Иврит на оба ваши дома

Старый раввин тайно учил его ивриту, а гэбисты долго вербовали в свои ряды. Он дружил со Шкловским и Райкиным, метил в драматурги, но на пике славы покинул Союз. В Израиле писатель Эфраим Баух принимал Евтушенко и Михалкова – и много переводил.

Эфраим Баух родился в 1934 году в молдавских Бендерах. Евреи тут жили со второй половины XVIII века, к моменту появления писателя на свет их насчитывалось больше восьми тысяч. Работали еврейская больница, частная гимназия с преподаванием на иврите, а еще евреям в городе принадлежали два кинотеатра, фотоателье, аптеки, парикмахерские и торговые лавки. За время немецко-румынской оккупации в Бендерах уничтожили больше двух тысяч человек – тех, кто не смог уехать накануне войны. Убивали рядом с Бендерской крепостью, возле еврейского кладбища, у судоремонтных мастерских. До сих пор не все захоронения найдены, но известно, что среди жертв было очень много детей.

Отец Эфраима Исаак Соломонович Баух успел вывезти семью из города, сам же был призван на фронт и погиб под Сталинградом. Много лет спустя, уже после переезда в Израиль, Эфраим приехал в родные Бендеры и возле того места, где когда-то стоял дом его семьи, обнаружил памятный камень с указанием, что тут произошёл один из еврейских расстрелов. «А мы даже и не знали этого, вернувшись туда после войны», – рассказывал Баух Jewish.ru осенью 2015 года.

Вспоминал себя тощим, вечно голодным подростком. Иногда мать – Зинаида Марковна – давала ему несколько копеек, и он покупал у толстой тётки в ватнике, что торговала возле школы, пирожок с требухой. Однажды ему достался пирожок, упакованный в страницу из книжки о мифах Древней Греции – пришлось украсть всю книжку. Он рассказывал, что это был первый и последний его криминальный поступок в жизни. Книжку в итоге Эфраим выучил чуть ли не наизусть. Потом пересказывал ребятам во дворе мифы про Олимп, Афродиту, Нарцисса и Геракла, за что благодарные слушатели называли его «трепачом».

Еврейская культура была важной частью жизни – после войны мать нашла раввина, который за гроши обучал мальчика ивриту, читая с ним Священное Писание. В школе говорили, что Б-га нет, есть только Сталин, так что во время тайного чтения псалмов в компании старого раввина мятежная душа подростка испытывала особое упоение. В общении с друзьями его неприятно поражало, что стоило им собраться больше трёх, как начинались разговоры о «жидах» и сожаления, что «Гитлер их всех не прикончил». К Бауху, правда, товарищи имели снисхождение, и когда он настаивал на своем имени Эфраим, мог услышать в ответ: «Кончай! Тебя зовут Фома. Быть может, неверный, но не еврей». Он внимательно слушал по радио новости о создании Государства Израиль. Потом вспоминал чувство двойственности, что вроде бы на родине живет, но дом его настоящий не здесь: «С самого раннего детства я чувствовал на лбу обжигающий знак еврейства».

Учиться в университете – на геолога – Баух отправился в Кишинев. «После того как в 1953 году за две книжки стихов меня приняли в Союз писателей, я оказался в Переделкино, в Доме творчества, где попал в круг Вознесенского, Богуславской, Туровской, Межирова, Шкловского, – рассказывал Баух Jewish.ru. – Даже с Райкиным познакомился! Они все были поражены, узнав, что я читаю на иврите. Они же помогли мне поступить на высшие литературные курсы».

Впоследствии он даже успел поработать преподавателем русской литературы в сельской школе в Каушанах. Бессменной подругой Бауха была гитара, под её переборы он пел блатной фольклор или что-нибудь из любимого на идише – шестидесятник как есть. Геофак Кишиневского государственного университета он окончил в 1958 году, учился на отлично и получал сталинскую премию. После окончания университета работал в Крыму, на Байкале, а в 1960-м вернулся в Кишинев и устроился корреспондентом в газету «Молодёжь Молдавии».

