На прошлой неделе на восемьдесят первом году жизни скончался рав Моше Левингер. Он пришел в 1968 году на праздник Песах в Хеврон и остался на всю жизнь, вновь основав там еврейское поселение. О знакомстве с Левингером и его жизни вспоминает Меир Антопольский.

Это было довольно много лет назад. Мы с Аней, тогда еще совсем свежие репатрианты, готовились к нашей еврейской свадьбе. Шаббат перед свадьбой мы решили провести в Хевроне, где тогда никого еще не знали. К наступлению шаббата подошли к Пещере Праотцев. К нашему великому разочарованию, оказалось, что это один из тех десяти дней в году, когда весь комплекс отведен для молитвы мусульман. На заходе солнца евреи собирались на молитву у запертого входа в древнее здание. Мы подошли и скромно встали с краю.

Происходящим руководил высокий человек с лохматой седой бородой и в странной черной шапке, напоминавшей казачью папаху. Он бросил на меня пронзительный взгляд: «Эй, там! Вот ты сейчас возглавишь молитву минха!» С этим человеком спорить было невозможно, и с дрожащими коленками и слабым еще ивритом я пошел читать молитву. Так мы отметили шаббат перед свадьбой и познакомились с равом Моше Левингером.

Лидерство, харизму рава Левингера признавали все, в том числе те, кому он решительно не нравился. В 1986 году, приговаривая раввина к штрафу в триста шекелей за очередную перепалку с солдатами, судья Эмануэль Динур сказал: «Вы ведете себя, как шериф Хеврона! Может, вы и действительно шериф, но кто вас назначил?»

Его никто не назначал, просто он заново создал еврейский Хеврон, подняв его из развалин. Сейчас, в 2015 году, стоит, радуя глаз, еврейский квартал в Хевроне. При том что ни в Иерихоне, ни в Шхеме нет ни одного еврея, хотя значение этих городов в еврейской истории почти так же велико. Это в значительной степени заслуга одного этого человека. Кроме него, еще праотца нашего Авраама, купившего там место для семейной могилы – Пещеру Праотцев. Совсем недалеко от нее, на старом хевронском кладбище, и похоронили рава Левингера на прошлой неделе.

История эта началась через несколько месяцев после окончания Шестидневной войны и освобождения Хеврона. В войну город сдался без единого выстрела, встречая еврейские войска белыми флагами. Арабы боялись мести за резню 1929 года, когда в один день были убиты около 60 еврейских жителей Хеврона – примерно каждый пятый, – а остальные изгнаны из своих домов. Естественно, никакой еврейской мести не последовало. Новая израильская власть даже не потребовала возврата захваченных еврейских домов.

Многие евреи приезжали в Иудею и Самарию посмотреть на святые места, но селиться на вновь освобожденных землях решились пока что только жители разрушенных в 1948 году кибуцев Гуш Эциона. И вот в газетах неожиданно появляется объявление, что семьи или одиночки, желающие поселиться в городе Хевроне, приглашаются написать на почтовый ящик такой-то. Адрес принадлежал молодому и довольно дерзкому в манерах раввину поселка Нахалим по имени Моше Левингер.

Вокруг него сложилась группа активистов, которые хотели обживать Хеврон. Премьер-министр Леви Эшколь и министр обороны Моше Даян от встречи с ними уклонялись. Сам Бен-Гурион, правда, выразил поддержку через третьи руки, но он в тот момент был уже почетным пенсионером... Командующий округом Узи Наркис, после того как активисты буквально вторглись в его кабинет, сказал: «Да не знаю я, как вам там поселиться! Хотите – палатки разбивайте посреди города или снимите себе что-нибудь...» Ага, сказали друг другу активисты, значит, командование всё понимает, но просто не хочет брать на себя ответственность... И начали действовать.

Решение было таким: выбрать место для пасхального седера, а там – будь что будет. Нашли гостиницу «Парк». Во время иорданской оккупации это было популярное место летнего отдыха богатых иорданцев, а теперь гостиница пустовала. Хозяин был счастлив, узнав, что у него хотят снять сразу все номера, да еще и на неопределенный срок. Откашеровали кухню, заселились, да в таком количестве, что молодежь спала на полу, а детей клали по трое на одной кровати. За два часа до начала пасхального седера рав Левингер обратился к военному губернатору города с вопросом: «Как тут у вас насчет безопасности?» – «А черт его знает, как вас охранять! Вот, берите два “узи” и четыре карабина, сторожите сами, как умеете».

Песах прошел, а евреи остались в гостинице. На заседании правительства возмущались, осуждали тех политиков, которые ездили поддержать новых поселенцев. А рав Левингер тем временем объявил, что в гостинице открывается школа.

В конце концов, через месяц поступило компромиссное предложение – активистам разрешат поселиться в казармах иорданской армии на краю города, если только будет поменьше шума в прессе. «Первую часть предложения мы приняли, вторую – сразу отвергли», – вспоминал потом рав Левингер. Очень характерная для него реакция. Так возникла Кирьят-Арба, еврейское продолжение Хеврона. Через два года 50 семей вселились в первые отстроенные дома нового квартала. Сейчас в Кирьят-Арбе уже почти восемь тысяч человек.

На четыре следующих десятилетия рав Левингер и город Хеврон стали синонимами. Строительство, возвращение хозяевам домов, захваченных у евреев после погрома 1929 года, становление школ, ешив, синагог – никакое дело не обходилось без его участия. Если где-то возникали трения с арабами, он без колебаний оказывался в самой гуще событий.

Старшее поколение помнит, какое шокирующее впечатление производила в те годы личность и деятельность рава Левингера. Вопреки позиции правительства, мнения армии, да и вообще никого не спрашивая, рав Моше Левингер и его товарищи основали город. А потом – поселение Себастия в Шомроне. Они основывали еще и еще поселения... И в результате изменили карту страны и израильское общество, изменили еврейский народ.

Несколько лет назад рав Левингер перенес тяжелый инсульт. Я неоднократно молился вместе с ним в больничной синагоге. Он почти не говорил и уже не мог подняться с инвалидного кресла. Но спина его всегда оставалась прямой, а взгляд – пронизывающим. Да и черная шапка оставалась с ним до конца. Благословенна память праведника.