Недавно мы спорили со знакомыми, с какого возраста в России можно оставлять детей одних дома. С одной стороны, прямого закона об этом нет, поэтому вы можете хоть новорожденного оставить в кроватке и уйти гулять на всю ночь – и ничего вам за это не будет. С другой стороны, есть закон про «оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству».

Малолетним считается любой ребенок до четырнадцати лет. То есть, выйдя в магазин за хлебом и оставив дома одного тринадцатилетнего подростка, вы запросто можете попасть под статью «оставление в опасности». Даже если ребёнок уже выше, сильнее и умнее вас. Да и нет никакого четкого определения, что считать опасностью и где именно нельзя оставлять подростка одного: в темном зимнем лесу или просто в родной квартире, в которой может случиться, например, пожар или утечка газа.

Я не знаю ни одной страны, где еще бы существовала пословица «от сумы да от тюрьмы не зарекайся». Неопределенность законов предполагает, что каждый их будет исполнять по мере собственного разумения, но также подразумевает, что каждого из нас в любой момент можно за что-нибудь посадить в тюрьму. Недавняя история с арестом и освобождением врача-гематолога Елены Мисюриной – еще одно подтверждение этой законодательной неопределенности.

Большинство моих друзей подписывали петиции за её освобождение, волновались, переживали и собирались бороться. Я не подписывала – просто потому, что я не врач. Я не могу судить, правильно ли она поступила или нет, есть ли ее вина в смерти пациента. Более того, судить об этом не может почти никто: в России банально нет медицинских протоколов, нет алгоритмов и инструкций, по которым должны работать врачи. Это означает, что все пациенты играют в бесконечную русскую рулетку: им может попасться как гениальный врач от Б-га, так и неадекватный психопат, который посоветует им лечить рак молитвами, гомеопатией и уринотерапией. Причем наказать последнего и привлечь к ответственности будет нельзя – протоколов же нет!

В этом смысле в Израиле, как и в Америке, дела обстоят гораздо прозрачнее: на каждый чих есть протокол. Да, люди везде одинаковые, и в Израиле вам тоже может попасться врач-троечник или просто дурак. Но это будет дурак с четкой инструкцией, которая не позволит ему лечить заговорами бактериальную инфекцию, а вирус – антибиотиками.

Да, в Израиле тоже находят возможности обойти эти протоколы: например, недавно у меня была ангина, я пила антибиотики, на которые у меня началась сильная аллергия. Доктор посмотрела мое горло и аккуратно заметила: «Если бы мы были в России, я бы решила, что пяти дней приема антибиотиков вполне достаточно, особенно учитывая вашу реакцию на них, но протокол говорит о том, что при ангине антибиотики пьют десять дней подряд, поэтому я выпишу вам рецепт на новое средство и на лекарства от аллергии». И спасибо ей за это.

Если вы смотрели «Доктора Хауса», то наверняка думаете, что протоколы – это зло, ведь они учитывают самые распространенные случаи и не дают возможности врачу проявить интуицию, божественную поцелованность в макушку и искру гениальности. Но давайте будем откровенны: ангиной мы болеем гораздо чаще, чем волчанкой. Более того – от неправильно леченной ангины в мире умирает в сотни раз больше людей, чем от волчанки. К тому же правильно исполненный протокол позволит врачам, откинув одно за другим все более популярные заболевания, диагностировать и самое сложное.

В России пациент с чем-то редким может годами ходить по кругу, сдавая одни и те же анализы. Ну или случайно попасть к какому-нибудь гению, который неожиданно предположит у него то самое. От этого, кстати, и рождаются мифы о ненужности протоколов и вообще любых способов контроля врачей. Вопрос в том, хватит ли на всех пациентов подобных гениев? А также в том, насколько это предположение было случайным и повезет ли так же следующему пациенту этого врача?

Протоколы, кстати, снимут с врача ореол правой руки Б-га и заставят посмотреть на пациента как на партнера по совместному проекту, а не как на безголосый кусок плоти. Ведь если за врачебную ошибку ты можешь пойти под суд, то будешь очень старательно обсуждать лечение с тем, чьи жизнь и здоровье от него зависят. А это ли не самое важное во всей этой истории?