Недавно открывшаяся в Берлине выставка «Удивительные годы», представляет работы молодых художников, а также изменения в видении Холокоста, которые произошли в израильском искусстве. Когда куратора Тали Тамир попросили написать приветственный текст по случаю открытия мероприятия, она отказалась. «Я была шокирована этими работами, и я не принимаю их, — призналась она. – Они излучают фривольность и провокацию».
Лишь после беседы с некоторыми из художников, участвовавших в выставке, она поняла, какой глубины провал пролегает между ее собственными представлениями о Холокосте, и тем, каким его видят молодые художники. В сознании Тамир образы Холокоста ассоциируются с работами ветеранов — таких как Мое Купферман, Моше Гершуни, Ицик Ливнех и Шош Кормуш — художников, которые пережили трагедию лично и соприкоснулись с невозможностью вместить в себя весь драматизм происшедшего. По сравнению с ними, работы художников «третьего поколения» — совершенно иные. Видимые ими образы появились из книг о Катастрофе, из воспоминаний родственников, из черно-белых фотоснимков и голливудских фильмов. Результат иной вызывает улыбку, иногда — удивляет. Но, в любом случае, Холокост проявился в новом обличье.
33 израильских художника, включая Роя Чики Арада, Орита Ашери, Йоава Бен-Давида, Аната Бен-Давида, Тами Бен-Тора, Нира Хода и других, принимают участие в выставке, проходящей в залах берлинской галереи Neuen Galerie fur Bildende Kunst (NGBK) по инициативе израильских и немецких кураторов и художников. В рамках церемонии ее открытия было проведено два симпозиума, посвященных восприятию явления Холокоста израильским и немецким обществом.
Так получилось, что огромная часть художников — таких, как Зонненшайн, Бен-Давид, Ход, Соломонс — ранее никогда не писали работы на тему Холокоста. Более того, треть участников выставки вообще не проживает в Израиле. Организаторы надеются выставить их работы и там, однако в том, что открылась она именно в Берлине, они видят значительный символизм. «Так же, как сионизм был провозглашен в Базеле, пост-сионизм будет объявлен в Берлине», — считают они.
Изменения в скульптурных образах Холокоста, начали происходить в 1990-е годы. Работы стали более критичными, ироничными, более материальными и прямыми. Они бросили вызов традиционному восприятию темы, стали искать различия между жертвой и тираном, добром и злом, спрашивать, что и как мы помним, вынося Холокост за пределы эстетических ценностей.
Таким образом, например, Давид Уочштейн показывает антисемитские карикатуры, в которых фигурирует Гитлер; Роузен просит посетителей представить себя на месте Евы Браун; Ран Кацир выставил иллюстрированные книги о нацистах; Боас Арад представил несколько видеофильмов, высмеивающих образ бесноватого фюрера; Черкасский сделал из чистого золота Звезду Давида и выгравировал посередине слово «Jude». В то же самое время, наряду с экспонатами, выставлены сделанные на территории концлагерей выразительные фотографии Ури Гершта, Ханны Сары, Яэля Каца Бен-Шалома и других мастеров.
Реакция израильской аудитории, особенно выживших в Холокосте, становится со временем умеренной, но некоторая степень чувствительности все же присутствует. В статье Питшона, одного из кураторов выставки, молодые художники описываются следующим образом: «Это поколение, которое выросло на кабельном телевидении, интернете, мобильных телефонах, торговых центрах, клубной культуре и переговорах в Осло». Тамир и Питшон поражены молодостью участников выставки и тем мировоззрением, которое сформировала в них эпоха потребительского общества.
Новое поколение познало суть Холокоста и его увековечения в памяти опосредованно и фильтрованно. Холокост — явление ужасное и необъяснимое — превратился в систему компьютеризированных символов и образов. Кажется, эта смесь провокации и насмешки является обычной реакцией, бунтом против запрограммированного воссоздания памяти. «Отношение этого поколения к нанесенной израильскому государству травме не обременено необходимостью придерживаться официальных путей видения Холокоста и нацизма, — пишет Питшон. — Развивается другое — скука, возбудимость, потребительство, поп-культура, масс-медиа — вместо того, чтобы увидеть и понять в прошлом что-то новое, взглянуть на привычное с другой позиции».
Выставка, как утверждается в каталоге, открыта для того, чтобы продемонстрировать огромные изменения в видении Холокоста, произошедшие в Израиле. «Здесь представлено множество провокационных, светлых, ярких работ, которые камуфлируют зло в обличья простодушия, юмора и красоты», — пишет Тамир. Дина Шенхав нарисовала эсэсовцев, разукрашенных блестками; Тами Бен-Тор пририсовала себе гитлеровские усики; Чики Арад изобразил концентрационный лагерь в Аушвице в виде абстрактных геометрических символов, а Йоав Бен-Давид показал Алису из Страны Чудес в компании с двух кроликов и пары эсэсовцев.
В работах молодых художников внимание сконцентрировано, в основном, на тиранах. Тамир считает, что это происходит потому, что третье поколение выросло на оккупированных территориях, в условиях интифады: «То, что происходит на территориях, выходит за рамки моральных границ. Это поколение, которое пережило оккупацию и потеряло способность постичь разницу между добром и злом. Я не имею в виду наше отношение к нацистам. Но нет сомнений в том, что мы испытываем на себе различные вариации ситуаций: оккупантов и оккупируемых, сильных и слабых, бесправных и всесильных… Как бы то ни было, палестинцы тоже превращаются в убийц, и обычно трудно понять, кто хороший человек, а кто — плохой. Такое невозможное еще несколько лет назад восприятие стало нормой в современном искусстве».