Последнее время я не люблю ходить в российские театры на «еврейские» пьесы. И фильмы на еврейские темы смотреть не люблю. Не спасают ни Сергей Маковецкий, ни Виктор Сухоруков в роли бакалейщика или каменотеса из маленького литовского местечка в спектакле «Улыбнись нам, Господи», ни Владимир Машков, сыгравший кладовщика Абрама Шварца в фильме «Папа». И даже на «Поминальную молитву» по Шолом-Алейхему я бы сейчас, наверное, не пошла.

Если честно, образ несчастного, забитого, покорного или тихо бунтующего еврея из местечка дореволюционной, послереволюционной или даже послевоенной России видеть больше сил нет. Но дело в том, что именно этот образ все время эксплуатируют российские режиссеры. И не важно – ставят ли они блистательного Шолом-Алейхема, прозаика Григория Кановича или писателя и драматурга Фридриха Горенштейна. На сцене или на экране вы увидите до боли знакомую согбенную фигуру еврея-жертвы. Он будет мудр, смешон, несчастлив и иногда поднимется в своем отчаянии до библейских высот. И говорит он печальными афоризмами типа: «Еврей еще до рождения, до суда – виновен».

Иногда эти образы приобретают черты карикатурности – и мы видим замечательных актеров, говорящих с местечковым акцентом, смешащих зрителя смесью идиша с русским языком и еврейскими анекдотами. То, что на страницах книг было оправданно – со сцены звучит неуместной насмешкой.

Да, наши старики до сих пор счастливы, когда просто слышат слово «еврей» в театре, радуясь, что на этот раз оно не звучит ругательством. И вспоминают своих родных и близких. И перечитывают страницы любимых книг. Я же задумалась, почему в Израиле зал так странно реагирует (или просто не реагирует) на эти шутки, образы, трагические интонации? А ведь только это и слышишь со сцены приезжих столичных театров, поставивших очередную «еврейскую» пьесу. Наверное, слишком больно. Мы слишком хорошо знаем, к чему эта виктимность привела европейское и русское еврейство.

Не случайно в Израиле 40–50-х годов некоторые и слышать не хотели о Холокосте. Тогда была такая тенденция, широко распространенная в молодежной среде: противопоставлять евреев – иудеям. Молодые левые израильтяне не хотели ассоциировать себя с жертвами. «Мы не хотим слушать этих иудеев, которые шли, как скот на убой», – так, по воспоминаниям писательницы Наоми Френкель, говорили эти молодые интеллектуалы. И в насквозь коммунистических киббуцах даже к выжившим в лагерях смерти относились настороженно. Доходило до того, что часть молодежи, пытаясь «освободиться» от диаспоры, предпочитала считать себя потомками финикийцев и ханаанцами. Да, потом всё стало на свои места. Израильтяне вернулись к своим корням, осознали значение Катастрофы, отдали дань памяти и отдают ее по сей день. Тем не менее на жизненной сцене Израиля появился другой еврей – свободный, сильный, жесткий.

Но когда в России и Европе вслед за «Списком Шиндлера» и «Пианистом» модной становится комедия о грустном и смешном еврее, пытающемся выжить и спастись, мне совсем не смешно. Не спасает ни еврейский юмор, ни хороший материал. Быть может, дело в том, что меня окружали и окружают совсем другие евреи?

Я знаю уже седых мужчин, которым с детства в России внушали: «Услышишь слово “жид” – бей. Бей первым!» Я помню, как моя молодая тетя – красавица и умница, – услышав в свой адрес оскорбление в автобусе и посмотрев на равнодушных сограждан, попросила кого-то подержать коробку с тортом и с размаху ударила пьяного хама-антисемита по лицу. Тот присмирел и выпал на ближайшей остановке. Дело было в Ленинграде в глухие 70-е. Антисемитизм ощущался не только на уровне быта, он носил государственный характер.

И вот он снова поднимает голову – этот пьяный антисемит. И на странице когда-то уважаемой газеты я вижу издевательски подчеркнутые еврейские отчества либерально настроенных российских граждан, а социальные сети пестрят антисемитскими оскорблениями и призывами «убираться из России». На этом фоне я не хочу больше видеть смешных евреев в лапсердаках на сценах столичных театров. Ведь с этим стереотипом нам жить. Причем жить здесь и сейчас, во времена, когда антисемитизм растет и в России, и в Европе, когда тысячи французов покидают дома, спасаясь от агрессии, когда Ближний Восток вновь полыхает, ИГИЛ уже на границе Сирии, на расстоянии выстрела от Святой Земли, а в Европе нарастает бойкот против всего израильского: продуктов, ученых, музыкантов и артистов.