Двенадцать лет – не круглая дата. Но ничего не могу поделать, вот уже который год каждый август на меня наваливаются одни и те же воспоминания о событиях, имеющих, на первый взгляд, чисто региональное, но несущих, как знать, может, и мировое значение.

В 2005-м в эти самые августовские дни полным ходом шла реализация плана Ариэля Шарона по «одностороннему размежеванию с сектором Газа». В эти самые часы сносились еврейские поселения Гуш-Катифа, а Газа превращалась в «юден фрай» – сектор, свободный от евреев. И делалось это всё силами израильской же полиции.

Тот, кто бывал в еврейских поселениях в секторе Газа, вряд ли сможет их когда-либо забыть. За два десятилетия евреи превратили пустынную землю, на которой никогда никто не жил, в уютные поселки с красивыми домами и цветущими садами, гостиницами и пляжами с бархатным песком, а теплицы еврейской Газы способны были обеспечить зеленью весь Израиль. Сейчас там снова пустыня, на которой боевики ХАМАСа готовятся к будущей войне с Израилем и с которой запускают ракеты по его территории.

Моя старшая дочь тогда принимала активное участие в акциях протеста против размежевания. Ей было 17 лет, и она участвовала во всех демонстрациях и раздавала листовки с лозунгом «Размежевание взорвется вам в лицо!». Как-то раз она взяла с собой свою младшую сестру, которой тогда было только одиннадцать. Помню, та вернулась домой в совершенном шоке – какая-то очень приличная тетя из Северного Тель-Авива набросилась на нее с кулаками и стала требовать, чтобы она убиралась из этого города. А это был ее город – она в нем родилась и выросла.

Все произошло как-то слишком быстро. Слишком быстро страна разделилась на тех, кто поверил, что план Шарона – это то, что нужно Израилю, и тех, кто считал, что он обернется катастрофой для всех. Слишком быстро Израиль, который мы искренне считали демократическим, порой даже «излишне демократическим» государством, в котором считалось нормой подойти к премьер-министру, чтобы похлопать его по плечу или обозвать сукиным сыном, вдруг превратился в тоталитарное. В этом государстве юношам и девушкам, которые осмеливались выйти на запрещенные демонстрации против плана Шарона, ломали ребра и ноги полицейскими дубинками и бросали в тюрьмы в камеры к матерым уголовникам.

Дело не в том, что в план Шарона поверили те, кто ради мира был готов идти на уступки арабам. В него поверили те, кто до этого думал совершенно иначе – просто потому, что люди слепо верили в генеральский опыт и жизненную мудрость Ариэля Шарона. Ведь Арик Бульдозер всегда знает, что делает. Оказалось, что демократию от тоталитаризма отделяет очень тонкая грань, и её легко сломать – и слепо пойти за лидером. Мы заснули тогда в одной стране, а проснулись – в другой.

Потом были самые страшные последние дни. Акции гражданского неповиновения со стороны молодежи и попытки прорвать полицейское заграждение на границе с Газой. И зверское, неоправданное насилие со стороны полиции и солдат, которым внушили, что они обязаны выполнять любые приказы и действуют на благо государства. И выброшенные из домов евреи, которые до последней минуты, как в осажденном 1947 лет назад Иерусалиме, надеялись на чудо.

Уголовные дела, возбужденные тем жарким летом против юных участников, были закрыты лишь спустя много лет – как акт милосердия. Люди, выкинутые из своих домов, годами жили без постоянной крыши над головой, а некоторые не обрели ее до сих пор. А из-за пережитой психологической травмы распались семьи, кто-то спился, кто-то подсел на наркотики.

В те дни мне часто доводилось беседовать и с самим Ариэлем Шароном – он вообще любил встречаться с журналистами, и со многими депутатами Кнессета, уверявшими меня, что уйти в одностороннем порядке из Газы – это конгениально. Они объясняли, как выход из Газы укрепит безопасность Израиля. Во-первых, потому, что прекратятся теракты против наших солдат и поселенцев внутри сектора Газа. А во-вторых, полный выход из Газы будет означать конец ее оккупации, а значит, любая попытка обстрела из Газы нашей территории даст нам законное право на самооборону. «Если палестинцы после этого выпустят по нам из Газы хоть одну ракету, мы будем бить их детские сады», – заверял меня один депутат, большой либерал, правозащитник и гуманист.

Они утверждали, что уход из Газы выгоден Израилю экономически. Да, мы потеряем цветущие поселения, но зато не нужно будет кормить тысячи живущих в Газе палестинцев и снабжать их электроэнергией, водой и всем остальным. Они были уверены, что выход из Газы укрепит позиции Израиля на международной арене, так как всё прогрессивное человечество убедится, что мы готовы дать палестинцам независимость – лишь бы они отказались от террора. Я помню эти доводы так, словно это было вчера. Я помню, как вслед за Шароном их, словно священные мантры, твердили политики, вслед за ними – журналисты, а потом – и рядовые обыватели.

И что же осталось в сухом остатке двенадцать лет спустя? В Газе больше не осталось ни одного еврея, но за эти годы на израильские города и поселки – начиная с приграничных и заканчивая Тель-Авивом – обрушились тысячи ракет, унёсшие жизни мирных людей. За эти двенадцать лет Израиль вынужден был провести в секторе Газа три антитеррористические операции, в ходе которых потерял десятки бойцов убитыми и ранеными. При этом мы, разумеется, евреи, никогда не били в ответ по детским садам, да и вообще по мирным жителям. Сегодня уже никто, включая сторонников плана Шарона, не скажет, что уход из Газы укрепил нашу безопасность. Напротив, Газа сегодня – это одна из главных угроз Израилю, и не исключено, что нам еще не раз придется отсиживаться в бомбоубежищах под гул летящих из нее ракет.

Экономической выгоды тоже не получилось – Израиль продолжает бесплатно снабжать Газу продуктами, водой, электричеством и стройматериалами, не получая абсолютно ничего взамен. И как только он попробует это прекратить – его тут же обвинят в гуманитарной катастрофе в секторе Газа. Выселить евреев из Газы получилось, а вот отcелиться от нее – нет. Да и положение Израиля на международной арене после ухода из Газы только ухудшилось: на него по-прежнему сваливают ответственность за бедственное положение в секторе, осуждают за антитеррористические операции и начинают бойкотировать его товары.

Но самое главное – уход евреев из Газы был однозначно воспринят в арабском мире как победа. Именно он через год привел ко Второй Ливанской войне и убедил палестинских лидеров, что Израиль сломался и начал отступать по собственной инициативе.

Хочется верить, что уроки, полученные Израилем в ходе «одностороннего размежевания», будут усвоены. На примере этих событий израильтяне, да и не только они, должны понять, что любой сбой в демократической системе принятия решений, равно как и слепое следование за лидером, ведет в итоге к ошибкам, за которые приходится платить кровью всему обществу. Чтобы этого не произошло, каждый гражданин должен выработать в себе иммунитет против любых проявлений диктатуры и больше чумы и войны бояться того, «кто скажет: “Я знаю, как надо!”».

Было бы неплохо, если можно было привлечь к суду политиков, принявших решения, за которые потом пришлось расплачиваться кровью – подобно тому, как привлекают к суду хирурга, допустившего непростительную для врача ошибку, или инженера, неверно рассчитавшего прочность моста. Может быть, тогда политики будут принимать решения более взвешенно. Только вот предъявлять претензии некому. Да и никаких уроков никто не извлечет – о них просто попытаются забыть. И потому в эти августовские дни у меня особенно мрачно на душе. Двенадцать лет – не круглая дата, но от этого ничуть не легче.