Есть люди, судьба которых накрепко связана с какой-то датой в календаре. Жизнь раввина Моше-Цви Сегаля связана не просто с Йом Кипуром, но с одним из кульминационных моментов этого святого дня: со звуком шофара, который завершает с наступлением вечера молитвы дня поста. Он родился в Полтаве в 1904 году в семье местного шойхета. По-видимому, характер у юноши сразу был непростой: известно, например, что ребенком в синагоге он отказывался вставать во время молитвы за царя Николая II, несмотря на все уговоры старосты. Это были еще цветочки по сравнению с его поведением в годы юности и зрелости.

На юность будущего раввина выпали и Первая мировая война, и Гражданская, и переезд с родителями в страну Израиля, где он сразу пошел работать чернорабочим на стройку и в поле. И в то же время он много учился. И где учился! В знаменитой литовской ешиве «Мир», в не менее знаменитой хабадской «Томхей Тмимим» (в полтавском подвале) и, наконец, в ешиве рава Кука «Мерказ а-рав».

На авансцене общественной жизни страны Моше Сегаль впервые появляется в 1929 году. Дело в том, что начиная с 1928-го власти британского мандата всячески мешали евреям молиться у Стены Плача. В том числе запрещали устанавливать перегородку между мужчинами и женщинами, громко петь и уж тем более трубить в шофар. В пост Девятого ава в 1929 году около тысячи евреев, в основном из движения «Бейтар», устроили протестное шествие против этих ограничений – из квартала Зихрон Моше по направлению как раз к Стене Плача. Впереди шел Моше Сегаль, гордо подняв флаг со звездой Давида – вопреки категорическим требованиям британской полиции, разрешившей шествие, но не флаги.

Иерусалимский муфтий аль-Хусейни и его приспешники ответили на мирное шествие страшными погромами, унесшими жизни десятков евреев. Многих в руководстве сионистского движения эти погромы могли испугать – но только не Моше Сегаля. Через год, в Йом Кипур, ближе к концу поста, он уже был у Стены Плача, пряча под одеждой шофар. И на исходе Йом Кипура, когда во всех синагогах мира затрубили в шофар, голос рога внезапно раздался и у Стены Плача.

Англичане пришли в ярость и тут же, на месте, арестовали Моше Сегаля. Однако тогда главный раввин страны Авраам-Ицхак Кук объявил, что не выйдет из поста, пока Сегаля не отпустят. Угроза голодовки удивительным образом подействовала на англичан, и его действительно освободили.

В 1930-е годы подпольная вооруженная борьба с англичанами и арабами была уделом исключительно светской части еврейского народа. Религиозные люди если и вступали в вооруженные отряды, то только в самую умеренную «Хагану», сотрудничавшую с британскими властями. Поэтому следующим шагом Сегаля стало создание в 1937 году молодежного религиозного движения «Брит Хашмонаим». Это движение, хоть и было легальным, отрицало именно с религиозных позиций саму возможность существования чужой власти в стране Израиля, фактически призывало к восстанию против англичан и всячески поощряло своих воспитанников – религиозную молодежь – вступать в подпольные боевые организации. Один из воспитанников этого движения, например, нынешний главный раввин Хайфы Шеар-Ишув а-Коэн.

С созданием государства Израиль могло показаться, что рав Моше Сегаль несколько успокоился, вошел в «мейнстрим». Он стал одним из основателей поселения Кфар-Хабад, занимался сельским хозяйством. Однако Шестидневная война снова бросает уже немолодого раввина на баррикады. Он переселяется в только что освобожденный (и полностью разрушенный иорданцами) еврейский квартал Иерусалима и посвящает свою жизнь восстановлению старинной синагоги Цемах-Цедека. Но и это не удовлетворяло бескомпромиссного максималиста – Моше Сегаль минует Котель, за право молиться у которого он так боролся 40 лет назад, и поднимается на Храмовую гору. Он стал одним из первых, кто регулярно поднимался на Храмовую гору, стараясь соблюсти по возможности все требования ритуальной чистоты: окунался перед восхождением в микву и не заходил на те участки, на которых непосредственно стоял Храм и располагался его двор. Он даже запечатлен на единственной пока в истории фотографии, на которой можно видеть коллективную еврейскую молитву на Храмовой горе.

Когда израильские власти, к радости и удовлетворению большинства израильтян, расчищали и расширяли площадку у Котеля, Моше Сегаль писал протестующие письма. По его мнению, опуская мостовую у Котеля на несколько метров, израильское правительство подчеркивало унизительное положение иудаизма: мусульмане – на горе, а евреи – у ее подножья.

Теперь, когда ничто не мешало трубить у Стены Плача в шофар, Моше Сегаль уже не приходил туда в Йом Кипур. Вместо этого он из года в год приходил молиться к запертым полицией Магрибским воротам, ведущим на Храмовую гору, и на исходе поста трубил в шофар именно там. В Йом Кипур 1984 года он был уже очень нездоров. Все были уверены, что он не сможет дойти до Храмовой горы. Однако, к потрясению присутствовавших, на исходе поста рав появился и, опираясь на плечо сына, протрубил в шофар на своем обычном месте. Но через год у запертых ворот Храмовой горы его уже не было. Собравшиеся встревожились, и вскоре стало известо: раввин Моше Сегаль скончался ночью в Йом Кипур. Его вызвали трубить в шофар в миньяне «наверху», говорили друзья.

Конечно, связь такого человека именно с Йом Кипуром совершенно не случайна. Бескопромиссный рав Моше-Цви, не склонившийся ни перед Николаем II, ни перед английской монархией, ни перед Моше Даяном, всей своей жизнью выражал суть «Дней трепета», суть звуков шофара – ничем не ограниченную власть Всевышнего на земле.

Этот путь – не единственный. Он ценен и важен, но ценен и путь людей, стремящихся к диалогу во имя Небес. Подобно этому в календаре за Йом Кипуром следует совсем другой по духу праздник – Суккот, в котором соединяются вместе праведник и грешник, и все народы мира находят себе место в Храме. Но это происходит только после того, как пронзительный голос шофара возгласит единственность истины, единственность Творца и уникальность еврейского народа.