Панки вспомнили еврейские корни

В начале июня в нью-йоркском Институте еврейских исследований YIVO прошел вечер под названием Loud Fast Jews. Четверо еврейских музыкантов, играющих панк, — Дик Манитоба из Dictators, барабанщик Ramones Томми Рамон, гиарист Blondie Крис Штейн и гитарист Ленни Кей из Patti Smith Group — собрались за круглым столом, чтобы вспомнить эпоху становления нью-йоркского панк-рока и рассказать о том, какое влияние еврейское происхождение оказало на их творчество.

«Ранний панк-рок был преимущественно еврейским феноменом и по месту возникновения (Нью-Йорк), и по происхождению участников (Джоуи Рамон, Ричард Хелл), и по настроению (многословный, злободневный, пронизанный нервной энергией)», — говорит один из организаторов мероприятия.

Участники встречи — представители четырех музыкальных коллективов, стоявших у истоков панк-рока. Об их еврейском происхождении знают немногие, что неудивительно.

«Панк-рок не ассоциируется у слушателей с евреями», — считает Томми Рамон. «Мы считаем рок-н-ролл нашей религией, способом выражения нашей духовности», — добавляет Кей. Однако тут же признается, что обожает минорные аккорды некоторых еврейских песен: «”Ма Ништана” — настоящий хит».

По словам сотрудников YIVO, эти еврейские пионеры панка переосмыслили культурные традиции современности, открыв принципиально новую форму искусства. Они создали эстетику, влияние которой продолжает ощущаться не только в музыке, но и в изобразительном искусстве, литературе, моде и даже в языке.

Стивен Ли Бибер в своей книге «Белая горячка в клубе CBGB: Тайная история еврейского панка» (The Heebie-Jeebies at CBGB's: A Secret History of Jewish Punk) анализирует еврейские корни панк-рока. Бибер утверждает, что панк был пропитан специфической еврейской эмоциональностью, сдобренной невзгодами, стойкостью и гремучей смесью оптимизма с цинизмом, что и придало музыке, равно как всему культурному движению, характерную судорожную развязность. «Панк отражает всю палитру еврейской истории, насыщенной периодами гнета и неопределенности, полной скитаний, изгнаний, противоречий», — пишет Бибер во вступлении к своей книге.

Музыканты, со своей стороны, по-разному выражают свою еврейскую идентичность. Ленни Кей рассказывает, что рос с сильным чувством того, что он еврей, в то время как Крис Штейн затрудняется определить, как еврейское происхождение повлияло на его творческую карьеру и музыкальные пристрастия. Манитоба вспоминает, что «был в абсолютном ужасе от своей бар-мицвы» и не без злорадства признается, что на подаренные деньги «купил фунт травы».

Помимо шуток и зубоскальства, рокеры подняли серьезную тему: в своих в песнях и клипах они не раз использовали фашистскую символику и лозунги нацистов.

Рамон, чья семья бежала из Будапешта после подавления Венгерской революции 1956 года, а многие родственники стали жертвами Холокоста, признается, что это очень сложный вопрос: «Вытащить наружу свои самые глубокие страхи, самую глубокую боль и попытаться высмеять их или преобразовать в сценическое действо — это может иметь эффект катарсиса», — говорит Рамон. Манитоба настаивает на том, что нельзя обижаться на художественные образы: «Я бы огорчился, если бы песня “Master Race Rock” кого-то задела».

Действительно, еврейские панки шокировали многих, используя нацистские лозунги и фашистскую символику, однако черный юмор, присущий этой культуре, был реакцией на гонения и преследования прошлого.

Поскольку мало кто из журналистов и поклонников знал о еврейских корнях музыкантов, им практически не приходилось сталкиваться с антисемитизмом. Крис Штейн вспоминает, как его самого однажды упрекнули за использование свастики в концертном шоу. Тони Рамон признается, что не афиширует своего еврейского происхождения, хотя и не скрывает его. А Ленни Кей говорит, что смена образа в прежние времена была нормой: «Ты не был тем, кем выглядел».

Кей также вспомнил свои гастроли в Израиле 1999 года. Поездка оставила глубокие впечатления. «Я не хочу принимать ничью сторону, но то, что там творилось, стало одним из самых грустных переживаний моей жизни», — сказал он под занавес. А Манитоба добавил, что хочет обязательно передать еврейское наследие, которое так много для него значит, своему сыну.