Война покажет

У моей прапрабабушки было трое детей. Иван, Люся и Соня. По тем временам все – страшные красавцы. Жили в центре Харькова, очень дружно. Ходили друг к другу в гости, играли на пианино, читали книги. Иван был высококлассным закройщиком, шил костюмы для партийной верхушки. Женился на совсем юной девушке Мусе.

Но лучше всего чувствовала себя Соня. Она была певицей, вышла замуж за голубоглазого еврея, очень талантливого человека, главного инженера тракторного завода. В своей жене он души не чаял: веселая, черноволосая, обожавшая танцы и вечеринки Соня была любимицей харьковского общества и центром того, что сейчас бы назвали «тусовка». Я помню Сонин портрет маслом: в бордовом бархатном платье в пол, выразительные глаза, черные волосы собраны в высокий пучок.

Её сестра Люся тоже приходила на эти вечеринки. Вела себя тихо, была одинокой и, что называется, «себе на уме». Она чувствовала себя хорошо только дома, со своей верной спутницей – книгой. К началу оккупации Харькова фашистами в октябре 41-го Ивану, Люсе и Соне было около 30 лет. С этого момента судьба развела их навсегда.

Что происходило в оккупированном Харькове, ни для кого не секрет. Немцы ввели строгий режим, население должно было сдавать не только оружие и транспорт, но и теплые вещи, одеяла и продукты питания. Голод и болезни ежемесячно уносили жизни более 900 людей. За любую провинность расстреливали или вешали. Виселицы на балконах – вот что чаще всего вспоминают люди, пережившие то время. В городе процветали доносы. За неполных два года в Харькове было убито 23 тысячи евреев – в основном, в Дробицком яру или в «душегубках»-газвагенах.

Квартира Ивана и его жены в доме на одной из центральных улиц была сразу отнята немцами. Иван с женой Мусей, семилетней Валей и полугодовалым сыном перебрались в домик в частном секторе. Когда стали забирать евреев, Муся спрятала Ивана в погребе: у него была яркая внешность, и его могли принять за еврея. Двадцать три месяца Иван просидел в погребе рядом с бочкой квашеной капусты. Наверху, в городе, полном насилия и ужасов войны, подрастали его дети. Муся шила женские платья и обменивала их на еду. Дочь Валя шила кукольные платья из кусочков тканей, оставшихся после маминой работы, и тоже меняла их на еду. Она очень переживала, что в их старой квартире, занятой немцами, осталось ее пианино. Его купили Вале, мечтавшей играть, как раз перед войной.

Соня уже не была похожа на ту веселую, прекрасную певицу в бархатном платье. С мужем и несколькими товарищами они создали подпольную типографию, печатали фальшивые паспорта и готовили побег для оставшихся в живых евреев. Кто сдал Соню и ее товарищей –неизвестно. Может быть, проговорился кто-то из своих, а немцам донесла новая военная полиция, в которую входило немало украинских националистов, поддерживавших захватчиков. Соню взяли. Пытали. Ее племянница – ты самая семилетняя Валя – каждую ночь нарушала комендантский час и бежала через город в гестапо к тете Соне. Только она – маленькая и шустрая – могла незаметно пролезть к решетке в подвальном помещении, где держали Соню, и просунуть туда кастрюльку с супом.

А что в это время делала Люся? В оккупированном городе она не стала героем, не спасала других. Она спасала себя. Я уже говорила, что Люся была очень начитанной. А еще она прекрасно знала немецкий. Это и стало поворотной точкой в её жизни. Чтобы прокормиться, Люся пошла работать в госпиталь и лечила раненых немцев. Таким был её выбор. По приблизительным данным, за неполных два года от истощения и болезней погибли 80 тысяч харьковчан, 30 тысяч были убиты немцами. Харьков стал самым разрушенным из крупных городов СССР после Сталинграда.

Первой умерла Соня. Её с мужем и другими подпольщиками расстреляли в парке на севере города в 42-м или 43-м году. Там теперь установлена памятная плита – называется Мемориал Славы. Иван пережил войну, вышел из погреба и продолжил жить со своей семьей. Он был прекрасным портным и работал главным костюмером в театре оперетты. Моя бабушка Валя, его дочь, хоть и не научилась играть на пианино, но выросла удивительной: она хорошо шила, отменно готовила, читала лекции по искусству и всю жизнь помогала несчастным и больным. Её отец умер в 70-м.

Из трех героев этой истории дольше всех прожила Люся. Она отсидела в лагерях строгого режима за пособничество нацистам. Возвращаться ей было не к кому. В семье знать её больше не хотели. После лагеря она поселилась в домике за городом. Те, кто знал её, называли Люсю или немецкой проституткой, или сумасшедшей. Единственной, кто старался помочь Люсе после войны, была моя бабушка Валя. Она приезжала к ней, привозила еду, прибиралась, насколько это было возможно: в доме была жуткая, многолетняя грязь, стоял тошнотворный запах, практически ничего не было, кроме бесчисленного количества книг, грязненькой тети Люси и ее пяти собак. С собаками одинокая Люся разговаривала, как с людьми. Их миски стояли на обеденном столе. Тетя Люся звала есть, и собаки послушно залезали на стол. Умерла Люся в полном одиночестве.

Я выросла в дружной, веселой семье. У нас всегда крепко обнимались, много смеялись, признавались друг другу в любви. Никогда не стоял вопрос, с кем и где отметить Новый год – конечно, дома, за семейным столом. Достанем праздничный бабушкин сервиз, безалкогольное шампанское детям, настоящее – взрослым. Мама приготовит оливье и спрячет в вязаные сапоги конфеты для детей, папа будет шутить, по телевизору отечественные звезды станут говорить одинаковые тосты. У меня счастливая семья, мне повезло. Но недавно я узнала, что так было не всегда. История Ивана, Люси и Сони – это история про войну, которая безжалостно ставит людей перед выбором: или ты герой, или ты предатель. И про то, как этот выбор меняет жизнь.