«19 января 2021 года в России отметили 5-летие Великого переселения. Пятью годами ранее, в тот памятный день 19 января 2016 года, президент Владимир Путин предложил евреям Европы, столкнувшимся с бурным ростом антисемитизма, переехать в Россию. Следствием этой судьбоносной для мировой цивилизации инициативы стала самая большая в Европе миграция со времен Второй мировой войны, во много раз превзошедшая по масштабам волну сирийских беженцев, обрушившуюся годом ранее. Только из стран Евросоюза за пять лет в Россию въехало более полутора миллионов новых соотечественников – евреев и членов их семей других национальностей, то есть практически всё еврейское население Евросоюза.

Во многом благодаря этим людям Россия стала единственной страной мира, сумевшей почти безболезненно выбраться из глобального экономического кризиса, спровоцированного падением цен на нефть. Бывшие европейские евреи, с гордостью называющие себя новыми россиянами, вносят огромный вклад в дело…»

От написания посвященной юбилею статьи меня оторвала жена:
– У нас молоко кончилось. Ребенку кашу варить не на чем. Сходил бы в магазин.
– Какой магазин? Может, еще на метро покататься? Ты что, забыла? Сегодня воскресенье. В Москве ничего не работает по воскресеньям. Ни магазины, ни общественный транспорт – вообще ничего. Пора бы уж привыкнуть.
– К евреям сходи. В «Елисейские поля».
– Ладно.

Бросив статью на полуслове, я взял кошелек и рюкзак и пошел в магазин «Елисейские поля», торговавший продуктами, не получившими благословления патриархии. В народе магазин назывался «еврейским», хотя, наверное, правильнее было бы назвать его «французским» – и по ассортименту товаров, и по языку, которым пользовались большинство покупателей и обслуживающий персонал.

Окна магазина были забраны решетками: в прошлом радикальные православные активисты неоднократно разбивали их камнями. Доска объявлений рядом с дверью была обклеена листочками с надписями на французском. На русском было только одно объявление: «Профессоръ Сорбонны дает уроки французского языка для школьников и взрослых». В магазине орала из динамиков Эдит Пиаф. Продавщица отдела сыров – а они тут были всех известных науке сортов, кроме пальмового – о чем-то болтала со старушкой-покупательницей. Из их бурного диалога я понял лишь одно выражение: «Ле Пен». Другая продавщица помогала покупателю выбрать лягушку поаппетитнее. Около стойки с винами стояли три абсолютно русского вида алкаша и внимательно изучали ценники. «Парам-парам-парам!» – продолжала надрываться Пиаф.

Стараясь сократить время своего визита в столь милое место, я быстро схватил пакет с надписью Lait и небольшой наклеечкой «малако каровье» и быстрым шагом направился к кассе. И в этот момент меня окликнули:
– Алекс!
Я обернулся. Своего собеседника я узнал сразу. В конце концов, у меня не так много знакомых французов. С этим мужчиной я познакомился лет десять назад во Франции, в Реймсе. Андре Мулен, пресс-секретарь какого-то дома шампанских вин, уже не вспомню какого.
– Андре, бонжур! – сказал я.
– Привет! Только я уже не Андре, – ответил мой собеседник по-русски, хотя и с заметным акцентом. Он полез в карман, развернул и гордо продемонстрировал мне паспорт:
– Читай! Мельников Андрей Иванович. Гражданин Российской Федерации. Алекс! Сколько лет, сколько зим!
В общем, в придачу к молоку мы взяли еще пару бутылочек «Бордо Гран Крю» с наклейками «Сделано в Белоруссии. Гомельский завод красных вин», какого-то фермерского сыра с голубой плесенью и пошли ко мне домой.

