Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
13.05.2015
Два человека спускаются в подвальное помещение, идут по коридору, открывают толстую бронированную дверь бомбоубежища, проходят внутрь, запираются в нем и занимают свои места: один — у доски, за учительским столом, другой — за партой. Иногда именно так выглядит экзамен в Ариэльском университете, и причиной тому отнюдь не война и не угроза бомбежки. Экзамен сдает студент с синдромом дефицита внимания, и университет всего лишь создает ему необходимые условия для концентрации. Похожую картину можно увидеть и в других вузах: людям с подобными проблемами положено на экзамене дополнительное время, но Ариэльский университет был одним из первых, где был создан целый центр, в котором таким студентам помогают, причем не только во время экзаменационных сессий.
Мы беседуем с Хагаем Зильбербергом, коррекционным педагогом, работающим в Центре помощи студентам уже 10 лет.
— Расскажите, пожалуйста, о своих студентах. Кому именно помогают в центре?
— Наших студентов можно разделить на четыре категории. Первая — люди, страдающие различными видами дислексии. К ней же же относятся студенты с синдромом дефицита внимания, гиперактивностью, а также с другими психологическими проблемами. Вторая категория — инвалиды: слабослышащие, слепые. Третья категория — социальные случаи. Это молодые люди, выросшие в проблемных семьях, которым что-то мешало учиться в свое время. Среди них бывшие наркоманы, люди, подвергавшиеся семейному насилию. Такие учащиеся попадают к нам в рамках государственных реабилитационных программ. К этой же категории можно отнести и вполне благополучных людей, которые испытывают трудности в учебе по другим причинам. Например, у меня есть студентка, которая всю жизнь проработала медсестрой. В больнице ценят ее опыт, планируют назначить на руководящую должность, а для этого ей потребовалось получить высшее образование. Представьте: пятидесятилетний человек через 30 лет вновь оказывается на студенческой скамье. Разумеется, ей тяжело. Наконец, четвертая категория — аутисты, или, как их еще называют, люди с синдромом Аспергера.
— Я представляю себе в общих чертах, чем занимаются детские коррекционные педагоги, но вы ведь работаете в университете. В чем заключаются твои служебные обязанности? Это что-то вроде репетиторства?
— Да, в первую очередь мы прорабатываем со студентами то, что они изучают на лекциях. Моя специализация — точные науки и иудаика, другие преподаватели занимаются гуманитарными дисциплинами. Мы не просто знаем программу, мы знаем стиль преподавания каждого из профессоров, благодаря чему являемся своеобразными посредниками между ними и студентами, ведь некоторые усваивают лишь треть из услышанного на уроке. Но есть еще одна важная составляющая. У всех моих учеников одна общая проблема: неспособность сосредоточиться. У людей с синдромом Аспергера, вдобавок к этому, имеются и свои особые трудности. Например — с ориентацией в пространстве. Представьте себе: начало первого семестра, парень впервые оказался в кампусе, среди разбросанных по холмам корпусов. Он должен выбрать себе курсы, все спланировать, и при этом не следует забывать, что у аутистов обычно плохо обстоят дела с чувством времени. Им приходится отдельно усваивать, что такое, скажем, «полчаса» или «десять минут». Поэтому на первом занятии мы рисуем в «Экселе» табличку, где расписываем по часам каждый учебный день. Мы учитываем все: сколько времени уйдет на обеденный перерыв, а сколько — на дорогу от столовой до аудитории. Мы вместе читаем рассылки от профессоров, вместе решаем, что и когда будем учить. Эта часть моих служебных обязанностей напоминает коучинг.
— Из вашего рассказа у меня создается ощущение, что вы в вашем центре формируете некий мягкий кокон, который защищает студента. Но ведь благодаря им учащийся оказывается в искусственных, идеальных условиях. Не придется ли ему слишком туго, когда он выйдет из этого кокона наружу?
— Слишком? Не думаю. Человек, страдающий аутизмом, никогда не станет абсолютно самостоятельным. Эти ребята, при всем своем интеллекте, отстают в развитии на 5-10 лет. Начиная учебу у нас, они в первый раз выходят в большой мир.
— На каких факультетах учатся люди с синдромом Аспергера?
— Как правило, это точные науки: математика, физика. Один из моих студентов уже успешно получил первую степень по физике и сейчас учится на вторую.
— Какие «станции» проходит ребенок-аутист прежде чем получает студенческий билет Ариэльского университета?
— Следует иметь в виду, что мы говорим лишь о таких расстройствах аутистического спектра, которые позволяют человеку учиться. В наше время аутизм диагностируют довольно рано, еще в детском саду. Для таких детей существуют детские сады особого типа. На дошкольной стадии с ребенком занимается специалист по развитию речи. Затем ребенок идет в школу. В последнее время принято считать, что лучшим решением для детей с проблемами развития является обучение в обычной школе, но по специальной программе. Для них формируются классы с небольшим количеством учеников, а на уроки математики или физики дети приходят в обычный класс и там, зачастую, обгоняют сверстников. Во время обучения в школе они регулярно встречаются с психологом или психиатром. И в университете, разумеется, тоже.