Никаких иллюзий по поводу положения евреев в СССР он не испытывал: перемена фамилий на русские жирно подчёркивала двойственность их существования. Баух считал это предательством отцов и переносил болезненно. Ненастоящие фамилии носили и Сталин, и Молотов, но газеты с упоением разоблачали совсем не их. Писали про Бурлаченко, который на самом деле был Бердичевским, Данина – урожденного Плотке и режиссера Таирова, настоящая фамилия которого была Коренблит. Народ в массе своей активно не замечал, в какой грязи барахтается.

Ещё на последнем курсе института Бауха активно пытались раскрутить на сотрудничество представители органов государственной безопасности. Всё было мирно: он отказался подписывать их бумаги, и они отстали. Правда, дорога в аспирантуру оказалась закрытой. По-настоящему под колпаком он почувствовал себя, когда опубликовали его поэму о Моисее из цикла романов «Сны о жизни». Писал, что присматривали за ним неусыпно, а коллеги предусмотрительно отстранились на безопасное расстояние. Литературный цех Молдавии будоражил шепоток знающих людей о вреде общения с сионистами, а Баух узнал, что такое не просто одиночество, а безопорность.

Сионистом был брат его жены Аллы: тот просидел в тюрьме три года, а как только освободился, подготовил документы к выезду в Израиль и уехал. Баух засобирался вслед за ним, хотя внешне выглядело всё благополучно: известный и востребованный литератор, чьи переводы, очерки и романы публиковались регулярно. По окончании курсов в Московском литературном институте имени Горького перед ним даже замаячила будущность драматурга. Впрочем, советского драматурга, что человека сомневающегося не так уж сильно окрыляло. В историю студии «Молдова-филм» он вошёл как автор сценария картины «Тридцатая весна победы», снятой в 1975 году.

Документы они с женой получили довольно быстро, в январе 1977-го, а вот сам выезд из-за бюрократической волокиты, которую Баух назвал натуральным издевательством, затянулся. Тем не менее летом они уже жили в Бат-Яме. Эфраим с головой ушёл в работу: ему предложили место редактора журнала «Сион», он выпускал брошюры и газеты для советских евреев. Занимался переводами: иврит, с которого он переводил на русский практически без подстрочника, тут оказался очень кстати, конкуренция отсутствовала. Романы и переводы выходили из-под руки Бауха один за другим. С иврита на русский он переводил всех подряд – известных и неизвестных совсем – никто не должен быть забыт. С русского на иврит переводил Евтушенко, Ахмадулину, Вознесенского, Пастернака.

Активная общественная деятельность стала ещё одной стороной его реализации в Израиле. Он был председателем Союза русскоязычных писателей, главой Федерации союзов писателей, президентом израильского отделения международного ПЕН-клуба, председателем Объединения выходцев из Молдовы в Израиле. Долгое время Баух оставался связующим звеном между гостями из СССР и Израилем. Советские писатели, которых выпускали в Израиль, часто неприятно удивляли. Многие помнили, как приехавший в конце 1940-х годов Константин Симонов расстилался в комплиментах стране, а по возвращении в СССР рассказывал о её агрессивности, и что тут «даже девушки – с автоматами».

Для лучшего взаимопонимания Баух встречал делегации писателей, возил их по стране с экскурсиями. Снова спасал иврит, который среди русскоязычных писателей тут был большой редкостью. Ему запомнился визит Сергея Михалкова: автор «Дяди Стёпы» и советского гимна бесконечно сокрушался, что в Израиле его никто не знает. Привыкший к угодливости на родине, он всё не мог определиться, стоит ему носить в Израиле звезду Давида или нет, и всякий раз, по словам Бауха, искал возможности не платить – в гостинице, такси.

Эфраим Баух внимательно следил за числом 13. Помнил, что 13 января 1948-го убили Михоэлса, 13 января 1950-го приняли закон о смертной казни, а 13 января 1953-го началось «дело врачей». Его самого тоже не стало 13 апреля 2020 года.