– А я и не знал, что ты еврей, – сказал я, когда мы уже сидели у меня дома, попивая бордо.
– А я и не еврей, – ответил Андре-Андрей. – У жены дедушка был евреем. Повезло. Когда я приехал, у нас на курсах русского языка евреев почти не было. Или чистые французы с немцами, или как моя жена – внуки. В общем, спасибо дедушке, мы легко разрешение на въезд получили. Единственная проблема была – анкету заполнять нужно было на русском языке и без ошибок. Но российский консул сам посоветовал нам обратиться в одну фирму, прямо в соседнем доме рядом с консульством – там всего за 500 евро нам не только анкету заполнили, но и все документы за нас оформили и принесли на дом.
– И что, дедушка жены – это все, что было нужно?
– Почти. Еще надо было в анкете правильно на один пункт ответить. О сексуальной ориентации. Если нетрадиционная – гарантированный отказ. Но это не мой случай. В общем, получили мы разрешение, бесплатный билет «Аэрофлота». В Шереметьево нам сразу выдали российские паспорта, немного денег на первое время и посадили в бесплатное такси. Первые полгода мы прожили в агрофирме в Подмосковье.
– В чем?!
– Агрофирма. Местные еще говорят «колхоз». В Министерстве Гостеприимства есть специальная программа для новых россиян: живешь в сельском домике на свежем воздухе, учишь русский язык на курсах. На курсах, кстати, было классно: Новый год отмечали, «В лесу родилась елочка» пели. А на Крещение в проруби купались: выпьешь стопку самогона – и в воду. Петька мой, Пьер, в местную школу пошел. Он быстрее всех к новой жизни приспособился, его от русского не отличишь. Матом ругается без акцента, а за слово «жид» с ходу бьет в пятак.
– И часто ему приходилось в пятак-то? – поинтересовался я.
– В агрофирме? Практически каждый день. Через год закончилась корзина гостеприимства, перестало нам российское государство деньги платить ни за что, пришлось в Москву переехать. В деревне весело и воздух чистый, но работы нет. Зато в Москве к иностранцам плохого отношения не встретишь – в Москве просто всем на всех плевать. И наших здесь много. С работой, правда, вначале было трудно. В Министерстве Гостеприимства мне все время предлагали идти на завод, а Машке, Мари в смысле, ухаживать за пенсионерами и учиться на медсестру. Или в Биробиджан ехать – получать гектар земли бесплатно, сельским хозяйством заниматься. Я что, виноград для шампанского буду в Биробиджане выращивать? Климат неподходящий. А на завод пусть боши идут работать. Уехать из Германии, чтобы в Калуге на конвейере для бывшей родины собирать машины за гроши – правда, хорошо придумано? Спасибо, но это не для меня. Меня приятель по курсам русского пристроил, Моше его звали. Единственный, кстати, чистокровный еврей на курсах. Сам он здесь крестился, закончил экстерном семинарию, организовал новый приход в Биробиджане, под это дело получил освобождение от таможенных платежей на закупки для нужд прихода, возит в Россию «Житан» и «Голуаз». Крупный опт. Я ему помогаю с деловой перепиской, а жена – с бухгалтерией. В черную, естественно, так что еще пособия по безработице получаем – 50 евро на каждого, и на Петьку детское пособие – 8 евро. В общем, жить можно.

– Вижу, ты русский здорово освоил, – заметил я.
– Да, – кивнул Андре. – А вначале ничего не понимал. Помню, как на курсах тексты записывал французскими буквами, а потом учил наизусть, чтобы экзамен на знание русского языка сдать на уровне «Г». До сих пор могу повторить текст своего экзаменационного билета: «Жерар Депардье – великий российский актер. Он родился 27 декабря 1948 года в Шатору, что во Франции. В 2013 году Депардье приехал в Россию…» А потом, где-то года через два, как будто что-то щелкнуло – и я заговорил по-русски. Впрочем, в Москве можно и без русского языка обойтись: у нас здесь все свое есть. Даже своя политическая партия есть – Национальный фронт России. Будут выборы в Госдуму – появятся первые депутаты-французы, я уверен. Сын мой во французской спецшколе учится. В любой поликлинике врачей-французов и медсестер-француженок полно, все дипломы подтвердили – это недорого. Телевизор дома показывает французские каналы. Газеты и журналы в «еврейских» магазинах продают – я «Шарли Эбдо» свежий постоянно покупаю. Продукты – тоже привычные, французские. Бистро по всей Тверской – не хуже, чем в Париже. И дешевле в разы. А массажные салоны… Я сам-то, конечно, добропорядочный католик, жене не изменяю, а друзья, которые по салонам ходят, говорят, что там практически одни француженки работают, а если случайно местная попадется, все равно по-французски говорить будет. У немцев своя тусовка. У них другие привычки.
– Это точно, – не удержался я от комментария. – «Еврейский» магазин «Шварцвальд» с 50 сортами свиной колбасы меня постоянно умиляет. Извини за нескромный вопрос: а что, во Франции с Германией действительно так плохо? Я никак не пойму, почему два миллиона европейцев, евреев и неевреев, вдруг решили переехать в Россию?

…

Но ответа на этот вопрос я так и не получил. Потому что прозвонил будильник на смартфоне. И я проснулся. Судя по надписи на дисплее, шел 2016-й, а не 2021-й. И исхода полутора миллионов евреев из Европы еще не случилось. Вы думаете, он таки будет?