Новости ужасают. К терактам в Израиле все, может быть, и привыкли. Но вот чтобы в тихой сказочной Бельгии?! Чтобы прямо в Париже? В том самом Париже из открыток и романов? Хотя и к Парижу мы уже почти что привыкли. Еще больше пугает другое – многочисленные разговоры, посты и перепосты о том, что до всего этого «европейцев» довела «толерантность». Есть в этом что-то алогичное: в России, допустим, где ни о какой толерантности на государственном и общественном уровне и речи не идет, крупные теракты происходят почти ежегодно. И отсутствие терпимости к другим людям отнюдь не способствует их прекращению. Как, например, образованию Ирландской республиканской армии, ответственной за множество терактов на территории Англии, способствовало совсем не то, что Великобритания была слишком толерантна к ирландцам. Впрочем, реакция окружающих меня интересует гораздо больше, чем политика и причины терроризма.

Как бы ужасно ни выглядели кадры с мест трагедий, но и у меня, и у вас статистически намного больше шансов погибнуть в автоаварии или от удара упавшей сосульки. Какими бы кошмарными ни были последние новостные сводки, мы живем в самое мирное и безопасное время за всю историю человечества. Еще никогда продолжительность и предполагаемое качество жизни обывателя не были так высоки. Еще никогда люди не ходили по улицам с такой беспечностью. Еще никогда войны не вспыхивали так редко и не заканчивались так быстро и малокровно. По сравнению со средними веками, например, или даже с прошлым и позапрошлым столетиями. И в общем, большая часть всего хорошего, что мы имеем в нашей цивилизации, обеспечена теми самыми гуманистическими и толерантными принципами, к которым мы пришли после Второй мировой.

Однако и терроризм – порождение этой же самой цивилизации. Он появился в мире, где страны – глобально – понимают, как опасно воевать друг с другом. В том мире, где, казалось, уже, невозможна тотальная мировая война. Где духом войны заражены не целые нации и континенты, а отдельные группы, способные лишь на точечные нападения.

В моем (и уверена, что и в вашем) идеальном мире войн вообще не существует, и люди умирают только в глубокой старости, окруженные любящими правнуками и аппаратом с морфином. В реальной жизни призывы покончить с толерантностью приведут лишь к тому, что инвалиду-колясочнику не построят пандуса, пятнадцатилетнюю девочку, рассказавшую родителям о своей любви к однокласснице, доведут до прыжка с крыши (только что был случай у знакомых), а черноволосого мужчину, не важно, какой национальности, изобьют в темном дворе. А террористы от этого никуда не денутся.

В попытках забыть про толерантность я вижу страх и желание обрести контроль. Всем нам необходима иллюзия, что мы можем контролировать ужасные события. Ведь достаточно соблюдать несложные правила – не ходить в коротких юбках или вообще в юбках, не выходить из дома вечером, не общаться с незнакомцами и вообще быть хорошей девочкой – и тогда ты до минимума снизишь вероятность насилия. Статистика, правда, говорит об обратном: насилуют женщин чаще всего хорошие знакомые или родственники и обычно в «безопасном» месте. Но верить в такое –невообразимо страшно. Поэтому придумываются все эти многочисленные «правила» – и не важно, работают ли они в действительности, главное – они успокаивают.

Очевидное следствие этих страхов и желания обрести контроль – людям кажется, что у них есть только два выхода из ситуации: или мы их, или они нас. Поэтому, выбирая между смертью и необходимостью стать немножечко Гитлером, они выбирают, пусть не без сожалений, последнее. Конечно, ведь стоит только собраться и хорошенько вдарить, ввести жесткие законы, как нас сразу же, просто немедленно начнут бояться и уважать все 1,7 миллиарда мусульман. Схожие рассуждения я часто слышу в разговорах мам о том, что делать, если ребенка в школе обижают и даже бьют. Многим кажется, единственный выход – это ударить побольнее в ответ, чтобы тебя все боялись. По моему опыту, выходов – и разных! – есть полтора десятка.

Например, в одиннадцать лет я перешла в другую школу. Там все были такие взрослые и крутые! А я была странненькая девочка из параллельного мира. «После уроков мы тебя побьем, – сказала мне новая одноклассница с разбитыми костяшками пальцев на руках. – Приходи после звонка за школу». Я так удивилась – любопытство, вообще, моя главная движущая сила, – что пришла. Увидела компанию девочек – судя по всему, они действительно собирались драться. Это меня так потрясло, ситуация была настолько абсурдная, что я рассмеялась, хохотала просто до слез, ржала и спрашивала, неужели мы вот так, на самом деле собираемся драться? А зачем? А я не умею – вы меня сначала научите! Видимо, мои удивление и жизнерадостность оказались настолько заразительны, что девочки тоже засмеялись, и мы пошли ко мне домой пить чай с вареньем. Так я поняла: не обязательно самой бить кого-то, чтобы не побили тебя.

Мне было четырнадцать, когда секта «Аум Синрикё» совершила теракт в токийском метро. Тогда погибло, по разным данным, от 12 до 27 человек, и около тысячи пострадало. Тогда я осознала, что у мира безумия и жестокости нет и не может быть никакой логики. Никогда нельзя предсказать, где, когда и как оно взорвется, выстрелит или вонзится ножом. Попытки объяснить логикой безумие, каталогизировать его, поставить на полочку и – в целях собственной безопасности – ударить первыми, к сожалению, не работают. Безумие прорастает, как споры плесени – московские студентки сбегают из дома, чтобы присоединиться к ИГИЛ (запрещённая в России организация).

Нет на свете какой-то одной точки, откуда распространяется терроризм, которую только стоит уничтожить, и всё сразу станет хорошо. По большому счету, «мы» отличаемся от «них» только уровнем социального развития общества. Той самой толерантностью. Я точно знаю, что толерантное общество изобрело права человека, пандусы для инвалидов, пенсии, врачебную этику, феминизм и айфон. А нетолерантное – концлагеря, женское обрезание, побивание камнями и терроризм. Я предпочитаю оставаться в толерантном.