Коммунизм между ног

Советского искусства для многих попросту не существует. Да, был авангард, но он был жестко подавлен соцреализмом – от свободной воли художников не осталось и следа, а смотреть на вымученные предметы искусства – только время терять.

«Этот взгляд нужно менять, – говорит искусствовед Надя Плунгян. – И начать можно с изучения еврейского искусства в СССР в довоенные годы: тут и связь с символизмом, и сохраняющиеся барочные мотивы народного творчества еврейских местечек».

Плунгян знает, о чем говорит: она куратор выставки «Блуждающие звезды: советское еврейство в довоенном искусстве», которая будет работать в галерее «На Шаболовке» до 23 мая. В залах – не только живопись, графика и фотографии 1910–1940-х годов. Есть еще религиозная еврейская атрибутика тех лет, предметы народного искусства, а также издания, в целом отражающие жизнь советских евреев того периода. Название выставки, как можно заметить, цитирует один из главных романов на идише еврейского писателя Шолом-Алейхема. Отблески его литературного наследия, детально описывающего культуру еврейских местечек, можно заметить во всех разделах выставки.

Что касается разделов, то на них стоит обратить особое внимание. При помощи временных перегородок, цветового зонирования и неожиданных витрин-колонн, разработанных архитектором Александрой Селивановой, удается физически ощутить ход времени. Выставка хронологически ведет нас от начала XX века и этнографических экспедиций С. Ан-ского по еврейской черте оседлости, через революционную прессу, призывающую объединяться еврейскую рабочую молодежь, в 1920-е годы: Культур-Лигу, ВХУТЕМАС, УНОВИС – с их супрематическими полотнами и авангардной скульптурой.

В этой точке куратор сталкивает два, на первый взгляд, неожиданных предмета: изящный традиционный субботний подсвечник и эскиз скандальной в свое время картины Соломона Никритина «Старое и новое». Ученик Кандинского, Никритин к 1922 году сформулировал новое направление искусства – проекционизм, и создал «Проекционный театр», основанный на идеях биомеханики. Дальше его «советский» путь был вполне успешен: он много выставлялся, был главным художником Политехнического музея и Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Однако в 1935 году он представляет на суд общественности картину «Старое и новое», которая из-за очевидного влияния сюрреализма и символизма едва не стоила художнику свободы.

Что же такого страшного усмотрели цензоры в его работе? На картине – четыре героя: ожившая статуя Венеры, стыдливо прикрывающая свою наготу, комсомолец с голубым шаром – возможно, глобусом – в руках, девушка-метростроевка в облегающем комбинезоне и с широко расставленными ногами, а также безногий нищий с чашей для подаяний. Проблема была в голубом шаре. Дело в том, что он располагается аккурат между ногами девушки, и комсомолец изучает его чересчур внимательно. Члены художественной комиссии кооператива «Всекохудожник» решили, что объяснения Никритина – «комсомолец ищет некую точку на карте мира» – неубедительны и что это не искусство, а порнография какая-то. В общем, художника не посадили: поверили, что он слишком увлекся теоретизированием вполне модной тогда идеи противопоставления «старого и нового» – однако экспериментальное творчество Никритин после этого прекратил, да и на выставках больше со своими работами не появлялся.

«Соседство таких, казалось бы, не связанных между собой предметов, как шаббатний подсвечник и картина “Старое и новое” – это наша попытка показать, что в еврейском искусстве в СССР до войны можно легко проследить влияние и древних традиций, и символизма, и модернизма, и сюрреализма. Это видно даже по работам тех советских еврейских художников, которые, казалось бы, совершенно слились с новой советской идентичностью», – объясняет Плунгян.

После авангарда 1920-х – уютный оранжевый уголок, посвященный еврейским местечкам, штетлам. Со времен экспедиций Семёна Ан-ского они сильно пострадали – и от Первой мировой войны, и от погромов. Однако память о них была жива в среде городских образованных евреев. Хотя, стоит сказать, взгляды на культурную ценность местечек сильно разнились. Именно это и отражено в работах разных художников, представленных на выставке. Например, Соломон Юдовин создавал гравюры с зарисовками жизни штетлов, но с мистическим подтекстом. Павел Зальцман ощущал себя частью уходящего мира и запечатлевал в своих работах деревянные лестницы, своей архитектурой отсылающие к старым синагогам. Алексей Грановский в своем фильме «Еврейское счастье» создавал художественный памятник штетлу, фиксируя его на кинопленку – в ролях были задействованы и актеры Государственного еврейского театра – ГОСЕТа, Соломон Михоэлс, Тамара Адельгейм, Моше Гольдблат. В то же время выпускники ВХУТЕМАСа приветствовали новую советскую идентичность и противопоставляли традиции и религию новым материалистическим идеям, а деревню – городу. Третьим в этом противопоставлении оказывался еврейский колхоз – форма организации, пришедшая на смену штетлу, зона переселения, где евреи из местечек впервые начали обрабатывать землю.

Религиозность как важная часть культурной идентичности евреев, конечно, подверглась атаке в советском государстве. Синагоги разрушались, раввины оказывались в списках «лишенцев», соблюдение религиозных обрядов в обычной жизни порицалось. Создавались антирелигиозные выставки и литература. Но даже антирелигиозная пропаганда в определенном роде фиксировала и комментировала религиозные тексты, создавала советскую иудаику, а музеефикация религии сохраняла некоторые артефакты религиозного быта.

Разные части экспозиции также посвящены художникам, по-разному интерпретировавшим свою еврейскую идентичность. Была «Группа пяти», в которую входили Лев Аронов, Михаил Доброседов, Лев Зевин, Абрам Пейсахович и Арон Ржезников. Их часто называют «скромными творцами» – они изображали простые, повседневные сюжеты, не обремененные идеологией. Был Меир Айзенштадт, писавший в стол. А были Александр Лабас и Роберт Фальк, отринувшие свое еврейство и творившие исключительно в советском контексте. При этом у Фалька есть цикл работ для ГОСЕТа, в котором сильно еврейское барочное начало. Да и Лабас в итоге ближе к концу жизни, уже в 1970-е, обращается к еврейским религиозным мотивам в своем творчестве.

Важной находкой в рамках выставки можно считать работы малоизвестного художника Марка Вайнштейна. Он всю жизнь проработал в музеях – сначала в краеведческих в Чернигове и Киево-Печерской лавре, позднее, когда там начались репрессии, в Антирелигиозном музее в Москве. Всю жизнь он писал картины, документируя в камерных домашних сюжетах и натюрмортах свой быт в советские 1930-е и 1940-е годы. Его картиной «Сожжение музыкальных инструментов при дворе Алексея Михайловича» и завершается экспозиция. И это лучшее иносказательное описание для ситуации в художественном мире Советского Союза к началу 1940-х.

Фотографии предоставлены Объединением «Выставочные залы Москвы», автор – Ирина Кара.