История еврейского народа – это история его женщин. От праматери Сары, породившей еврейский народ, и пророчицы Дворы, его вдохновившей, до Голды Меир, ставшей его лидером. И потому не удивительно, что первыми активистками феминистского движения во многих странах были именно еврейки – добившись равных, а то и куда больших прав в своих семьях, они были возмущены неравенством и угнетением женщин в европейском и американском обществе.

Обострённое чувство несправедливости толкало их на борьбу. Но как же не похожи те, первые феминистки на нынешних! Как далеки современные активистки многочисленных женских правозащитных движений от тех, чьими наследницами они пытаются себя объявить! Сегодня нам пытаются выдать за феминизм борьбу с сексуальными домогательствами. А также – предоставление женщинам квот на руководящих должностях. К подлинному феминизму это имеет такое же отношение, как дворовая собака к созвездию Пса.

Сказали бы вы Брахе Эттингер или Бетти Фридман, что их духовные последовательницы будут требовать квот и послаблений для женщин и называть это феминизмом, – они бы уничтожили одним взглядом и вас, и своих наследниц. Они требовали именно равенства прав и возможностей для женщин, а уже дальше собирались самостоятельно покорять вершины во всех сферах жизни – без всяких квот и льгот.

Если бы предложили забронировать за Голдой Меир место в Кнессете на том основании, что она родилась женщиной, то она обматерила бы вас не хуже, чем извозчик в ее родном Киеве. Материться она при необходимости умела, как мужчины. Раз равенство – так во всех сферах! И мужчин Голда Меир выбирала себе сама. А если ей что-то было не по нраву, то могла и отвесить обидчику по физиономии. И тоже не хуже любого киевского извозчика.

Да и во все времена, а не только в нынешние свободные и эмансипированные, хватало сильных женщин. Я всегда вспоминаю в этом контексте Хаву Тверскую, жену Ребе из Махновки – одного из последних наряду с легендарным Рыбницким Ребе, хасидским лидером, жившим в СССР. В 1948 году советские власти предложили Тверскому занять должность Главного раввина СССР, тем более что и по знаниям, и по авторитету именно так он многими уже давно воспринимался.

Однако он несколько раз категорически отказался, хотя чётко осознавал последствия отказа, и в результате был арестован, а затем отправлен в ссылку в Сибирь. Сначала в Красноярск, но и там оказался в окружении учеников и почитателей. И тогда советская власть запрятала его подальше – Тверского отправили в Енисейск, где все жители, не говоря уже о ссыльных, влачили голодное существование. И в течение следующих пяти лет Хава курсировала между Москвой и Енисейском, таща на себе полные сумки продуктов, которые свободно продавались в Москве, а в Енисейске были на вес золота.

Так и вижу я эту маленькую религиозную еврейскую женщину, трясущуюся десять дней в плацкартном вагоне в соседстве с не самой приятной и зачастую подвыпившей публикой. Попадались наверняка среди этих людей и матерые антисемиты, и просто любители поиздеваться или поприставать к одинокой женщине. А после поезда ее ждал паром до Енисейска. И все это только для того, чтобы увидеться с любимым человеком и не дать ему умереть с голоду. И дальше обратно в Москву – бегать по инстанциям, вымаливая амнистию, и собирать вещи и продукты к новой поездке.

Сегодняшние феминистки на словах вроде бы борются за женскую эмансипацию, но по факту буквально навязывают женщине всё ту же роль вечной жертвы. Похоти ли, сексизма или дискриминации – не суть важно. А дальше включаются условные рефлексы – жертве, безусловно, следует сострадать. Однако жалость и равноправие – это две разные вселенные. Жалеть и подставлять мужское плечо, чтобы женщина склонила на него своё плачущее личико – это как раз вполне традиционно и патриархально. Но ведь, казалось, цель феминизма была как раз разрушить, а не утвердить эту патриархальность, и «уважать себя заставить»?

Мне кажется, роль женщины не в том, чтобы быть жертвой. Её роль – быть в центре. Как-то Арье Левин, которого называли «раввином заключенных», сел поздно вечером в такси.
– Вас, наверное, отвезти домой? – спросил его предупредительный таксист.
– У меня нет дома, – ответил раввин Левин.
Таксист решил, что к нему в машину забрался бомж, и мгновенно сменив тон, потребовал от незнакомца выйти из машины.
– У меня нет дома, но у меня есть адрес, по которому я живу, – успокоил таксиста раввин.
– Почему вы не называете это место домом? – удивленно спросил таксист.
– В Талмуде сказано, что дом мужчины – это его жена. А моя жена недавно умерла, и у меня больше нет дома.