Несколько дней назад в Иерусалиме ультраортодоксальный религиозный фанатик напал на участников гей-парада и ранил шестерых из них. Через три дня одна из пострадавших – шестнадцатилетняя девушка, пришедшая на парад поддержать друзей, – умерла в больнице. Такая история могла бы случиться практически в любом городе любой страны: сумасшедшие есть везде. Бешеное количество каких-то совершенно безумных комментариев, так или иначе оправдывающих убийцу, которые я видела под этими новостями, не оставляли сомнений: люди везде более-менее одинаковые. Умные, глупые, плохие, хорошие – люди, ненавидящие друг друга и всех не похожих на них, и люди, готовые отдать органы своей погибшей дочери для спасения жизни незнакомцев. Понятные и знакомые типажи, которые встречались мне в самых разных странах. То, что заставляло меня гордиться Израилем и грустить о нем.

А потом я увидела нечто совершенно для меня удивительное. Я долго вглядывалась в фотографию, чтобы понять, что меня настолько в ней поразило. На ней был главный раввин Иерусалима, который пришел в больницу, чтобы навестить пострадавших от теракта на гей-параде. Я, конечно, теоретически знаю, что подобные визиты – норма для многих стран. Я понимаю, что главный раввин – это, скорее, крупный чиновник, выполняющий волю государства, нежели частное лицо. Я не знаю, что на самом деле думал или чувствовал Арье Штерн в момент того визита, но я догадываюсь, что он разделяет как мнение Торы о том, что «гомосексуализм – это мерзость», так и то, что убийство – это страшный, смертельный грех.

Однако я пока еще мыслю российскими категориями,и в эти категории никак не влезает, например, патриарх Кирилл, навещающий в больнице раненых геев. Поэтому эта фотография в моем сознании меняется, как – помните, в детстве – такие объемные движущиеся картинки, когда смотришь под одним углом – а там девушка в платье, а под другим – она же, но голая. И вот тут –такая же история. Смотришь с одной стороны – и кажется, что это самое что ни на есть нормальное явление: а как же иначе? Как же не навестить раненых и не выразить поддержку и соболезнования родным. Смотришь с другой – и этот визит представляется явлением настолько фантастическим, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Мне страшно нравится жить в том государстве, где считается правильным наносить визиты и выражать поддержку. В таком государстве, где каждый может думать о геях, евреях, темнокожих или велосипедистах всё, что ему хочется. Но где говорить об этом вслух – неприлично. Ведь, если вдуматься, то примерно так и выстраивается общественное мнение – сверху вниз: от закона – к общественному порицанию – и до новой моральной нормы. На протяжении только XX века мнение о тех же геях даже у самых ярых гомофобов претерпело эволюцию: от «их надо казнить» – к «их надо сажать в тюрьму» – через «их надо лечить» – к «пусть делают, что хотят, но за закрытыми дверями».

И для меня вопрос состоит не в том, как члены общества относятся к людям нетрадиционной ориентации, а в том, как общество относится к меньшинствам как таковым. К тем, кто, возможно, слабее, незащищеннее и нуждается в особенных условиях.

Помимо той фотографии меня поразил следующий момент. Я еще из Москвы выбрала для сына очень хорошую школу в одном из самых дорогих мест Израиля. Я написала письмо директору, рассказав, что мы – новые репатрианты и очень хотим учиться в их школе. Я понимала, что, с точки зрения директора, мы с сыном – это одна головная боль. Я представляла себя этакой таджикской мамой, сочиняющей письмо директору какой-нибудь центральной московской гимназии. Я была готова к борьбе за место в этой школе, у меня была в руках стопка контрольных, справок, аттестат сына за прошлый год с одними пятерками, характеристики из старой школы, говорящие, что он умный и способный мальчик, и так далее, и так далее. Я была полна решимости доказать, что мой сын нужен этой школе!

Но ничего этого не понадобилось! Директор школы мне написала подробное письмо, а котором рассказала, чем школа может быть для нас полезна и какие у них есть программы для адаптации и изучения языка. Я долго перечитывала ее слова и не могла поверить: неужели тут школа заботится о том, чтобы быть полезной ребенку, а не ребенка нужно рекламировать для школы?

Я знаю, что израильтяне в ответ могут рассказать тысячи историй об ужасных учителях, школах, отношении к детям, к меньшинствам – причем любым – и так далее. И я знаю все эти истории. Мне важна генеральная линия, направление движения страны, той страны, где я сейчас – безработная новая репатриантка без языка, без опыта и без связей. И которая притом еще ни разу не почувствовала дискриминации или пренебрежения.

Казалось бы, какое отношение геи имеют к новым репатриантам или вопросам, актуальным для людей, далеких от парадов гордости? В реальности – самое прямое. Во-первых, жизнь разнообразна, и каждый из нас в какой-либо ее период может оказаться меньшинством в том или ином обществе. Особенно если этот каждый – еврей. И мне гораздо спокойнее жить в том обществе, где на государственном уровне меньшинства – любые – уважают и принимают.

Во-вторых, я искренне уверена, что невозможно быть человеколюбивым – но только к некоторым, добрым – но к избранным, благородным – но по случаю. Мне важно жить в государстве, где человеколюбие идет сверху. Да, возможно, не всегда идеально и не до всех доходит, но это дает надежду на широкую экспансию этой самой доброты.

Мой сын учился в четырех садах и трех школах, и на примере детских групп было очень ярко видно, насколько важна роль руководителя. В классе могли быть разные дети – легкие, тяжелые, агрессивные, нежные, шумные, спокойные, но если учительница была хорошей, то никто никого не обижал и не травил. А плохая, например, учила моего сына –тогда четырехлетнего бойкого мальчика – бить и дразнить своего одногруппника, пухленького и чуть замедленного ребенка: «Так ему и надо! Он кидал песок в малышей. Ваш Саша молодец, защищал их!» Мы тогда забрали сына из сада и долго разговаривали о том, почему нельзя бить людей, даже если они, по нашему мнению, делают что-то неправильное. И мне очень важно, что в нашей стране – глобально – настроения правительства совпадают с моими.