— И вот, наконец, человек с синдромом Аспергера или с другой сложной проблемой поступает в ваш университет. Кто помогает ему теперь?
— Во-первых, к каждому из таких студентов прикреплено два помощника из числа сокурсников. Один делит с ним комнату в общежитии, помогая в решении бытовых проблем, другой — поддерживает в учебе. Оба помощника получают за свою работу что-то вроде специальной стипендии. Они не специалисты, их задача — просто помогать в повседневной жизни. Но, разумеется, эти ребята должны понимать специфику своих подопечных, поэтому два раза в год мы проводим для них обучающие занятия. Кроме того, с аутистами работают коррекционный педагог и, обязательно, психолог или психиатр. Все четверо постоянно поддерживают связь друг с другом, с коллективом преподавателей и с родителями.
— С чего начинается ваше знакомство со студентом?
— Мы знакомимся еще до того, как мой подопечный становится студентом. Предварительно я устанавливаю личный контакт с абитуриентом, изучаю его особенности. В университет приходит папка с заключениями специалистов. В тяжелых случаях личные дела содержат не только результаты тестов, но и медицинские отчеты. Чтобы иметь возможность прочесть и понять всю эту документацию, я два года изучал дидактическую диагностику.
— А какие именно тесты позволяют обнаружить подобные проблемы?
— Самый распространенный тест — психодидактический. Он показывает способность человека к усвоению материала и заключается в проверке памяти, быстроты восприятия, умения формулировать и логически мыслить. Одновременно с этим оценивается интеллект. Такой тест в Израиле проходит половина школьников, ведь на основании его результатов ребенок еще в школе может получить особые условия для обучения, например, дополнительное время на экзаменах. Так что школьники идут на него весьма охотно, хотя такой тест недешев и оплачивается из родительского кармана. Несмотря на то что нередки случаи, когда такой тест стремятся пройти лентяи, надеющиеся на послабления, я считаю, что для ребенка, испытывающего трудности в учебе, подобная проверка необходима.
Иногда, в спорных случаях, мы предлагаем абитуриенту протестироваться в нашем центре. Мы должны знать, какие условия требуются для каждого из них на вступительных экзаменах. Кто-то не умеет читать — ему нужно диктовать условия задачи. Для кого-то проблемой является письмо — он сдает экзамен устно. Ну и присовокупи к этому упомянутые тобой в начале условия, гарантирующие людям с синдромом дефицита внимания абсолютную тишину.
— Теперь, когда прояснилось, как люди со специальными потребностями поступают в университет и как учатся, хотелось бы узнать, что ждет их после выпуска.
— Наша программа возникла сравнительно недавно, поэтому пока я не могу привести никаких статистических данных. Существует множество организаций, занимающихся трудоустройством людей с синдромом Аспергера, часть таких инициатив поддерживает государство.
— Недавно я прочитала статью, где рассказывалось о работе центра по трудоустройству аутистов в США. Там приводился благодарственный отзыв одного юноши, прошедшего собеседование. Он в тот момент еще не знал, приняли ли его на работу, но был полон надежд. Он написал: «Думаю, я произвел хорошее впечатление. Я выглядел как добрый и порядочный человек». Вот это «я выглядел» показалось мне чем-то вроде признания инопланетянина, старательно изучившего нравы населения незнакомой планеты, на которую он собирается высадиться. Я, например, слышала, что людям с синдромом Аспергера объясняют при помощи картинок, какое выражение лица означает, что человек весел, а какое — что он напуган. С другой стороны, разве мы в детстве не учились тому же на картинках в книжках и мультфильмах? Значит ли это, что аутист в обучении навыкам общения проходит тот же путь, что и любой из нас, просто путь этот — более медленный и трудный?
— Я бы уточнил, что, в отличие от аутистов, мы усваиваем подобную информацию «из воздуха». Мы многие вещи улавливаем бессознательно, еще в раннем детстве, наблюдая за родителями или во время игр. Люди с синдромом Аспергера вынуждены все это специально изучать.
— А каким образом ваш центр помогаете им в этом?
— Мы проводим для таких студентов специальные занятия, развивающие их именно в этой области. Обычно наши студенты разбросаны по разным факультетам, а на этих занятиях они собираются вместе. Кроме того, коррекционные педагоги работают в очень тесной связке со своими учениками, так что поневоле возникает множество таких «бесед за жизнь». Приходится вместе разбирать какие-то ситуации, возникающие у них с преподавателями или одногруппниками.
— Можете припомнить лучший совет, который вы дали своему студенту?
— Какой-то определенный совет не могу припомнить. Зато несколько учеников регулярно советовались со мной, когда начинали встречаться с девушками. В результате на сегодняшний день уже сыграно две свадьбы. На одной из них я даже присутствовал в качестве официального свидетеля.
Анна Лихтикман