Слухи несколько преувеличены

В ведущих израильских газетах одна за другой появились статьи, подробно анализирующие ситуацию с русскоязычными СМИ, дающие им весьма нелицеприятные оценки и рисующие прямо-таки апокалиптические перспективы. Если сторонний наблюдатель примет все написанное в этих статьях на веру, то неминуемо придет к однозначному выводу — русскоязычные СМИ Израиля находятся в стадии если не распада, то уж точно полураспада, тиражи их стремительно сокращаются, будущего (даже самого ближайшего) у них нет и не будет.

Что же касается качества, то тут дело и вовсе швах: русскоязычная пресса — безнадежно правая, расистская, фашистская и вообще непрофессиональная. Для пущей убедительности приводятся высказывания парочки русскоязычных израильтян (как правило, одних и тех же и принадлежащих к ультралевому крылу политического спектра), решительно подтверждающих самые мрачные оценки и прогнозы авторов статей. Один из таких «объективных источников» (кстати, регулярно появляющийся во всех русскоязычных СМИ) договорился даже до того, что «атмосфера в русской прессе напоминает атмосферу, царившую в Германии перед приходом Гитлера к власти» . Вот так! Ни больше и ни меньше.

Чем же вызван такой взрыв интереса ивритоязычных журналистов к своим русскоязычным коллегам? Для того, чтобы это понять, необходимо совершить небольшой экскурс в краткую, но бурную историю русскоязычных СМИ Израиля. Сразу оговорюсь, что под термином «русскоязычная пресса» я подразумеваю издания, выходящие в Израиле с начала большой волны алии конца 1980-х.

В 1989 году, когда бурный расцвет русскоязычной прессы был еще впереди, я работал редактором газеты «Спутник». Хорошо помню, как долго и упорно мне пришлось добиваться личного интервью с Ицхаком Рабином. Лишь после полугодового обхаживания его советников меня допустили пред светлы очи, и я сделал практически первое в русскоязычной израильской прессе интервью с политиком такого ранга. Волокита объяснялась просто: большая алия еще только начиналась, влияния русскоязычная пресса имела с гулькин нос, а потому и отношение к ней было соответствующим. Следует отметить, что приезд сотен тысяч репатриантов и появление на рынке десятков русскоязычных газет на этом отношении долгое время практически не сказывались. Один из ведущих публицистов русскоязычных СМИ начала девяностых сформулировал ситуацию так: «Очень интересное у нас положеньице — сами пишем, сами читаем, сами плачем и сами смеемся. А больше — никто» .

Русскоязычные СМИ их израильские коллеги считали прессу чем-то вроде гетто — что-то где-то кем-то издается, но влияния никакого ни на кого не имеет, и дни его сочтены. В качестве убойного доказательства истинности этого тезиса приводился пример печатных изданий всех предыдущих волн алии, которые, пережив бурный расцвет в первоначальный период, когда репатрианты еще не знали иврита, быстро сходили на нет. Резонность этого довода заключался в том, что настоящая пресса выполняет не только информационную функцию, но является еще и «сторожевым псом» демократии, оказывая влияние на власть предержащих. А любое издание новых репатриантов никакого влияния на власть никогда не имело, поскольку представителей этих репатриантов во власти попросту не было. И действительно, на первом этапе своего существования русскоязычная пресса выполняла функцию исключительно информационную. Потому и относились к ней как к прессе второго сорта. Это проявлялось уже хотя бы в том, что ее представители были практически выключены из политической жизни страны и отрезаны от источников информации — им не посылали пресс-релизов, их не приглашали на пресс-конференции… А уж о встречах с депутатами Кнессета, министрами, о включении русскоязычных журналистов в состав пресс-группы, сопровождающей премьера в его заграничных поездках, нельзя было и мечтать.

