Один из бесчисленного множества анекдотов о Шимоне Пересе гласит, что как-то ему подарили черепашку.
– Скажите, а сколько лет живут черепахи? – спросил Перес, любовно гладя подарок по панцирю.
– Говорят, что триста лет! – последовал ответ.
– Вот так всегда! – вздохнул Шимон Перес. – Не успеешь привыкнуть к животному, а его уже нет!

Этот анекдот, как и все еврейские анекдоты, безусловно, не случаен. В эти дни в больничной палате в крайне тяжелом состоянии лежит человек, который на протяжении многих десятилетий казался израильтянам, да и всему миру вечным. Своего рода Агасфером мировой политики. Вот почему, когда мне позвонили из Москвы и сообщили, что немало удивлены теми потоками грязи, которые выливаются в интернете и соцсетях на борющегося за свою жизнь Шимона Переса, я был удивлен куда больше.

Признаюсь, я не следил в эти дни за «инетом», но я хорошо знаю, что происходило на улицах еврейского государства. Я знаю, что уже через час после того, как пришла новость о госпитализации Шимона Переса с инсультом, на тель-авивской площади Рабина стали собираться встревоженные люди, чтобы выразить свою любовь к этому человеку и пожелать ему выздоровления. В эти же минуты все авторитетные раввины Израиля призвали народ молиться за выздоровление экс-президента и читать псалмы Давида.

И если и в самом деле нашлись те, кто радуется болезни Переса, желает ему смерти и слишком торопится сплясать на еще не приготовленной для него могиле, то стоит ли обращать внимание даже не на пигмеев – на навозных жуков, копошащихся у ног великого человека?! А в том, что он – великий, никогда не было сомнений ни у его друзей, ни у самых яростных политических оппонентов. Думаю, не преувеличу, если скажу, что Шимон Перес – это не просто патриарх израильской политики, впечатавший свое имя в ее историю, – он и есть сама эта история.

Израильтяне до сих пор любят вспоминать, что первый премьер-министр страны Давид Бен-Гурион называл тогда еще совсем молодого, 25-летнего помощника гендиректора министерства обороны «неисправимым интриганом», и это правда – называл! Но он же знал, что этому «неисправимому интригану» можно доверить любое дело – от тайной закупки оружия до сложнейшей дипломатической миссии, – и он с ним блестяще справится. Этим и только этим, а не склонностью к интригам, объясняется та головокружительная карьера, которую в итоге сделал маленький еврейский мальчик, приехавший в 8 лет в Палестину из белорусского местечка Вишнево.

Что бы ни происходило с Израилем, кто бы ни стоял во главе еврейского государства, Шимон Перес всегда был рядом в качестве главного соратника и соперника одновременно. Рядом с Бен-Гурионом, Леви Эшколем, Голдой Меир, Ицхаком Рабиным, Биньямином Нетаньяху, Эхудом Ольмертом и снова Биньямином Нетаньяху.

Как и любого великого человека, его портрет невозможно нарисовать только углем, здесь нужна вся палитра красок, и вместе с тем он сам был скроен из черного и белого, из тезы и антитезы. Когда ему пытаются поставить в вину Соглашения в Осло и называют «предателем», «пособником террора», «нанесшим огромный ущерб безопасности страны», то почему-то предпочитают старательно забывать, что именно Пересу армия Израиля обязана своей мощью, и это он, возглавляя министерство обороны, добывал для молодого еврейского государства оружие во Франции и США, обеспечивал американскую военную помощь и создавал тот самый ядерный щит, который то ли есть у Израиля, то ли нет.

И это именно Перес, когда было нужно, наносил предельно жесткие удары по тем же террористам, доказывая, что евреи никогда не собираются подставлять левую щеку в ответ на удар по правой. К террористам он был беспощаден, и именно поэтому сегодня так брызжут слюной некоторые арабские депутаты, крича, что руки Переса по локоть в крови. И, кстати, именно Перес внес огромный вклад в разъяснение миру правоты Израиля в деле борьбы с террором, когда рухнула его концепция мирного процесса.

