Наш собеседник -Александр Лакшин.

Человек он не просто известный в еврейском мире по обе стороны Атлантики, но еще и принадлежит к редкой еврейской профессии, о чем, среди прочих интересных вещей, которых коснулся наш разговор, он сам расскажет.

Реб Александр — легкий в общении, разносторонний, утонченный и принципиальный. Его деятельность многообразна: он занят тем, чтобы поставить невидимый, но действенный заслон на пути лже-пропагандистов, которые обманывают евреев с целью привести их в различные секты — и тем, чтобы научить воспитанниц еврейского колледжа Махон "Хая Мушка" основам традиции и того образа мысли, который и дает человеку раскрыться, дает выход тем сокровищам, что есть изначально в каждой еврейской душе. Профессор и полемист, ученый и отец замечательного семейства, где двое детей уже так похожи на отца и на маму — кстати, Эстер Лакшин тоже союзница и участник в самых важных делах мужа...

Но мы начали с одного термина, который потом пройдет через весь диалог едва ли не красной нитью: и выведет нас к объяснению и новому пониманию вечных и простых вещей, неожиданным образом и по неожиданной "траектории" прошедших через жизнь нашего собеседника.



- Для начала, реб Александр, вопрос, ставший в нашей рубрике почти традиционным: не секрет, что людей, к которым и Вы, и другие наши собеседники, принадлежите (и чье название, согласно еврейскому закону, БААЛЕЙ ТШУВА) — иногда в светской среде называют "профессионалами еврейства", причем говорят это с разной интонацией: иногда с не совсем понятной иронией, а иногда и с завистью... Как для Вас, предположим, лет двадцать назад выглядело соотношение между понятиями "еврейство" и "профессия" — и как оно видится Вам теперь: так сказать, на противоположных точках того отрезка жизненной дороги, который мы и именуем ПУТЬ ШТУВЫ?

За последние 10-20 лет в этом деле произошли огромные изменения, и все они прошли через мои жизненные обстоятельства довольно-таки особенным образом. Если действительно брать за точку отсчета — например — 1980 год, то тогда быть евреем и впрямь представляло собой "опасную профессию", а те, кто первыми испытывали эту опасность на себе, могли убедиться в том, что у человека, просто родившегося евреем, есть вполне реальные "профессиональные риски".

Это были "отказники" — и они, реально вступая в конфликт с советским государством, которое не позволяло им выехать за пределы империи, рисковали благополучием и свободой. Ведь отказники — это люди, чья профессиональная карьера была насильственно прервана — их увольняли с прежних мест работы после подачи документов на выезд, и они вынужденно шли в ...кочегары, сторожа, вахтеры (вот едва ли не самые типичные "еврейские профессии" тех лет, как ни дико это звучит теперь) — и определенный результат был налицо... Хотя и не совсем тот, на который рассчитывали власти. Невостребованный мозг инженера, математика, ученого, гуманитария, само собой, не мог успокоиться на кочегарской работе — и люди начинали изучать культуру и традицию своего собственного народа (собственно, то, ради чего они и попали в списки "отказников"), причем достигали в этом больших, порой выдающихся успехов.

Не могу сказать, что я был отказником в классическом смысле слова, но мне довелось быть близким именно к тем кругам, где развивалась еврейская мысль и самосознание. В этом смысле для меня (и для всего последующего пути, не только моего) 1989 год — год создания в СССР первых независимых еврейских организаций — бесспорная веха.

Далее все стало развиваться куда более динамично, в разных направлениях — и появилась необходимость в тех, кто будет еврейским движением профессионально руководить. И в числе первых новыми профессионалами здесь стали как раз те, кто тогда изучали иврит на квартирах и дачах, будучи или "в отказе" или "в подаче", или близко к тому — даже если они к этому стремились из скорее светских, нежели из религиозных соображений. Почти все они сменили профессию — но мало кто из людей этого поколения о том жалел.

- А с чего все это начиналось для Вас, в смысле исходных ориентиров тшувы?

- За спиной у меня Ленинградский университет — по первой профессии я химик-органик. И именно тогда, когда я учился в университете, когда я его заканчивал, произошло мое первое знакомство с тем, что тогда называлось "еврейским подпольем", впрочем, в кавычках... Нет, на самом деле никакое это было не подполье, это были ребята, которые просто собирались на квартирах, для того чтобы поговорить на еврейскую тему. И темы были самые разные. Интересовали нас и вопросы эмиграции, выезда в Израиль, и проблемы еврейской истории и культуры, еврейские песни и, как развитие этого интереса, что вполне естественно, появился интерес и к еврейскому наследию.

Конец 70-х, начало 80-х годов — это время, когда появились уже в массовом порядке, если можно говорить о десятках людей "Баалей тшува", то есть люди, которые стали практически соблюдать заповеди и соответственно — изучать их. Это было очень интересное время, потому что по мере того как мы учились, мы буквально врастали в еврейский образ жизни и. надо сказать, что это было весьма не легко совмещать с работой. Я, например, работал в Ленинградском университете, занимался исследованиями в области органической химии. Кто-то был инженером на заводе, ну и т.д. Конечно, было не легко. Это сейчас можно сказать начальнику, мол, извините, пожалуйста, сегодня пятница, мне нужно уходить с работы в 3 часа дня. Тогда ты мог, конечно, такое сказать, но в понедельник на работу можно было уже не приходить. Поэтому было трудно — и далеко не только поэтому.

