Союз нерушимый: евреи и русский авангард

В московском Еврейском музее и центре толерантности открылась выставка «Современники будущего. Еврейские художники в русском авангарде. 1910 – 1980-е годы». В трех ее разделах — «Первый русский авангард», «Второй авангард» и «Московский концептуализм и соц-арт» — собрано около полутора сотен работ художников, без которых немыслимо российское искусство XX столетия. 

Некоторая дробность, нестройность экспозиции объясняется отчасти замахом на энциклопедичность, стремлением показать «все и сразу» на небольшом пространстве, отведенном в Еврейском музее для временных выставок, отчасти — отсутствием единой кураторской воли. Эта выставка — плод коллективного творчества сразу трех кураторов: специалиста по актуальному искусству, бессменного комиссара Московской биеннале Иосифа Бакштейна, известного исследователя еврейского авангарда Григория Казовского и главного куратора Еврейского музея Марии Насимовой. «Я занимался первым и вторым разделом, Иосиф Бакштейн — вторым и третьим, Мария Насимова — всеми сразу. Четкого разделения ответственности не было, почти все вопросы мы решали сообща», — рассказывает Григорий Казовский.

Дизайн выставочного пространства тоже вполне авангарден: архитекторы Кирилл Асс и Надя Корбут воздвигли сложную конструкцию, представляющую собой множество небольших комнат, сгруппированных вокруг центрального атриума. Сам Кирилл Асс сравнивает ее с городом, где главную площадь окружают жилые дома. Решение разместить порядка 140 произведений на скромной по размерам территории можно трактовать как метафору: теснота и скученность ассоциируется с атмосферой тотальной несвободы и притеснений, в которой пришлось жить евреям как в Российской империи начала XX века, так и в Советском Союзе.

Среди институций, предоставивших работы для выставки, — Третьяковская галерея, ГМИИ им. Пушкина и Русский музей, однако большая часть произведений — из частных коллекций. Список авторов не ограничивается звездами первой величины: в экспозиции представлены и те, чье творчество пока незаслуженно мало известно широкой российской публике. Особенно интересен в этом отношении блок «Первый русский авангард», где можно увидеть яркие абстракции Сарры Шор, экспрессивную графику Ниссона Шифрина, Соломона Юдовина и Соломона Никритина. «Мы выбирали работы, во-первых, качественные, во-вторых, наиболее характерные для каждого из художников, — объясняет принцип отбора экспонатов Григорий Казовский. — Иногда приходилось применять и другие критерии. Например, мы не смогли получить живопись Шагала, пришлось удовольствоваться графикой. Не получили достаточно вещей Фалька нужного периода, поэтому взяли более поздние, зато очень качественные. Кстати, две из них раньше не выставлялись в России».


Время надежд

Эль Лисицкий, Иллюстрация к пасхальной песне "Козочка" ("Хад-Гадья"). 1918 Бумага, акварель, гуашь, карандаш. Из собрания Sepherot Foundation (Лихтенштейн) и "Проун 333", 1923, холст, масло, собрание Алекса Лахмана.

В разделе «Первый русский авангард» (1910-е – 1930-е годы) представлены портреты и городской пейзаж Роберта Фалька, романтические фантазии Александра Тышлера, натюрморты Давида Штеренберга и Натана Альтмана, графика Эля Лисицкого и Марка Шагала, супрематические композиции и эскизы орнаментов для посуды Ильи Чашника. По этим произведениям можно проследить интересную тенденцию: начав с утверждения своей национальной идентичности, еврейские художники постепенно переходят к более общим проблемам, характерным для авангардистского искусства в целом. «Новое еврейское искусство должно было родиться на основе синтеза национального и универсального, собственной традиции и достижений европейского авангарда, — рассказывает Казовский. — Народное искусство, примитивы были основой художественной программы. Художники рассматривали евреев как передовой отряд человечества, который должен дать пример всем остальным народам в создании нового мира. На каком-то этапе универсальный язык международного авангарда становится преобладающим, так как именно он лучше всего может выразить эти глобальные идеи, а специфически еврейские черты утрачиваются». Ярким примером такой эволюции служат работы Эля Лисицкого: на одной стене соседствуют стилизованная под лубок иллюстрация к тексту еврейской пасхальной песенки «Козочка» («Хад-Гадья») 1918 года и абстрактная супрематическая работа «Проун 333» 1923 года.


