В Израиле разгорелся нешуточный скандал: Министерство культуры пригрозило прекратить финансирование Иерусалимского кинофестиваля, если на нем будет показан фильм об убийце премьер-министра страны Ицхака Рабина. После случившегося скандала можно не сомневаться, что фильм прокатится по всем кинофестивалям Европы.

«На пороге страха» – картина легендарного кинодокументалиста Герца Франка. Это история Игаля Амира, отбывающего пожизненное заключение за убийство Рабина. История террориста, впрочем, и так неплохо известна всем интересующимся: уже будучи за решеткой, Амир познакомился со своей возлюбленной Ларисой Трембовлер. Для Франка это не первый рассказ о человеческом в бесчеловечном. Его абсолютным шедевром считается лента «Вечный суд» – о приговоренном к смерти заключенном. Конечно, Амир не совсем обычный преступник, он покусился на лидера своей страны, и израильская пресса когда-то назвала его «цареубийцей». Причем на лидера страны, которая и без того постоянно находится в состоянии войны и под угрозой терактов. На этом фоне «свой» террорист – это, конечно, особенно больно и страшно. Уж очень неудобная тема в свете борьбы с арабским терроризмом.

И вот буквально за несколько недель до начала Иерусалимского кинофестиваля министр культуры Мири Регев заявляет, что государство не будет его финансировать, если эта картина попадет в официальную программу. На сутки Израиль в ожидании замирает. А на следующий день директор фестиваля Ноа Регев сообщает, что фильм из официальной программы исключен, его покажут до начала смотра, и это решение, мол, совершенно не связано с заявлением Минкульта.

Конечно же, ей никто не поверил. Конечно же, израильские кинематографисты призвали бойкотировать фестиваль, который так легко поддался шантажу со стороны властей. И конечно, в обществе разгорелась дискуссия, хочет ли это общество попытаться увидеть в убийце Рабина человека, каким его показывает Франк, или предпочитает воспринимать его как взбесившееся животное, попавшее в клетку. Не всматриваться и не вслушиваться в то, что он говорит. Не знать, что он способен чувствовать. И не задумываться об истоках его ненависти, которая привела к убийству.

Игаль Амир – этакий израильский Ли Харви Освальд. С одной лишь разницей: историю Освальда американцы знают наизусть, о нем снято несколько десятков фильмов, написано еще больше книжек, и вообще, его фигура занимает не одно поколение американцев, которые к личностям всяких убийц весьма неравнодушны. У них, конечно, тоже немало запретных тем: к примеру, до выхода картины «12 лет рабства» об этой позорной странице американской истории в Голливуде предпочитали помалкивать. Как стараются обходить стороной историю американских индейцев, у которых отняли землю, жизнь и свободу, чтобы построить страну, считающую себя главным защитником свободы во всем мире. И тем не менее в портрет своего цареубийцы Освальда американцы всматриваются с неизменным вниманием.

В Израиле же о таких вещах говорить не принято, несмотря на то, что экстремизма в израильском обществе и в прошлом, и в настоящем предостаточно. И если от него отворачиваться, он сам никуда не исчезнет. Любому знакомому с законами психологии известно – задавленные, не проговоренные болезненные страницы в жизни человека имеют над ним власть, словно тисками сдавливают его сердце. Замалчиваемые темы в истории народа имеют тот же эффект. Тем более если это агрессия не извне (о таких угрозах мы как раз говорим часто и много), а идущая изнутри. Такое замалчивание не сохраняет, как, возможно, кажется работникам Министерства культуры, а разъедает изнутри.

Не прожитая до конца тема сталинских репрессий и отсутствие покаяния за них обернулись нынче реабилитацией сталинизма в России, новой милитаризацией общества. Для американцев непрожитая тема геноцида индейцев и рабовладения оборачивается бесконечными новыми войнами. Направлены они вроде бы вовне – но уходят-то на эти войны свои Иваны и Джоны, из соседнего двора. И туда, в соседний двор, возвращаются потом в цинковых гробах.

Случившийся вокруг фестиваля скандал плачевно отразился и на имидже Израиля, который и без того постоянно проигрывает одну информационную войну за другой. Мне часто приходится убеждать коллег-журналистов из Европы, США, Канады, что это не мы оккупанты, а они взрывают наши дискотеки, рестораны и автобусы. Каждый раз, когда на очередном международном фестивале показывают очередную драму о несчастных палестинцах, мне приходится объяснять, что ракеты над Тель-Авивом – вот где драма. И дети, просидевшие всё прошлое лето в бомбоубежищах – драма. Не говоря уж о десятках погибших и раненых солдат, что вообще отдельная драма. Не отменяющая, конечно, драм нашего противника. Но все-таки не мы к ним, а они к нам с мечом и поясами смертников. И если бы из Уэльса вдруг полетели ракеты на Лондон...

Все эти аргументы разбиваются о результаты очень талантливой и искусной пропаганды противоположной стороны: абсолютно все европейцы убеждены, что Израиль буквально ежедневно съедает на завтрак с десяток палестинских детишек. Причины, по которым мы с такой регулярностью проигрываем эту войну, мне непонятны. Зато для меня совершенно очевидно, что ситуация вокруг Иерусалимского кинофестиваля – еще один огромный имиджевый провал. Провал в том сообществе, которое формирует общественное мнение и которое очень тревожно воспринимает любые запреты.

Так, на кинофестивалях выстраиваются длиннющие очереди на фильмы иранского режиссера Джафара Панахи, который продолжает снимать кино, несмотря на то, что иранские власти приговорили его к запрету на профессию. Так, на Каннском фестивале в этом году перед показами крутили ролики в защиту российского режиссера Олега Сенцова, томящегося в тюрьме. На этом фоне беспардонное цензурирование израильскими властями Иерусалимского фестиваля наносит Израилю гораздо больший ущерб, чем тот мифический вред, который мог нанести показ фильма об Игале Амире. Какими бы аргументами ни руководствовались в Министерстве культуры, международные кинофестивали во всем мире остаются зоной свободы и защиты прав художника. И сегодня мы наблюдаем, как государство, претендующее на звание демократического, вдруг выдает фортель с весьма узнаваемым запашком, который витает над странами с людоедскими режимами.