Снимай да партизань

Фотокамера спасла ей в гетто жизнь. А потом она сбежала к партизанам, прихватив все плёнки с собой – и так спасла память о сотнях тысяч жертв. В Канаде в 101 год умерла Фая Шульман – храбрый фотограф войны.

Всю жизнь она активно участвовала в посвященных Холокосту мероприятиях. Ее целью было доказать – в том числе с помощью ее собственных фотоснимков, – что евреи не шли на смерть покорно, как это старались представить многие, а сопротивлялись любыми возможными способами. «Мы не походили на ягнят, идущих на бойню. Многие сопротивлялись», – рассказывала она, вспоминая сотни евреев, присоединившихся к партизанским отрядам на территории современной Беларуси. Среди них была и она сама – вот почему ее мемуары вышли через десятки лет под названием «Воспоминания партизанки».

«Помимо сопутствовавших каждому партизану тягостей, мы, евреи, столкнулись с антисемитизмом в наших собственных рядах, – писала Фая. – Но несмотря ни на что, мы боролись». Вплоть до конца жизни ее любимой вещью был старенький, раскладывавшийся гармошкой фотоаппарат: он сохранил ей жизнь и дал возможность не только рассказать, но и показать увиденное во время войны. Говорят, что в последние годы Фая могла часами сидеть в кресле с фотоаппаратом в руках: вспоминала о прошлом, терзала себя переживаниями.

Файгель родилась в ноябре 1919 года и была пятым ребенком торговца тканями Якова Лазебника и его жены Райзель. Семья жила в польском городе Ленин на берегу реки Случь. И хоть на другом берегу уже и виднелась граница Советского Союза, город был назван так вовсе не в честь революционера, а в честь дочери одного из польских аристократов, владевших когда-то этими землями.

Фотографией Фая увлеклась еще в детстве: ее старший брат Мойше открыл первую в городе фотостудию, и девочка проводила там все свое свободное время. Уже в 13 лет она получила в подарок свою первую фотокамеру, а после того как брат переехал в другой город, стала руководить фотостудией. В 1939 году после фактического раздела Польши между СССР и гитлеровской Германией в город вошли советские войска. Но в 1941-м – уже германские. Двух братьев Фаи, как и сотни других молодых евреев, отправили на принудительные работы. Оставшихся же евреев согнали в гетто, под которое был выделен небольшой кусочек одного из отдаленных кварталов города.

«Гетто было переполнено, не хватало еды, люди умирали от голода и многочисленных болезней, распространявшихся, как эпидемия», – вспоминала Фая. К счастью, было много неравнодушных, помогавших узникам и тайными путями приносивших еду и медикаменты. Саму Фаю нацисты периодически вызывали за пределы гетто – для съемки какого-либо торжества или события. Впоследствии она вспоминала, как было тяжело подавить в себе отвращение, настраивая кадр и видя их улыбки: «Я понимала, что за каждым из них уже сотни и тысячи жертв, что они животные». Однако открытую ненависть девушка себе позволить не могла: в гетто каждый раз оставались в том числе и ее родители, любое неосторожное слово могло положить конец не только ее, но и их жизням.

В августе 42-го ее родителей вместе с другими жителями гетто согнали на площадь и, разместив по грузовикам, увезли из города. Фаю вместе с небольшой группой лиц отобрали из общей толпы. Это были сапожники, портные, плотники или художники – те, чьи навыки казались немцам полезными. Фая часто вспоминала глаза и лица тех, кто ехал в фургонах и смотрел на них, на отобранных, как на «счастливчиков». И как эти «счастливчики» плакали навзрыд от истошных криков, вскоре начавших раздаваться неподалеку от города. В тот день около Ленина было застрелено 1850 евреев.

Буквально на следующий день немцы принесли Шульман фотоаппарат, поручив распечатать снимки. Фая вспоминала, что большего шока, ярости и горя она не испытывала никогда – на снимках были запечатлены убийства. Она проявляла негативы, покадрово наблюдая страшные трагедии. На одном толпы людей – не менее тысяч пяти человек – заводили в огромные бараки. На следующем видно, как за последним человеком закрыты двери. Затем как офицер СС вручает местному жителю горящий факел. Тот позирует с ним на фоне барака. И вот весь барак в огне. Кто-то пытался фотографировать муки людей в окно, но там все застлано дымом. Затем еще десятки кадров на фоне пылающего здания. И наконец – пепелище.

На другой пленке она увидела знакомые места – предместья ее родного города и три длинных рва, вдоль которых выстроены люди. Фая перебирала кадры и вспоминала выстрелы, которые она слышала лишь вчера. Вот люди беспорядочно падают. Фая всматривалась в лица – искала родителей, сестер, их детей. Позже она признавалась, что долго мучила себя, представляя, как умирали ее родные: кто первым из них увидел смерть другого – мать ли заметила убитого отца, а может, наоборот.

«Я видела собственными глазами, как трое немцев разрывали младенцев на части и подбрасывали их в воздух, – вспоминала Шульман. – Я видела, кто умер последним. На последнем фото была маленькая девочка, моя соседка. Ее звали Ханна Шу. Я до сих пор помню ее имя. Она была такой красивой. Всякий раз, когда я видела Элизабет Тейлор, я думала о Ханне Шу. Через 70 лет я все еще помню ее имя. Она была такой красивой. Ее застрелили».

В момент проявки тех негативов к Фае была приставлена помощница, которую было приказано обучить азам фотодела. В тайне от нее Фая смогла сделать копии части снимков, которые затем спрятала. Она говорила, что не думала, что когда-то эти снимки смогут стать доказательством зверств, которые будут опровергаться. Не думала, что они вообще станут всеобщим достоянием. Она делала их для себя в надежде разглядеть близких и сохранить память о каждом. Осознавая, что и она вскоре станет очередной жертвой – как только приставленная к ней немка научится проявлять снимки самостоятельно, Фая делала все, чтобы растянуть процесс обучения. А через несколько недель, когда город впервые атаковали партизаны, ей удалось бежать в лес, забрав часть снимков. Сейчас они находятся в центрах Холокоста по всему миру, пополнив собой неоспоримую базу доказательств нацистских зверств. Но не менее важными считаются и снимки Шульман, сделанные ею в годы Сопротивления.

В партизанском отряде Шульман воевала два года, пока в 44-м Красная армия полностью не освободила Белоруссию. После войны Фае удалось встретиться с двумя братьями, сбежавшими из трудовых лагерей и тоже воевавшими в партизанском отряде. Их боевой друг – Моррис Шульман – стал впоследствии ее мужем, вместе с которым в 1948-м Фая эмигрировала в Канаду. На новом месте женщина поначалу работала на швейной фабрике, но затем открыла свое фотоателье. Она писала книги, принимала участие в многочисленных мероприятиях и воспитывала сначала двоих детей, а позже шестерых внуков. В окружении семьи Фая Шульман скончалась 24 апреля 2021 года.