Если говорить о переходе, то в 90-м году я защитил диссертацию, она была готова в 86-м, но по понятным политическим причинам пролежала до 90-го года в готовом виде, И в 90-м же году я ушел из университета. Ушел по ряду причин — и не последней была материальная, на зарплату научного сотрудника в то время в СССР просто невозможно было прожить. Я принял предложение своего друга, который создал одно из первых частных туристических агентств, стать менеджером по разработке программ еврейского туризма. Эта была интересная работа, которая дала мне возможность путешествовать по России, Украине, Белоруссии, Прибалтике, знакомиться с памятниками еврейской истории, выявлять новые объекты маршрутов. В студенческие времена я успел немного поработать гидом- и кое в чем разбираюсь...

Но одновременно, еще до этого, не профессионально, подчеркиваю, с 87-го года я начал преподавать у себя дома Тору и иврит — то есть, то немногое, что успел выучить сам. Мы действовали, может, даже не всегда зная это, в полном соответствии со словами предыдущего Любавического Ребе, Раяца, который говорил, что если ты уже знаешь "алеф", а товарищ еще не знает этой буквы, то прежде, чем выучить "бет", ты должен научить его "алефу"...

Да, я понимаю, что знания наши были тогда еще не очень высоки, но мы честно делились тем немногим, что знали сами, со всеми желающими.

- Итак, ХИМИК-ОРГАНИК, ЕВРЕЙСКИЙ МЕНЕДЖЕР ПО ТУРИЗМУ, следующая остановка — АМЕРИКАНСКИЙ ПРОФЕССОР?

Не будем забегать вперед, но пока траектория внешне выглядит примерно так. Разумеется, я никогда бы и не подумал, и не мог предполагать, что это может стать моей профессией, и когда в 92-м году я уехал в Америку, то со мной были копии моих статей по химии и полная решимость искать работу по этой специальности.

Но в языках всех народов мира есть поговорка аналогичная тому, что "человек предполагает, а Б-г располагает". На идиш — языке восточноевропейских евреев — это звучит еще более характерно: "Менч трахт, Г-т лахт" — то есть... "а Б-г смеется" — и тут, наверное, действительно было предопределение свыше, что проявилось в первый день, если не сказать в первые три часа после моего прилета в Нью-Йорк. Это было 11 нисана — день рождения Любавического Ребе, я должен был вообще лететь в Питтсбург, но поскольку самолет приземлился по пути в Нью-Йорке, то упустить такую возможность я не мог.

Я не знал о том, что Ребе серьезно болен и сказал себе, что раз уж я в Нью-Йорке — я обязательно поеду к нему, в знаменитый центр Любавической общины, который все евреи мира знают как 770 Eastern Parkway. Я туда и приехал. Ребе уже болел, он не выходил, но там я встретил одного человека, который когда-то слышал мое спонтанное, совершенно "импровизированное" выступление на ступеньках Московской синагоги в одну из суббот.

Тут, кончено, было потрясающее стечение обстоятельств, учитывая то, что я не москвич, то есть я оказался в тот день в Москве, и он оказался в тот день в Москве. И я захожу, он был буквально первый, кто ко мне подошел, и он говорит: — "Какими судьбами?.." — я говорю: — "Все, приехал...", а он говорит: — "Знаешь, у меня есть для тебя работа..." Звучало это фантастически. Те, кто прошел через эмиграцию, это хорошо понимают, когда в первые три часа тебе предлагают работу, причем не пиццу развозить — а работа по специальности!.. Туро-колледж, знаменитое нью-йоркское учебное заведение, открыл программу преподавания еврейских предметов, основным студенческим ядром которой были эмигранты из бывшего СССР. И им нужны были люди, которые могут это преподавать.

Я говорю ему, что у меня нет профессионального образования, а он говорит, что — мол — ничего, я тебя слышал. И вместо того, чтобы уехать в Питтсбург, я остался в Нью-Йорке, прошел интервью, и эта была моя первая профессиональная еврейская работа в должности профессора кафедры иудаики Туро-колледжа. Параллельно с этим, когда через год в Туро-колледже стали искать преподавателя химии, они посмотрели мое резюме и предложили мне еще вести семинары по органической химии. Так я преподавал на двух факультетах. У меня по моей работе еще тогда в СССР были контакты с американскими еврейскими организациями. И одна из этих организаций "Коалиция за советское еврейство" предложила мне должность консультанта. Потом, когда эта организация вошла в структуру Совета еврейской общины Нью-Йорка, я остался там работать.

Те 8 лет, которые я был в Штатах, я действительно был профессиональным евреем, если это можно так выразиться. То есть, я преподавал еврейскую философию и еврейскую традицию в колледже и активно работал в Совете еврейской общины Нью-Йорка, занимаясь тем, что мне близко: это были контакты с еврейскими организациями бывшего СССР и с русскоязычной еврейской общиной Нью-Йорка, а также работа с прессой и организация массовых мероприятий. Работа — и та, и другая, были очень интересными. Я благодарен тому опыту, который я там получил, и могу без преувеличения сказать, что это совершенно уникальный опыт.