Всегда приятно написать колонку по случаю хорошей новости, пусть даже новость эта частная и семейная: несколько дней назад еще один наш сын закончил срок армейской службы. Так уж сложилось, что этот из наших сыновей принадлежит к движению «Хабад», и в этой связи было вполне естественно, что службу он прошел в харедимном батальоне. Мне это показалось хорошим поводом взглянуть на роль этого явления и в целом на то, как меняется лицо израильской армии в последние годы.

Для израильского общества, будь то светского или религиозного, армейская служба – это не просто два или три года, отданных как долг гражданина стране. У многих молодых людей именно в армии во многом складывается самоидентификация и сеть общественных связей. По прошествии многих лет израильтянин, расказывая о себе, прежде назовет полк, в котором служил, чем университет, в котором учился. Я слышал лекции крупных ученых, которые сделали блестящую карьеру за рубежом, но их выступление на конференции в Израиле начиналась слайдом со старой фотографией – лектор в форме пехотинца. В этой же связи для большинства жителей Израиля соотечественник – это в первую очередь тот, кто служил в армии. На эмоциональном уровне многим израильтянам боевой офицер-друз ближе, чем, скажем, не служивший в армии хасид. Меняющееся лицо израильской армии – это и зеркало, отражающее изменения общества, и важнейший фактор, определяющий дух нового поколения.

Первый харедимный батальон был основан в 2002 году с благословения одного из лидеров литовского направления в иудаизме раввина Штайнмана и при яростном сопротивлении очень многих фигур в мире харедим. Со стороны израильского мейнстрима идея тоже казалась многим совершенно безумной. Кашрут на кухне по самым суровым стандартам, строжайший запрет на появление девушек-солдаток на базе и активное присутствие раввинов – казалось, что создали какой-то заповедник. (В армии в целом тоже есть свои стандарты кошерности кухни и норм общения между полами – но они, конечно же, помягче.) Ну и вояки, думали многие. Чтобы дополнить ощущение заповедника, харедимный батальон отправили служить буквально в пустыню, на иорданскую границу, где им не грозила не только незапланированная встреча с девушками, но и вообще с кем бы то ни было.

Прошло чуть больше десятилетия, правительства менялись, законы о призыве тоже, причем неоднократно и каждый раз с всенародным скандалом. Но мало-помалу уже одного пехотного батальона стало не хватать, создается еще один. Плюс несколько очень успешных технических подразделений, в которые тоже призывают только харедим.

А окончательно отношение к харедимным батальонам как к курьезным заповедникам прошло после первых успешных стычек с террористами. Сначала о каждой такой стычке сообщали в газетах, причем журналисты с трудом сдерживали удивление: «Поди ж ты! Харедим, а воюют всерьез!» Эти времена прошли: этим батальонам постоянно доверяют охрану самых трудных и опасных участков на территориях (там заодно и соблазнов меньше, к вящему удовольствию раввинов). И у командования если и есть иногда претензии, так только к излишней жесткости бойцов харедимного батальона.

И ничего, армия приспособилась. Оказывается, можно обеспечить и строгий кашрут, и однополую базу, и соблюсти время молитвы – и достичь при этом полноценной боевой подготовки. И харедим приспосабливаются. Конечно, процесс этот не захватил еще «сердцевины» харедимного мира – больших хасидских дворов и знаменитых литовских ешив. Однако харедимные сефарды и хабадники призываются в массовом порядке, а из других направлений течет постоянно нарастающая струйка. Частью незаметная. Например, один из погибших на улицах Иерусалима в последнюю волну террора брецлавский хасид был солдатом, о чем бы вы ни за что не догадались, встретив его на улице в гражданской одежде.

Караул, закричат многие читатели, ЦАХАЛ становится религиозной армией, завтра раввины захватят в ней всю власть! Нет, всё значительно интереснее. Да, присутствие религиозных евреев в армии всё более заметно. Харедим – это еще небольшая часть, а религиозные сионисты уже воистину заполонили собой и боевые части, и офицерские курсы, и командование среднего звена, начинают появляться и на генеральских должностях. Но параллельно с этим идут и совсем другие процессы.

Во-первых, активнейшее продвижение девушек и женщин. Скоро не останется должностей и занятий в армии, на которые не могли бы претендовать девушки. Времена, когда солдатки служили секретаршами и на штабных должностях, давно в прошлом. Пехотный батальон «Каракал», в котором девушки занимают командные позиции, великолепно зарекомендовал себя в сложнейших операциях. В учебных частях всего ЦАХАЛа самые упертые мачо-шовинисты попадают в руки девушек, обучающих их снайнерской стрельбе, рукопашному бою и вождению бронетранспортера, и пусть только мальчики попробуют неловко пошутить на гендерную тематику.

До недавнего времени это были только девочки из нерелигиозных семей, ведь закон дает автоматическое освобождение девушке, заявившей о своей религиозности. Это тоже уже не так. Нет у меня точных цифр, но оглядываясь по сторонам, по семьям религиозных приятелей, я вижу лавинообразно нарастающий процент успешных, ярких, образованных и соблюдающих традиции девушек, по своей воле выбирающих службу в армии, причем всерьез, а не альтернативную службу. Раввины ворчат, директора школ увещевают, а девушки решают по-своему.

Во-вторых, друзы, бедуины и арабы-христиане делают успешнейшую карьеру в армии. Тоже не все, но всё больше и чаще. А русскоязычные репатрианты уже давно достигли таких высот в армии, что не нуждаются ни в чьей рекомендации. Так что если кто-то приходит в ЦАХАЛ с националистическими взглядами, советую им придержать их при себе.

Так что же происходит с нашей армией? И с нашим обществом? Они становятся более еврейскими или более демократическими? Более религиозными или более плюралистичными?

У меня есть удивительный ответ: и то, и то верно. Создатели государства, определяя его как еврейское и демократическое, не потрудились дать определения этим понятиям, и их часто ругают за это. Всматриваясь в происходящие сейчас в армии процессы, я начинаю думать, что они были правы. Не всё можно заключить в чеканные формулировки, жизнь сложнее, чем хочется любым идеологам.