Единственным исключением стало присоединение четырех русскоязычных журналистов к израильской делегации во время визита премьер-министра Ицхака Рабина в Россию в апреле 1994 года. Но этот воистину неординарный шаг можно было легко объяснить — речь шла о первом визите израильского премьера в Москву. Точно таким же исключением (к сожалению, лишь подтверждавшим правило) стало включение четырех русскоязычных журналистов в состав делегации во время визита Рабина в Киев в сентябре 1995-го.

К концу 1995 года ситуация немного улучшилась — в основном, благодаря активной деятельности Давида Маркиша, занявшего к тому времени пост координатора по связям с русскоязычной прессой в правительственном пресс-бюро. Благодаря энергичности Маркиша и его связям в верхушке партии «Авода» была организована серия встреч с министрами, а двух русскоязычных журналистов даже взяли в Вашингтон на подписание договора Осло–2. Поскольку мне довелось участвовать во всех вышеуказанных поездках, могу засвидетельствовать: брать-то нас в самолет брали, но чувствовали мы себя весьма неуютно, вокруг нас словно стояла стена отчуждения.

Ситуация кардинально изменилась, когда на горизонте возникла «Исраэль ба-алия», созданная в марте 1996 года. В «Аводе» сразу же разглядели электоральную опасность, и начался стремительный роман между ее руководством и русскоязычными СМИ. Журналистов стали приглашать на всевозможные брифинги, встречи и посиделки (причем, организованные специально для них!). Достаточно сказать, что во время визита премьер-министра Шимона Переса в Вашингтон, Нью-Йорк и Париж в мае 1996 года в состав пресс-группы вошло сразу 7 (семь!) представителей русскоязычных СМИ. Им уделили особое внимание и даже организовали для них в самолете интервью с Пересом. В ходе этого интервью, как и на всех других встречах с руководством «Аводы», Пересу был задан вопрос о судьбе «русской» партии. Ответ был хотя и пространным, но однозначным: у нее нет никакого шанса пройти электоральный барьер, точно так же, как и у всех подобных партий, созданных в разные времена репатриантами.

Однако столь мрачные прогнозы не оправдались — на выборах 1996 года «Исраэль ба-алия» получила семь мандатов. Бурный расцвет русскоязычных СМИ начался. Теперь это уже не были газеты гетто, не казавшие носа за его стены и поставлявшие информацию лишь своему читателю. Теперь это были издания, которые депутаты «Исраэль ба-алия» внимательно читали прямо в зале заседаний Кнессета, издания, с которыми считались два министра и партия, без которой коалиционное правительство Нетанияху, опиравшееся на 66 мандатов, не могло просуществовать и дня.

К великому удивлению ивритоязычных экспертов, их пессимистические оценки относительно будущего репатриантской прессы оказались (впервые в истории Израиля) неверными. Русскоязычная пресса начала оказывать непосредственное влияние на самые главные решения израильской политики. Чтобы понять происходящее в этой прессе, ивритоязычные СМИ стали срочно обзаводиться журналистами, знающими русский, на плечи которых была возложена обязанность регулярно публиковать обзоры русскоязычной прессы и аналитические статьи о ситуации на «русской» улице.

Пиком влияния русскоязычных СМИ можно считать год 1999-й, когда в Кнессете оказалось уже 12 русскоязычных депутатов. Я хорошо помню, как в комнате парламентской фракции правящей на тот момент партии «Исраэль Ахат» по личным ящичкам депутатов дважды в неделю раскладывали обзоры русскоязычной прессы. Представители последней стали на равных ездить в заграничные турне премьер-министра и превратились в желанных участников брифингов и встреч.

И в этот момент русскоязычная пресса начала менять свое отношение к «русской» партии…

Почти безусловная поддержка сменилась критикой, переросшей в откровенную враждебность. Можно, конечно, сказать, что одним из поводов было разочарование деятельностью партии — слишком уж большие надежды на нее возлагали. Но все же, несмотря на многие просчеты и промахи, допущенные «Исраэль ба-алия» (а как без них, ведь никто не обладал опытом политической деятельности на таком уровне!), объяснение подобной перемены кроется, по-моему, не только и не столько в самой партии. Большая часть русскоязычных журналистов поспешила откреститься от «русской» партии, поскольку та, по их мнению, символизировала отныне этническую заскорузлость и принадлежность к гетто. Русскоязычная пресса решила, что отношение к ней израильского общества отныне останется неизменным. Ей казалось, что это отношение определялось уже не таким преходящим фактором, как ее влияние на «русскую» партию, а как и у прессы ивритоязычной, просто самим фактом ее существования.

