Что помнит Витебск о Шагале

«При Витебском облисполкоме создан оргкомитет по празднованию юбилея Марка Шагала». Эта цитата из свежих новостей звучит почти оксюмороном. Но это правда: 125-летие со дня рождения художника в эти выходные в Витебске впервые будут отмечать на «государственном» уровне. Сочетание более противоестественное — чиновники из управления по идеологической (!) работе и Шагал — трудно себе представить. Что вообще можно найти шагаловского в нынешнем Витебске?

В 1973 году Марк Шагал впервые после полувековой эмиграции приехал в СССР. Он побывал в Ленинграде и Москве, открыл собственную выставку в Третьяковской галерее, подарил ей свои работы. Следующим пунктом визита должен был стать Витебск. Но Шагал заболел — простудился. Ему было уже 86 лет. Жена Валентина сказала, что надо отменить поездку — в таком возрасте простуды опасны. И Шагал согласился.

Можно предположить, что возможность не ехать в Витебск вызвала у него скорее облегчение, чем огорчение.

Поклонники присылали ему во Францию фотографии родного города. Он с интересом их разглядывал. Вознесенский, на даче которого в Переделкине гостил Шагал в тот свой приезд, вспоминает, что он воскликнул: «Это самый красивый пейзаж!», увидев покосившийся дом, поросшую крапивой дорожку и старый забор... Но вернуться? Бродский, эмигрировав в США, так и не смог приехать в Ленинград — не потому, что не было возможности, а потому, что не захотел. Скорее всего, Шагал испытывал те же чувства. Оглядываясь назад, можно превратиться в соляной столп. Расстояние сохраняет иллюзии — и душевное здоровье.

Что увидел бы Шагал, если бы не схваченная в Москве простуда, в Витебске 1973 года? Обычный советский город. Из еврейского местечка он превратился в маленький мегаполис с широкими улицами. Над этим потрудились сначала советская власть, потом нацисты, затем опять советская власть. В послевоенном Витебске осталось меньше десяти процентов дореволюционных зданий. Город практически построили заново. Из топографических объектов, которые помнили Шагала и которые мог бы узнать он сам, в этом Витебске остались только берега Двины.

Ничего, кроме пейзажа, не напоминало в городе и о самом Шагале. Ни музея, ни даже намека на него. И только собственно дом семьи Шагалов чудом сохранился на почти полностью разбомбленной Покровской улице. Мало кто из жителей Витебска знал, кто родился в этом доме в конце предыдущего столетия.

Сейчас в этом доме находится музей художника, в нем с 1991 года каждый год проходят «Шагаловские чтения». Но ничего похожего на шагаловский Витебск в городе, как ни гляди, и сейчас не увидишь. Троллейбусы, стриженые тополя, кефир в бутылках с цветными крышками из советского детства. Гнезда аистов на деревьях в «частном секторе». Очень чисто. Очень тихо. Настолько, что слегка попахивает мертвечиной — на третий день начинает сильно хотеться в задымленную и шумную Москву.

Возможно, нынешний Витебск не похож на город Шагала не только из-за фашистских бомбежек и советской власти. Возможно, дело в том, что Шагал все-таки очень еврейский художник, а в Витебске из еврейского остался разве что существующий при общине ансамбль «Наша песня», который после песен на идиш исполняет, не сходя с места и не снимая кип, «Калинку-малинку» и «Гитару семиструнную».

В арт-музей Шагала, бывший городской выставочный центр, расположенный напротив здания КГБ, по свадебным дням заходят невесты — поклониться портрету мастера. «Живите долго и счастливо!» — привычно напутствует их билетерша в обмен на коробку конфет. «Дольше и счастливее, чем Белла Розенфельд!» — добавляют подкованные невесты.

Но до туристического культа Шагала в Витебске все равно далеко. В городском краеведческом музее о художнике, как и о всей еврейской истории Витебска, ни слова, и никто не продает шагаловских сувениров и не делает пряников «Белла». И — слава Б-гу.

Анна Рудницкая