдохновение в этих историях. Освободительная война евреев с иноземными захватчиками, героизм и самопожертвование древних воинов, победа малочисленных повстанцев над могучей империей — вот что праздновали в Хануку светские сионисты как до, так и после создания Израиля.

На самом же деле восстание Маккавеев не было национально-освободительным движением в духе середины XX века. По крайней мере вначале это была в первую очередь гражданская война. Маккавеи были евреями, строго придерживавшимися законов Торы, дедовских обычаев и храмового ритуала. Возглавила восстание семья священников, а вспыхнуло оно в результате введения греческим правителем законов против иудаизма. Противостояли им не только и не столько греки, сколько митъявним, «эллинисты», а попросту говоря — ассимилированные евреи. Эти евреи ходили в греческие театры и на греческие спортивные состязания, многие из них отказывались от обрезания, чтобы прилично выглядеть во время занятий спортом, что у греков было принято делать нагишом. Имена они носили тоже греческие, что, однако, никак не мешало им не только молиться и приносить жертвы в Иерусалимском Храме, но и служить в нем. Были, например, среди митъявним первосвященники с именами Ясон и Менелай, что звучало примерно так же, как если бы сейчас главного раввина Израиля звали Антуан или Генри.

Победи тогда, не дай Б-г, эллинисты, еврейский народ просто бы исчез, растворился, как это случилось со многими малыми народами и локальными культами. В этом случае не стало бы не только иудаизма, еврейской культуры и истории — христианству и всей европейской цивилизации неоткуда было бы взяться.

В конце войны «религиозные мракобесы» одержали победу над «либеральными космополитами» и их зарубежными покровителями, восстановили храмовое служение во всей чистоте и создали маленькое провинциальное царство, вместо того чтобы быть частью великой многонациональной империи. Так что тот факт, что именно это событие празднуют свечами и пончиками светские евреи Тель-Авива, Москвы и Лос-Анджелеса, — очень изощренная ирония истории.

Надо сказать, что современному человеку легко посочувствовать эллинистам, которых не тянуло к скромной деревенской жизни и религиозному ригоризму Маккавеев и которые всего-то и хотели, что приобщиться к высокой греческой культуре. Но можно взглянуть на эту историю и с другого ракурса: ведь победи тогда, не дай Б-г, эллинисты, еврейский народ просто бы исчез, растворился, как это случилось со многими малыми народами и локальными культами. В этом случае не стало бы не только иудаизма, еврейской культуры и истории — христианству и всей европейской цивилизации неоткуда было бы взяться.

В современных внутриеврейских спорах понятие «эллинист» часто используется в качестве ругательного определения еврея, активно вовлеченного в западную культуру. Речь может идти о культуре в узком смысле слова (литература, музыка), образе жизни (одежда, досуг) или политике (либерализм и демократия). На первый взгляд, термин используется по делу: именно вовлеченность в чужую культуру характеризовала противников Маккавеев в той давней войне. Но, с другой стороны, самые выдающиеся евреи последних веков грешили тем же. Возьмите рава Соловейчика и Зеева Жаботинского, рава Кука и Теодора Герцля, рава Карлибаха и Мартина Бубера. Все ли они были «эллинистами»? Да, все были в определенном смысле частью мировой культуры, читали «гойские» книги, слушали «гойскую» музыку, учились и преподавали в «гойских» университетах. Но если вычистить из еврейской истории и жизни таких «эллинистов», боюсь, останется почти пустое место.

Граница между восприятием чужой культуры и подчинением ей, между открытостью и ассимиляцией, безусловно, существует, но она не формальная, а глубинная. Если первичен еврейский стержень души, а покрывают его слои самых разных заимствований, это открытость. Если же чужое становится сутью, а еврейство — украшением, ностальгическим воспоминанием, то это ассимиляция. О чем-то таком, наверное, и говорит нам ханукальный огонек посреди темной улицы.

Автор о себе: Мне 47 лет, и у нас с женой Аней на двоих семеро детей. Я родился и вырос в Москве, но вот уже более 15 лет жизнь моя связана с Иерусалимом, в котором я работаю врачом, и нашим домом — поселением Нокдим в Гуш-Эционе. Последние годы все время и силы, которые остаются от работы и семейных радостей, направляю в наше товарищество «Место Встречи», которым руководит Аня. Товарищество это старается совместить несовместимое и встретить евреев всех сортов и разновидностей, а также «примкнувших к ним товарищей» — на «Месте встречи», которое есть Израиль, Иерусалим, Храм (это как zoom на гугл-карте или как матрешка — какой образ вам больше нравится).  Мнения редакции и автора могут не совпадать.