Уход в себя

Раздел «Второй авангард» (1956—1970-е годы) поражает разнообразием подходов и стилей. По словам Григория Казовского, если в первые десятилетия ХХ века были важны творческие объединения и движения, то в середине века наступает предельно индивидуалистическая эпоха. «Быть похожим на кого-то другого считалось зазорным, — комментирует куратор. — Каждый художник искал свой язык, свою тему. Здесь мы видим большой разброс художественных позиций и темпераментов — от полной аннигиляции всего национального, например, у Михаила Шварцмана, до его активного утверждения, например, у Михаила Гробмана».

Экспозиция демонстрирует, как некоторые художники, такие как Юрий Злотников и Эдуард Штейнберг, искали спасения от неприглядной советской действительности в чистой абстракции, тогда как другие — Оскар Рабин, Борис Турецкий и Михаил Рогинский — переосмысливали жанр натюрморта, превращая его в орудие социальной критики. В то же время Владимир Вейсберг и Владимир Яковлев, напротив, использовали этот жанр в целях конструирования новой, собственной реальности. Отслуживший два года на фронте Дмитрий Лион в своей графике обращался к замалчивавшейся в СССР теме Холокоста.

«Второй авангард» был особенно «наполнен» художниками еврейского происхождения. Григорий Казовский объясняет этот феномен маргинализацией евреев в послевоенный период: «Если говорить языком социологии, то мир неофициального искусства — это нейтральное общество, где можно было просто быть самим собой. После войны советская власть стала насаждать антисемитизм, уничтожать еврейскую культуру, устраивать “чистки” в учреждениях. Евреи превратились в маргинальную группу. Среда неофициальной культуры, во многом сформированная самими евреями, давала им возможность освободиться и выразить свою индивидуальность. В то же время встраивание в официальную культуру требовало от них унизительной и тяжелой мимикрии».«Мне с детства объясняли, что я не такой как все, я другой, — дополняет его наблюдения Иосиф Бакштейн. — А это была среда, где можно было быть собой, быть своим».


Особый взгляд

Кураторы выставки Иосиф Бакштейн и Григорий (Гиллель) Казовский

Третий блок — «Московский концептуализм и соц-арт» (1970-е – 1980-е годы) — посвящен периоду, когда важную роль вновь приобрели художественные группы и объединения. Художники этого поколения гораздо острее и язвительнее реагируют в своем творчестве на советскую действительность, чем их предшественники. Эрик Булатов, Илья Кабаков и группа «Гнездо» иронизируют на тему мертворожденного языка официальной пропаганды, Лев Рубинштейн пытается бороться с советской бюрократией ее же оружием — путем создания абсурдных картотек и архивов. Иронией пронизаны работы Юрия Альберта, произведения Виктора Пивоварова и его сына Павла Пепперштейна, получившего в 2014 году престижную премию Кандинского. Этот раздел выставки — своего рода мост в наше время, большинство собранных здесь авторов активно работают и сегодня. Так, двумя работами — диптихом «Психодеспансер» и объектом «Раскладушка» — представлено творчество Ирины Наховой, художницы, которая в этом году будет представлять Россию на Венецианской биеннале современного искусства.

«В искусстве концептуалистов нет еврейской темы как таковой. Однако у них заметна особая еврейская “оптика” взгляда, — отмечает Иосиф Бакштейн. — Еврейские общины всегда перемещались по разным странам и континентам. Свое самосознание эти люди вынуждены были строить на умении адаптироваться к совершенно разным историко-культурным контекстам. Отсюда специфическая рефлексивность еврейского самосознания, умение выстроить дистанцию между своим “я” и предметом изучения». На особый «оптический прицел» художников-евреев обращает внимание и Григорий Казовский: «Советская ситуация, само положение евреев в нашей стране провоцировало их на особую иронию и создавало другую оптику, заставляло смотреть на все определенным образом». Насколько актуальна эта уникальная «оптика» сегодня, судить посетителям выставки.

Экспозиция открыта до 24 мая.

На первой иллюстрации: Виталий Комар, Александр Меламид "Что делать?". 1983 Холст, масло. Частное собрание