Я стояла у дверей Большой синагоги Будапешта. Рядом со мной ждали открытия несколько израильтян и вездесущих японских туристов. Я надеялась, что день будет теплым – настоящая золотая осень. И думала о том, что дверей вокруг очень много. Дверь в Еврейский музей, где собраны меноры, свитки Торы, фотографии погибших в Холокосте. А еще дверь, ведущая к захоронениям во дворе – братским могилам. И тут же – воображаемая, а когда-то реальная, дверь в стене, отгораживающей город от еврейского квартала, ставшего гетто в 1944-м. Дверь в ад, если думать, что он может быть на земле. Дверь, за которой – пропасть.

Из 800 тысяч венгерских евреев до конца войны не дожили 600 тысяч. Некоторые совсем немного не дожили – глава режима Миклош Хорти тянул с окончательным решением еврейского вопроса по немецкому варианту, несмотря на то, что антиеврейские дискриминационные законы в Венгрии начали вводить еще в 1938 году, даже до вступления страны в войну на стороне Германии.

«Венгрия была втянута в войну», – политкорректно сообщают туристам местные экскурсоводы. Ну да, маленькая страна с большими национальными комплексами, потерявшая три четверти своих земель после Первой мировой… А тут надоевший еврейский вопрос. С 1941 года евреев-мужчин отправляли на принудительные работы, оставляя семьи в заложниках. Из них делали «смертников», например, для проходов по минным полям. А в конце войны, в 44-м, когда Германия оккупировала Венгрию, Катастрофа для венгерского еврейства стала необратимой. Как ни старались европейские дипломаты всего мира, как ни бился и спас при этом тысячи евреев секретарь шведского посольства Рауль Валленберг, предоставив им шведские документы, за что расплатился потом собственной жизнью, евреев всё равно заключали в гетто, увозили на принудительные работы и депортировали в лагеря смерти.

Это гетто возникло в одном из красивейших городов Европы. Я хожу по кварталу, разглядываю старинные дома изысканной архитектуры с шестиконечными звездами на фронтонах. В еврейском квартале когда-то кипела жизнь: лавки, мастерские, рестораны… Сейчас здесь гуляют редкие туристы. Совсем рядом – залитые солнцем улицы и площади под осенним листопадом, спокойные улыбчивые лица. Недалеко – тихий небольшой вокзал, совсем недавно переживший нашествие сирийских беженцев, которые именно здесь, в Будапеште, встретили жесткий отпор. Им не повезло, они просто попали в страну, где традиции правого национализма оказались сильнее уроков Катастрофы.

О «нелиберальной демократии Венгрии» мир заговорил вновь этой осенью. Казалось бы, какая связь с гетто? А связь есть: уроки Катастрофы, как и множество других уроков XX века, в Венгрии не выучили. В этом она, конечно, не одинока, но ведь трагедия венгерских евреев поражает воображение! Удивляет и то, что в маленькой стране с фашистским прошлым как-то слишком быстро забыли о 600 тысячах евреев, которых не только увозили в лагеря смерти, но и убивали прямо здесь, на берегу Дуная.

Хотя памятник стоит. На красивом берегу «прекрасного голубого Дуная». Пронзительный памятник жертвам Холокоста – отлитая из чугуна обувь, олицетворяющая ту, которую должны были снять евреи перед входом в газовые камеры. На берегу стоят 53 пары туфель, ботинок, детских башмачков… Еще одна формула скорби, на этот раз – по-венгерски.

Памятник, конечно, хорошо. Но всё, что говорит нынешний премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, не дает нам забыть: мы приехали в страну невыученных уроков. Где в анамнезе – пещерный антисемитизм, погромы и сдача евреев фашистам. Без всякого последующего осмысления своего «вклада в дело Холокоста». В то же время в Германии шел Нюрнбергский и другие процессы, в общей сложности – 900 тысяч дел против нацистских преступников в немецких судах. Массовая люстрация, анкета со 131 вопросом, которую должны были заполнять миллионы немцев, подозреваемых в соучастии, пособничестве, одобрении преступлений гитлеровской Германии. Годы ювелирной (а иногда и топорной) работы по выдавливанию фашизма из немецкого менталитета. И музеи в лагерях смерти… Всё то, что потом назовут денацификацией. Мама моего немецкого друга Геца решила показать мне семейный альбом и побелела, увидев, как я наткнулась на фотографию деда моего приятеля – «он умер там, у вас, в Сибири», – и быстро перелистнула страницу.

Ангела Меркель, дочь пастора, родившаяся в Гамбурге, но выросшая в ГДР, плоть от плоти этого немецкого возрождения, не могла перекрыть вокзалы и приказать стрелять в беженцев резиновыми пулями. Да, ситуация другая, но не могла. Она впустила их просто потому, что Германия – страна выученных уроков. И возможно, обрекла своих граждан на испытание и новые расходы, повторяя, как мантру: «Германия справится». Потому что когда-то – не справилась. И потому что всего 77 лет отделяют нас от «Хрустальной ночи», которую в Германии называют правильно – «Ночь погромов». А после была война, покаяние и искупление.

Да, можно спорить до хрипоты о том, от кого же бегут сирийцы. От запрещенного в России ИГИЛа? От Асада? А может быть, от ковровых бомбардировок? И к чему приведет нас этот мусульманский исход? Это, вероятно, тема для социально-политических исследований. А для нас главное – что они бегут. Но их смертельно опасный забег не трогает Будапешт, где стоят чугунные башмачки на берегу Дуная. И где премьер охраняет спокойствие своих граждан. «Они не ищут безопасности, они хотят повысить качество жизни», – говорит он о тех, кто плывет в Европу через Средиземное море на надувных лодках.

Стране невыученных уроков ни к чему беженцы, хотя и беженцам не очень нужна такая страна. Они мечтают о Германии, где государство готово выдавать каждому беженцу по тысяче евро в месяц в качестве пособия. И потому в словах Орбана есть доля правды. У венгров нет ни этих евро, ни желания тратить их на кого бы то ни было.