Мне почему-то вдруг вспомнились выборы 1996-го, происходившие через полгода после убийства Рабина. Было ясно, что большинство еврейского населения страны поддерживает Биньямина Нетаньяху, а не занявшего пост премьера Переса. И Перес мог победить лишь в случае, если все израильские арабы придут на выборы и проголосуют за его кандидатуру. Но незадолго до выборов с территории Ливана стали обстреливать север Израиля, и Шимон Перес отдал приказ о начале операции «Гроздья гнева», и израильские ВВС полетели свершать возмездие. Эта операция оттолкнула от Переса часть арабского населения, и он потерял пост премьера, хотя Нетаньяху и победил с минимальным отрывом. Лишь много позже я понял, что Перес знал – не мог не знать! – к каким последствиям приведет военная операция, но пошел на это, потому что безопасность страны была для него важнее власти, которую он, как и всякий большой политик, конечно, беззаветно любил.

Впрочем, один из старых израильских журналистов как-то в разговоре со мной заметил, что называть Переса политиком не совсем верно, он – государственный деятель.
– А в чем разница? – спросил я.
– Она огромна, – ответил ветеран израильской прессы. – Политик живет стремлением добиться ежеминутного успеха, а государственный деятель думает о будущем страны и народа. Политиков у нас много. А вот государственных мужей – раз-два и обчелся. А может, и вообще всего один.

Признаюсь, я никогда не верил и сегодня не верю в государственную мудрость и прозорливость Шимона Переса. Слишком уж очевиден крах его главной идеи – «Нового Ближнего Востока». Но этот крах не отрицает его значимости как государственного деятеля. Теза опять противостоит антитезе.

Так получилось, что автор этих строк, интервьюировавший почти всех крупных израильских политиков последних двух с половиной десятилетий, никогда не встречался один на один с Пересом. Но зато мне не раз доводилось видеть его на пресс-конференциях, поражаться его эрудиции, ораторскому дару, скорости мышления. А еще выслушивать рассказы о нем тех, кому доводилось с ним близко встречаться и даже дружить.

Помнится, писатель Анатолий Алексин рассказывал, как был поражен знанием Пересом русской литературы: «Представляешь, он называл в беседе со мной не только писателей первого, но и второго ряда, ныне почти забытых – Писемского, Помяловского, Мельникова-Печерского!» А главный редактор «Новостей недели» Леонид Белоцерковский был не меньше поражен чувством юмора Переса, его знанием Торы и еврейской традиции, а также… его умением мгновенно заметить в толпе красивую женщину и сделать ей изысканный комплимент.

Один мой старый приятель, вернувшись со встречи с Пересом, с которым он не был согласен ни по одному пункту, махнул рукой и сказал: «Не знаю, великий ли он государственный деятель, но великий романтик – это точно. И это – в восемьдесят с лишним лет!» И это тоже очень точное определение, так как только в голове великого романтика мог родиться план «Нового Ближнего Востока», и возможно, именно своему романтизму, этой неотъемлемой черте юности, Перес обязан тем, что дожил до глубокой старости, сохранив необычайно острый ум. Он и в 80, и в 90 был моложе всех нас, пятидесятилетних старпёров.

Говорили, что он слишком поздно, в 84 года, занял пост президента, и ему, старику, пора на пенсию и вряд ли он вообще доживет до конца каденции. А он не только дожил, но и стал самым активным президентом в истории Израиля, правой рукой своего давнего противника Биньямина Нетаньяху, выполняя его самые ответственные и деликатные поручения на международной арене. Да и после ухода в 91-летнем возрасте с поста президента он сохранял эту завидную активность, снимался в юмористической рекламе, помогал проектам то одного, то другого министра.

Теза и антитеза… Всю жизнь его называли лузером, заведомым неудачником, вспоминая множество проигранных им выборов, а в итоге именно он всегда оказывался победителем, так или иначе достигая поставленной цели.

Я мог бы продолжать эти заметки о Пересе еще долго. Но меньше всего мне хочется, чтобы они были похожи на некролог или подведение итогов. Как и весь Израиль, я надеюсь, что подводить итоги еще рано и Шимон Перес нас всех еще удивит. Но одно несомненно: если он уйдет, это и будет означать конец эпохи великих динозавров, для которых интересы страны и честь всегда значили больше, чем личное благополучие. И даже когда они ошибались, эти ошибки были порождены не личными интересами, а великими надеждами.

Я не хочу прощаться с эпохой динозавров.
Живи, старый гигантский ящер. Пожалуйста, не умирай!