Я знаю, многим соблюдающим традиции евреям этот заголовок покажется кощунственным. Но я готов объяснить. На протяжении четверти века жизни в Израиле я собираю истории о Хануке, и сегодня их в моей коллекции не менее сотни, и каждая по-своему замечательна и дорога мне. Есть в ней истории о том, как праздновали Хануку в концлагерях и гетто, выменивая пачки сигарет и последние ценности на ханукальные свечи.

В это трудно поверить, но зимой 1942 года все Варшавское гетто было озарено светом ханукальных свечей. А как забыть рассказ Исраэля Меира Лау, бывшего главного раввина Израиля, в котором почти обезумевшие от голода евреи делали ханукальные свечи из кубиков маргарина?! И все же среди множества этих историй мне особенно памятны две, совершенно разные и вместе с тем очень похожие.

Первая – это рассказ старой польской еврейки Зельды о том, как она в шесть лет убежала из дома, чтобы полюбоваться праздничными гуляниями поляков в честь Рождества. Красота установленной на главной площади елки, ярмарка со множеством потрясающе красивых игрушек, яркие наряды юных панночек заворожили девочку, и о том, что пора вернуться домой, она вспомнила лишь поздно вечером. Тут и выяснилось, что Зельда безнадежно заблудилась и, куда идти дальше, не знает. В полном отчаянии она стояла посреди опустевшей улицы и вдруг заметила вдали огни ханукального подсвечника. Идя на них, девочка вышла к еврейскому кварталу.

Второй рассказ – о Хануке в ГУЛаге – я слышал, наверное, в десяти различных вариантах, но суть его оставалась неизменной, и это, видимо, лучшее доказательство его подлинности. Суть его в том, что в сталинском лагере оказываются два друга детства – раввин и крупный партийный деятель. Первый попал туда как «религиозный мракобес», второй – как «троцкист и вредитель». Лагерь снова сблизил старых друзей, и убежденный коммунист под влиянием товарища стал постепенно возвращаться к еврейской традиции.

Накануне Хануки «троцкист» сообщил, что припрятал немного маргарина и хочет смастерить ханукальную менору из консервной банки – чтобы с наступлением вечера тайно зажечь ее в углу барака. Но раввин неожиданно возразил:
– Разве мы крысы, чтобы прятаться по углам?! Я уже прикупил у повара настоящее масло и договорился со слесарями, что они сделают нам настоящую ханукию.
– Так ведь если застукают, могут срок набавить! – забеспокоился «троцкист».
– Не могут нас наказать за то, что мы исполняем заповедь. Б-г не допустит! – убежденно заявил раввин.

Четыре дня Хануки прошли благополучно – друзья зажигали менору едва ли не в центре барака, и никому она не мешала. Но на пятый день грянул грозный крик: «Обход!»
– А ну быстро выкидывайте свой канделябр в окошко, потом подберете! – велел староста.
Но друзья и не думали выполнять. И вот в бараке появляется начальник лагеря в сопровождении своих вертухаев, проходит вдоль строя вытянувшихся зэков и натыкается на горящую ханукию. Как говорится, нарушение правил пожарной безопасности налицо. Барак замер в ожидании грома и молний, но их нет. Вместо этого полковник застывает напротив подсвечника, пристально вглядывается в него, почему-то шевеля при этом губами, и потом спрашивает у раввина:
– Значит, сегодня пять?
– Пять, гражданин начальник, – отвечает рабби.
– Понятно! – говорит полковник, разворачивается и в установившейся в бараке мертвой тишине, сгорбившись, словно став меньше ростом, направляется к выходу.
– Ты видел, Сёмка?! – спросил раввин у «троцкиста». – Этот шейгец все-таки сказал броху!

Разумеется, я не думаю, что все было именно так. И уж тем более не верю, что начлага мог прошептать броху – благословение на ханукальные свечи. Но во всех вариантах этой легенды кульминация приходится именно на пятый день Хануки. Так что, скорее всего, это и в самом деле было.

Обе эти истории – лагерная и рождественская – высвечивают саму суть праздника Ханука. За последние столетия мы довольно сильно оторвались от наших национальных корней, от собственной истории и культуры, но вот приходит Ханука, зажигаются свечи в память о тех «чудесах, которые Б-г совершил для отцов наших в их дни в это время» – и их свет напоминает нам о том, что мы – евреи, и какая великая и героическая история у нас за плечами. И мы идем на этот свет, как шла восемь десятков лет назад маленькая Зельда, заблудившаяся в празднующем христианское Рождество польском городке. Как замер перед этим светом начальник лагеря, вдруг осознав свою связь с давно забытым светом ханукии.

Всех евреев моего поколения, родившегося в конце оттепели 1960-х, я мысленно делю на две категории: те, кто от дедушек и бабушек слышал историю Хануки, и тех, кто рос, не зная ничего о событиях времен Маккавеев. Потому что сама эта история меняла наше представление о собственном еврействе: тот, кто знал, что в его жилах течет не кровь жалкого Рабиновича из анекдотов, а кровь народа, который на равных сражался с армиями самых великих империй, уже никогда не стал бы стыдиться своего еврейства или его скрывать.

Несколько лет назад молодой американский дипломат сказал мне, что если бы Ханука не была праздником, пришедшим к нам из глубины тысячелетий, ее надо было бы выдумать. «Понимаешь, – объяснил он, – Ханука очень часто совпадает с Рождеством или с Новым годом, а это очень красивые христианские праздники. Не удивительно, что еврейские дети к ним так тянутся: им тоже хочется праздника, чтобы в доме стояла елка, пахло жареной индейкой, а им – дарили подарки. У них невольно возникает желание стать такими же, как соседи-неевреи, и это их первый шаг к ассимиляции. И тут оказывается, что у евреев есть не менее прекрасный праздник со светящейся ханукией вместо елки, со всякими вкусностями, да еще и с такой историей, которая совершенно реальная и куда более яркая, чем легенда о рождестве Иешуа бен Пандиры».

И вот тогда я подумал, что Ханука – это и в самом деле наше еврейское рождество. Потому что еще никогда прежде наш народ не был так близок к своему исчезновению, растворению в греческой культуре, как во времена Антиоха Епифана. И победа Маккавеев над греками, освобождение и очищение Иерусалимского храма, возобновление в нем служения, по сути дела, означали новое рождение еврейского народа. И одновременно закладывали фундамент его выживания во всех будущих потрясениях. Так что с рождеством вас, евреи!