Ты никогда не знаешь, как поступишь в экстремальной ситуации. Я помню случай из детства: в подъезде за дверью какие-то крики, звуки ударов, чей-то вой, топот ног, хохот. К нам в дверь кто-то настойчиво звонит, бьется всем телом. Бабушка приоткрывает дверь на цепочку – там парень лет восемнадцати. Весь в крови и с разбитыми костяшками. Шепчет: «Пустите меня быстро, они за мной гонятся, они меня убьют!» Бабушка отвечает: «Простите, у меня дома ребенок, я не могу». И закрывает дверь. Мне лет восемь. Я стою, пораженная до глубины души. Это моя бабушка! Которая каждого бомжа готова накормить и привести в дом! Бабушка, которая жалеет и подвязывает каждую травинку, любое живое существо! Как она может?!

Я этого до сих пор не поняла – и только очень надеюсь, что с тем парнем все обошлось. Но еще я думаю, что это был девяностый год, бабушка только переехала из Украины в Химки, на улицах творилось черт знает что – например, однажды ночью перед школой рядом с бабушкиным домом повесили на заборе мальчика на год старше меня, и он там висел несколько дней, пока за ним не приехала милиция. Или в нашем доме на два этажа ниже то ли сама умерла, то ли была убита местная пьяница. И она тоже лежала поперек подъезда несколько дней. Моя одноклассница жила на том этаже, и перед школой ее папа на руках переносил через труп – сама перешагнуть она очень боялась. Мы тогда были во втором классе. И вот в такую обстановку приехала бабушка из тогда еще более-менее спокойного Запорожья. Понятно, насколько ее пугала жизнь вокруг.

Безумные времена рождают безумную реакцию и дикую логику. А мы живем в поистине безумное время. Еще десять лет назад, пять лет назад было совершенно невозможно представить то, что будет происходить в мире. Танковая война в центре Европы? Теракты в Ницце? Московские хипстеры бегут из Первопрестольной в Израиль? Американцы будут выбирать между антисемиткой и психопатом?

Однажды – в те самые девяностые – я побывала в лифте с настоящим маньяком-убийцей. Мне тогда нечеловечески повезло, а его потом нашли, арестовали. Нашли также все детские трупы, которые он хранил в подвалах нашего района. Впрочем, история не об этом. А о том, как через двадцать лет я по делу возвратилась в свой старый дом. И как в мой лифт в последний момент заскочил мужчина в светлой куртке – совсем, как тот. И как он, преградив мне путь рукой, попытался нажать на девятый этаж – тоже совсем, как тот. И как мои нервы не выдержали, мышцы сработали автоматически, я развернулась и со всей дури ударила – и так сильно, что мужчина отлетел в противоположный угол грузового лифта. Я никогда прежде не могла представить, что способна ударить незнакомого человека. Я никогда в жизни не думала, что могу бить так сильно.

Так я себя утешаю в те моменты, когда вижу, как приличные недавно люди выкрикивают безумные фашистские лозунги. Как предлагают «сровнять с землей», «раскатать танками», «взорвать к чертям собачьим» несколько миллионов людей, которым не посчастливилось родиться одной национальности или принадлежать к одной религии с террористами.

«Ненормальные времена рождают ненормальные реакции», – убеждаю я себя, когда вижу, как люди практически ликуют, упиваясь подробностями терактов в Европе. «Теперь они увидят! Теперь они поймут, к чему приводит их толерантность!» Мне это напоминает странно скошенный прицел родительской агрессии. Вы замечали, что стоит людям прочитать про какой-либо случай, где отец или отчим насиловал или избивал детей, как бóльшая часть проклятий общества начинает сыпаться – нет, не на насильника! – на мать ребенка: как она не заметила? Почему не предотвратила? Почему была так доверчива, влюблена и наивна? У меня нет объяснения, почему вектор общественного негодования смещается с истинного преступника на невольного свидетеля. Как и нет объяснения, почему смерть обычных европейцев в терактах вызывает такое агрессивное злорадство. «Мы же вас предупреждали! Пустили мыши кошку в дом! Сами, дураки, виноваты!»

Мы будто теряем нечто важное. Недавно в Тель-Авиве был случай: автомобиль врезался в уличное кафе, погибло несколько человек. Прохожие вытащили водителя и избили его. После выяснилось, что водитель – еврей, добропорядочный житель Раананы и не планировал никакой автомобильный теракт. Просто у него за рулем случился сердечный приступ, и он потерял сознание. После того избиения он умер. Больше всего в той ситуации меня поражает даже не расправа над невиновным, а другое: если бы этот наезд совершил террорист, мы бы знали про жертв всё: их имена и фамилии, их родителей, их мечты. Мы бы знали всё и про водителя. «Потому что Израилю важна каждая человеческая жизнь», – объясняют нам. «Жизнь каждого, погибшего в теракте», – думаю я. Потому что как только теракт оказывается вовсе и не терактом, а трагической цепью страшных случайностей, то новостные агентства полностью теряют интерес к жертвам.

Мне кажется, что сейчас весь мир стоит перед тем же выбором, что был у моей бабушки – открыть или захлопнуть дверь перед тем, кто стучится в твой дом. Мне очень страшно представить, что однажды я буду в беде и буду стучаться в чьи-то двери, а мне не откроют. Гораздо страшнее, чем представить, что я сама, своими руками впускаю в дом врага.