На Кавказе один старик рассказывал мне о бурной молодости. Даже фото показывал – на карточке красовался настоящий джигит. «Еврей делал!» – важно пояснил старик. Мол, фотограф – не абы кто, а специалист!

Песню Галича про начальника в больнице помните?

Ему нянечка шторку повесила,
Создают персональный уют!
Водят к гаду еврея-профессора,
Передачи из дома дают.

Мол, «еврей» – это знак качества. После прихода советской власти евреи массово пошли в науку, медицину, искусство. Но при этом никуда не делись евреи портные, парикмахеры, часовщики, ювелиры и, конечно, фотографы. Да, тоже вполне себе еврейская профессия. И речь не о великих фотографах вроде Моисея Наппельбаума, автора знаменитого фото Ленина. Я о ремесленниках – тех самых, что сидели в районных фотоателье.

У одного такого еврея, Леонида Абрамовича, или просто Абрамыча, мне удалось поработать в начале 1990-х. Ему уже было ближе к 70. Начинал он учеником ещё до войны, когда фотография была прямо магией. Фотографов почитали за деятелей искусства, даром что они клепали карточки для документов. Абрамыч вспоминал, что мастер его к аппарату вообще не подпускал – снимал клиентов исключительно сам. Даже когда напивался и работать не мог, то прежде чем завалиться спать, запирал аппаратуру в кладовке.

– А я ж заработать хотел, – вспоминал Абрамыч.

– В итоге сажал клиента напротив накрытого тряпкой вентилятора с прилаженной к нему трубой. Строгим голосом велел не шевелиться, не моргать, смотреть в трубу. И со щелчком крутил лопасть вентилятора – дескать, снято. Все велись! Магия же, священнодейство.

После, по его словам, клиент оставлял деньги, а через два дня приходил за карточкой. Мастер, понятно, ничего не помнил. Не найдя следов съемки и в очередной раз пообещав завязать с водкой, он бесплатно снимал клиента «еще раз».

В СССР фотоателье относились к «бытовке» – службам бытового обслуживания населения. Каждому микрорайону по норме полагались прачечные, парикмахерские, сапожные мастерские и ателье – в том числе и фотоателье. Дело было, надо сказать, прибыльное. По нормативам срок изготовления фотографии – два дня. А человеку фото на паспорт нужно было прям завтра – или вообще через два часа. Так как официальной доплаты за срочность советский прейскурант не предусматривал, то все лишнее – обычно плюс 100% к стоимости фото – шло в карман фотографа. Еще, конечно, экономили плёнку, фотобумагу и реактивы для левых съемок.

Вокруг Абрамыча постоянно крутились другие еврейские фотографы.

Писаревский, Фишер, Паллер, Миркин. Это те, кто снимали в детских садах, школах и загсах, а проявку и печать заказывали в фотоателье. Они же сбывали «шабашку» – открытки или фотографии артистов. В 1980-х, например, Абрамыч завязался с барыгой, кормящимся на Ваганьковском кладбище у могилы Высоцкого – тогда это было местом паломничества. Пришедшим к поэту тут же предлагали купить фотографии как самого Высоцкого, так и необычного памятника. А еще – карманные календарики «с Высоцким». Барыга тот, разумеется, был не единственным продавцом у могилы. Но они с Абрамычем зарабатывали больше остальных – потому что модернизировали производство. Все что делали – склеивали фотографии с календариком. А эти брали клише для ручной печати – и проставляли календарь прямо на обороте фото. И себестоимость в два раза ниже, и само изделие аккуратнее.

Рабочие места в фотоателье, а также связи с детскими садами и школами буквально передавали по наследству. Кастовая жёсткость среди советских фотографов была не ниже, чем у адвокатов. Свои фотостудии – уже официально частные – Абрамыч в 90-х тоже передал сыну. Но это был закат эпохи. Портреты перестали заказывать «у еврея» – начали делать своими дешёвыми мыльницами со свободным фокусом. Сначала сын Абрамыча часть помещений сдавал, а потом и вовсе все продал – прямо с остатками оборудования – и переехал в США.

Закрылись и другие знакомые точки: Шапиро, Рабиновича, Фишмана.

Куда делись эти семьи – не знаю. Но тут на днях мне понадобилось фото на удостоверение. Зашёл в ближайшее ко мне место – бывшую студию Фишмана. От прежнего фотоателье остался закуток в два квадратных метра – там цифровая камера и принтер. Сфотографировал меня какой-то молодой мигрант из Азии. «Да, ушла эпоха», – вздохнул я про себя, забирая конвертик с карточками 3x4. Но тут взгляд упал на квитанцию, заверенную синей печатью с данными предприятия. На печати значилось: «ИП Фишман».