Ей нравилось смотреть, как родители целуются. Мама, застигнутая врасплох, всегда краснела, стекала из папиных объятий. А папа – лишь смеялся. По утрам маленькая Соня забиралась в постель к родителям, устраивалась между их тёплыми телами вместе со своим здоровенным львом, шерсть которого лезла в родительские носы. Мама фырчала, папа урчал, но обнимали её, и так встречали новый день.

Она засекла их как-то разнеженными любовниками, выходящими из летнего домика. Засела в кустах малины и стала кричать: «Жених и невеста! Ну что, нацеловались?» Мама возмущалась, а папа схватил поливальный шланг, включил воду и попытался струёй вымыть дочь из кустов. Она терпела, тарахтела зубами от холода, но не вылезала и продолжала кричать: «Взрослые, а глупостями занимаетесь!»

Соня не сомневалась, что мама сейчас скажет отцу: «Прекращай, она же замёрзнет». И мама это сказала. Дождавшись конца представления, Соня выбралась из малины с расцарапанными ногами и руками, в мокром платье и начала корчить родителям рожицы. Аплодисментов не было, но папа опять смеялся.

Однажды в город приехал передвижной зоопарк. По большому блату Соню с отцом пустили то ли в выходной, то ли в санитарный день посмотреть на зверей – никого, кроме них, в зоопарке не было. Папа купил целый ящик фруктового мороженого по 8 копеек, усадил дочь к себе на плечи, водрузил ящик с мороженым на голову, и они пошли кормить слона. Соня снимала обертку, протягивала слону мороженое, а он возвращал ей палочку. Уже во взрослой жизни она решила, что сама себе придумала эту счастливую нереальность. Но если попросить вспомнить лучший день её детства – она вспомнит этот.

А потом папа ушёл от мамы. Соне было тогда 13. И детство мигом кончилось. Он сказал, что едет к бабушке в деревню, а сам ушёл к другой женщине. Соня почувствовала обиду – не потому, что ушёл, а потому что некрасиво.

Маму словно подменили. Это была уже не та женщина с тёплыми мягкими руками, шившая самые красивые платья, готовившая лучший в мире борщ и умеющая заговаривать боль. Она сама превратилась в боль и, сходя с ума, разрушала всё вокруг. Теперь почти каждое утро начиналось со слёз от скандала. Не важно, что становилось причиной – ею могло стать всё.
– Отец звонил, хотел сводить тебя в кино. Я запретила.
– Почему?
– А ты хочешь с ним увидеться?
– Да.
– Он меня бросил! Он меня предал! А ты хочешь после этого его видеть? Ты такая же предательница, как и он!

Мать больше не видела в ней ребёнка. Она хотела сделать её союзницей и мстительницей. Поначалу Соня мечтала помирить их, представляла, как это будет: она попросит папу зайти к ним в назначенный час и в то же время подзовёт маму к двери, откроет её и соединит их руки. Это казалось так просто! Но каждый новый скандал делал эту мечту всё более призрачной и бессмысленной. Тысячи упрёков рождались, казалось, только для того, чтобы их прокричать.
– Он выпросил тебя! Зачем ты мне была нужна?! – хлестала её мать признаниями по мордасам, макала дочь лицом в свою разбитую любовь, как в дерьмо: посмотри, это всё из-за тебя!
Мама не стала монстром, но питалась своей мукой.
– Он бросил тебя, мама, но не меня! – не сдержалась как-то Соня. Это было больно, но это было правдой.

После очередного скандала Соня ушла из дома. Пришла к отцу, в его новую семью – больше идти было некуда. Сначала исподлобья смотрела на женщину, которая расстилала для неё постель, неохотно уселась за стол, говорила через губу. Борщ был, впрочем, настоящий.

Её звали Женя. Простая продавщица. И это – «на продавщицу меня променял» – еще годами будет звенеть у Сони в голове. А Женя, оборотистая, аккуратная, но в то же время деликатная, не пыталась понравиться Соне, не заискивала перед ней, да и не считала её явление грандиозным событием. Она просто делала всё, что требовалось в такой непростой жизненной ситуации. Постепенно Соня свыклась. Лишь одно её в этой ситуации раздражало – отец целовал и обнимал теперь другую женщину. Хорошую, добрую и отзывчивую, с прекрасным сердцем и нежной душой, но совершенно чужую для Сони. И она вернулась домой.

Мать умерла через три года после развода, проклинала отца до последнего, но ждала, что он придет, пока лежала в больнице. А он каждый день проходил мимо, иногда останавливался у входа. Хотел, но так ни разу и не зашёл проститься. После похорон Соня пришла к нему. Они обнялись на кухне и плакали.

Ещё через семь лет умер отец. Соня не хотела верить в его смерть – он не умер, он просто уехал. Но вслух ведь этого не скажешь. Она утешала мачеху, которую теперь уже любила. Женя страдала молча, стоически, работала за троих. И эта работа была для нее анестезией. Один только раз сорвалась и сказала в сердцах:
– Забрала твоя мать его у меня. Вернула всё-таки себе.
– Некого больше ревновать, – ответила Соня. – Их здесь больше нет. Остались только мы с тобой.