Вот такая оценка ситуации была, на мой взгляд, крайне неверной. Существование сильной «русской» партии как раз и являлось главным гарантом выхода русскоязычных СМИ из гетто и, более того, гарантом их процветания. А значит, эту партию русскоязычная пресса должна была холить и лелеять как зеницу ока.

Но тогда к гетто принадлежать никто, естественно, не хотел — намного комфортней было чувствовать себя гордым израильтянином. Поэтому пренебрежительное, а затем и просто издевательское, отношение к «Исраэль ба-алия» стало едва ли не нормой в русскоязычной прессе. Наиболее «положительную» характеристику, выданную «Исраэль ба-алия» русскоязычными СМИ, вкратце можно сформулировать так: это этническая партия для пенсионеров и социальных случаев, те, кто уже абсорбировался, кто чувствует себя полноценным членом общества, предпочитает израильские партии. Дело доходило до смешного — журналист, знающий на иврите два десятка обиходных фраз, критиковал в русскоязычной газете «русскую» партию за ее… «русскость».

Некоторое время назад я пару дней посидел в библиотеке, просмотрел подшивки русскоязычных изданий за 1999–2002 годы и был поражен тем шквалом (иного слова не подберешь) критики, а порой и открытого глумления, в адрес «Исраэль ба-алия».

Результат не замедлил сказаться. «Партия пенсионеров и социальных случаев» получила всего два мандата, а большая часть голосов русскоязычных репатриантов была отдана израильским партиям — в основном, «Ликуду». Итоги январских выборов, которые сегодня в тех же русскоязычных газетах уже во весь голос называют «днем поражения общины», отразились, в первую очередь, на прессе.

Вердикт ивритоязычных комментаторов был однозначным — если «русская» улица больше не поддерживает «русскую» партию, то этой улицы попросту нет. Она исчезла, абсорбировалась: точно так же, как раньше абсорбировались и исчезли все другие репатриантские «улицы» — немецкая, румынская, польская, иракская… На практике это заключение немедленно реализовали рекламные агентства, резко сократив средства, выделяемые на рекламу товаров в русскоязычных СМИ. Ведь, в самом деле, если репатрианты чувствуют себя израильтянами и голосуют за традиционные израильские партии, то, значит, они и ивритом уже овладели. К чему тогда выбрасывать деньги на русские СМИ! Уменьшение рекламы тут же привело к сокращению доходов владельцев газет, эти газеты в целях экономии немедленно «похудели» на десятки страниц с соответствующим сокращением штатов и зарплат.

Но ведь именно такое развитие событий эксперты постоянно и предсказывали! Если раньше странный, непонятный прорыв русскоязычной прессы из гетто в 1996 году никак не вписывался в их выкладки, то теперь все, наконец, встало на свои места! В отсутствие «русской» партии русскоязычная пресса снова превратилась в прессу гетто. А раз так, то чего ж с ней церемониться, чего ее беречь?

Так стоит ли хоронить русскоязычную прессу?..

Думается, разговоры об ее смерти несколько преувеличены. Конечно, пик ее успеха и влияния уже позади, отныне главной функцией ее вновь стало предоставление информации тем, кто не владеет ивритом. Винить в этом особо некого — она сама приложила к этому руку. Но запаса плавучести или, если угодно, живучести, у нее хватит еще на добрый десяток лет. Как и запаса влияния на пусть и сократившийся, но все еще достаточно широкий и электорально значимый круг читателей. Поэтому рано радуется сегодня тот, кто почти не скрывает своего злорадства в предвкушении вожделенной кончины этих непонятных ему, чужих, русскоязычных изданий.