Лет двадцать назад я интервьюировал одного из многих тогда еще живых ветеранов Великой Отечественной. Интервью было обычное, «датское» – ко Дню Победы. Но как раз в тот год по мировым СМИ прокатился вал публикаций о «зверствах Советской армии на территории Германии», «убийствах мирных жителей» и «миллионах изнасилованных немок». Обойти эти вопросы я не мог и прямо спросил своего собеседника, закончившего войну в звании капитана, было такое или нет?

– Само собой, все было! – ответил он. – Помню, вошли мы в 1944 году в небольшую украинскую деревню. Остановились в одной хате. Хозяин, старый украинец, оказался гостеприимным: выставил горилку, цыплят, сало. Сидим, пьем, разговариваем, как было при немцах. И тут он говорит: «Все ж таки одно полезное дело они сделали – жидов начисто повывели. Я их лично сдавал». К этому времени я уже знал, что из моей семьи в живых никого не осталось.
Поднялся я, значит, со стула и говорю: «Пошли, дед, на улицу проветримся, разговор есть». Тот, видимо, почувствовал что-то, встрепенулся: «А что такое?!» – «Да ничего, просто спросить кой-чего хочу». Завел я его в сарай и там пустил ему пулю в голову. Вернулся, сел за стол, два моих товарища ничего не спросили – просто налили дедовой горилки, отрезали сала, и мы продолжили пить и разговаривать. А ведь если бы стуканули они на меня, то я бы пошел под трибунал за убийство мирного жителя.
– А немок в Германии насиловали? – спросил я.
– Да чего их было насиловать, если любая немка за буханку хлеба готова была для тебя что угодно сделать?

С тех пор тот давний разговор всплывает у меня в памяти каждый раз, когда заходит речь о «зверствах Советской армии». А заходит он, к сожалению, с каждым годом всё чаще – то в Польше или Германии, то в Литве или на Украине. В этих странах в последнее время появилось немало «историков», выполняющих социально-политический заказ и пытающихся уравнять обе противостоящие в той войне стороны – сталинский Советский Союз и гитлеровскую Германию. Дескать, это столкновение двух тоталитарных и в равной степени бесчеловечных режимов, обоюдно совершивших чудовищные военные преступления, так что нечего теперь выставлять одних героями, а других – преступниками.

Вот только не решается это уравнение так, как хочется этим «историкам» – не получается равенства. Хотя бы потому, что немцы шли по СССР как оккупанты, палачи и каратели, а Советский солдат шел по своей, а затем и по чужой земле именно как освободитель – и это бесспорный факт, нравится он кому-либо или нет.

Он шел через сожженные села и руины городов, он видел своими глазами всё, что сотворили немцы – было от чего озлобиться сердцу. Это, кстати, происходило не только с советскими солдатами – многие американцы, побывав в освобожденном Дахау, потом теряли голову, позволяли себе немыслимую жестокость по отношению к немцам, а затем окончательно сходили с ума – от осознания, что сами переступили черту, отделяющую человека от зверя.

Можно представить, что чувствовали еврейские солдаты на пороге Освенцима и как горели возмездием. Известно, например, про еврея-танкиста, раздавившего в немецкой деревне несколько домов с местными жителями. Его за это расстреляли – а ведь он был последним представителем огромной еврейской семьи, начисто уничтоженной в Холокосте. А несколько служивших в британской армии евреев создали в июле-августе 1945 года «группу возмездия». Они врывались по ночам в дома бывших эсэсовских офицеров, имена которых устанавливали по архиву комендатуры, вытаскивали их во двор, немедленно выносили смертный приговор и там же приводили его в исполнение. Когда их разоблачили, командование решило закрыть глаза на случившееся в обмен на обещание прекратить свою деятельность.

Всё было, но нет и не может быть знака равенства между убийцей и жертвой, между тем, кто отрицает право на существование, и теми, кто это право отстаивает. Ни тогда – в 1945-м в Германии, ни сегодня – в 2017-м на Ближнем Востоке.

Тем более что в немецкой и советской армиях было совершенно разное отношение к жестокости в отношении мирного населения. Недавно я беседовал о военных преступлениях с Ароном Шнеером – одним из ведущих израильских историков Второй мировой. И Арон Ильич напомнил мне, что накануне вторжения на территорию СССР в немецкой армии был издан известный приказ «Об особой подсудности в районе действия плана “Барбаросса”», согласно которому немецкие солдаты и офицеры освобождались от уголовной ответственности за любой проступок, даже если он носил характер уголовного преступления. В Советской же армии подобные вещи карались – вплоть до расстрела.

Поэтому каждый раз, когда я сталкиваюсь с очередной попыткой облить грязью тех, кто «в сорок первом шел в солдаты и в гуманисты в сорок пятом», и принизить значение Великой Победы, это вызывает у меня такое же чувство гадливости, как приставание пьяного ублюдка к женщине на улице. Хочется подойти к мерзавцу и сказать: «Руки убери!» А затем поговорить с ним именно так, как следует говорить с мерзавцами.