Выборы в Израиле неуклонно надвигаются, о чём свидетельствуют бурлящие споры – в домах и соцсетях. Селевой поток взаимных оскорблений и злоречия заставляет старательно затыкать уши.

Задачи в эти трудные дни у вменяемого человека две: во-первых, все-таки сделать в этой кутерьме выбор, а во-вторых, постараться уловить здоровые мысли и позитивные тенденции в этом круговороте – даже если вы совсем не собираетесь голосовать за их выразителей.

Первую задачу я решил: мы с женой добросовестно платим членские взносы одной партии уже очень много лет, и только очень серьезные события могли бы заставить нас отказаться от верности ей. Но мы видим, что на нашем политическом небосклоне появляются новые силы, за которые мы пока еще не проголосуем, но их рождение – это явный признак очень важных изменений в израильском обществе.

Прежде на политической карте Израиля идентификация «религиозный политик» была тождественна ярлыку «реакционный этатист». Так повелось, что все религиозные партии непременно оказывались упертыми сторонниками агрессивного вмешательства государства и государственного раввината в личную и культурную жизнь граждан. Естественно, под морализаторскими лозунгами. При этом в качестве этих лозунгов выбирались самые закосневшие компоненты иудаизма – как по форме, так и по содержанию. И вопреки всякой логике, религиозные сионисты оказывались в этом немногим лучше своих ультраортодоксальных коллег.

Меня эта ситуация крайне раздражала – поскольку я помню времена, когда политики с кипой на голове не вели себя согласно этому шаблону. И главной тенденцией нынешней предвыборной кампании стало появление на переднем плане политических сил, для которых иудаизм и либерализм – не противоречат друг другу, а отлично уживаются!

Отрадно видеть, как некоторые религиозные политики наконец осознали, что так называемое «религиозное законодательство», пытающееся навязывать светским гражданам соблюдение шаббата, кашрута и фиксированных форм семейных обрядов, приводит к прямо противоположным результатам – полному отторжению еврейской традиции как таковой. Хорошо, что партия, созданная и движимая религиозными людьми, многие из которых, кстати, поселенцы, решилась начертать большими буквами слово «Свобода» на своем знамени.

Я не могу знать, насколько тот или иной политик искренен в провозглашаемых им идеях – будь он светский или с кипой на голове. Но очевидно одно: раз эти идеи поднимаются на знамя, значит – они популярны. Ведь 120 депутатов Кнессета, а также кандидаты – всего лишь зеркало происходящих в обществе процессов.

И мы видим в повседневной жизни эти изменения. Как меняется роль женщины в рамках ортодоксального иудаизма, да и по краям этих рамок. Мы видим, как религиозная молодежь пытается сформировать свое мнение по этическим вопросам, которое может совсем не совпадать с мнениями раввинов. Мы видим молодые пары, которые устраивают абсолютно кошерную еврейскую свадьбу – но без всяких раввинов и раввинатов. Запрос на свободу у этого поколения религиозных девочек и мальчиков более чем очевиден!

Один из моих сыновей учится в лучшей, без ложной скромности, йешиве религиозного сионизма. Вернувшись на выходные домой, он пересказывал мне политическую дискуссию, разгоревшуюся у них в общежитии: они как раз в возрасте, когда им впервые в жизни предстоит идти голосовать. Одни из ребят приводили в споре аргументы, почему оправдано государственно ограничивать торговлю в шаббат. Другие объясняли, почему против. Значит, после 12 лет, проведенных в строгих религиозных учебных заведениях, для них это не окончательно решенный вопрос, а открытый и дискуссионный, что является невиданным для той среды либертарианством, немыслимым в прошлых поколениях.

Неужели нам суждено дожить до того времени, когда будет сказано и принято, что право религиозных людей вести религиозный образ жизни происходит из того же корня, что право светских – идти по выбранному ими пути, а наши религиозные политики, нисколько не отказываясь от традиционных ценностей иудаизма, выступят за подлинную свободу вероисповедания, слова, искусства, за права женщин, за права религиозных и этнических меньшинств? Может ли быть, что внезапная поддержка некоторыми из них легализации каннабиса – это первый шаг к большим переменам?