БРИТ МИЛА: теория и практика

«ОДИН ДЕНЬ С МОЭЛЕМ ЭКСТРАКЛАССА» – так можно было бы назвать этот СПЕЦИАЛЬНЫЙ РЕПОРТАЖ, над которым трудился не только ваш корреспондент Артем Варгафтик, но и сам его герой, еврейский доктор ШАЯ ШАФИТ. МОЭЛЬ – это тот человек, который ВВОДИТ КАЖДОГО ЕВРЕЯ В ЗАВЕТ ПРАОТЦА АВРААМА, то есть своими руками, профессионально и с соблюдением всех требований еврейского закона делает то самое обрезание: с точки зрения сугубо практической — хирургическую мини-операцию по удалению крайней плоти.

Иное дело, что значит и как влияет эта операция на события человеческой жизни.… И на жизнь, сознание, практические шаги целых поколений.

Но даже с точки зрения психолога обрезание – это уникальный духовный опыт, суть которого сводится к очень простой вещи: маленькому человеку делают своего рода ПРИВИВКУ от боли и страха. То есть это первый в жизни ребенка случай, когда он сталкивается с подобными ощущениями («Боль мгновенна – исцеление вечно», — так говорят врачи), и, пройдя через это, человек попадает в абсолютно новую ситуацию. Та боль, которую он испытал, тот страх, который он пережил, больше не вернутся никогда. Таким образом, вместе с ВХОЖДЕНИЕМ В ЗАВЕТ АВРААМА (БРИТ – значит ЗАВЕТ на языке Торы) человек получает именно «психологическую прививку» на будущее: и боль, и страх (а они в его жизни еще будут, так устроен мир) он уже пережил, он уже «предупрежден», а значит — вооружен. Кроме того, обрезание — это первый опыт телесного, материального служения Вс-вышнему и опыт повиновения Его воле, но об этом мы сможем подробнее поговорить по ходу нашего репортажа.

Однако вернемся к теме, которой посвящен наш репортаж: теория и практика БРИТ МИЛЫ.

Дело происходило в Москве, и мы начали с того, что договорились с реб ШАЕЙ ШАФИТОМ о встрече около синагоги на Большой Бронной, 6, – там помещается его офис, а равно и представительство знаменитой на весь еврейский мир организации БРИТ ЙОСЕФ ИЦХАК. Реб Шая и его ассистент Феликс взяли обычный чемодан на колесиках, в котором имеются все необходимые вещи для обрезания, сели в машину, в которой нашлось место и для меня, и поехали к назначенному часу «НА ДЕЛО». Делом же – оговорим сразу – был обряд обрезания, назначенный в московской общине ГОРСКИХ ЕВРЕЕВ. Пока мы преодолеваем привычные московские пробки и добираемся до ресторана «Подсолнух», где назначено обрезание, я с нескрываемым любопытством расспрашиваю реб Шаю.

— С самого начала, я бы хотел уточнить некоторые вещи, чтобы потом не задавать вопросы. Какова технология этого процесса? Понятно, что операции этой подвергаются все еврейские мальчики еще с древних времен. И она заключается в удалении маленького, удобно расположенного кусочка кожи.

Но изменилась ли технология со времен Авраама Авину? И так как люди пугаются этой операции и воспринимают ее как нечто странное, то КАК ОБЪЯСНИТЬ с точки зрения практики, в чем состоит сам процесс?

- Обрезание – это то, с чего начинается еврейство в его телесном смысле. Это наше ноу-хау. Хотя обычай довольно широко распространен на планете и известен у многих народов, но не без НАШЕЙ «ПОДАЧИ», поскольку первое упоминание об обрезании имеется именно в ТОРЕ. Там сказано, что НАШ ПРАОТЕЦ АВРААМ заключил союз с Вс-вышним путем обрезания. Методика – в практическом смысле, тем более современная, конечно, изменилась. Каждый человек, который занимается обрезанием, делает это по-своему. Цель же этой операции состоит в том, чтобы головка была открыта полностью. По законам Торы, если она не полностью открыта, это неправильно выполненная процедура. Так часто бывает при обрезании у мусульман.

Такая же проблема возникает и в ходе обычных медицинских операций, совершаемых врачами-хирургами, потому как они ставят перед собой иные цели, чисто медицинские. Цель врачей сделать так, чтобы головка просто открывалась – например, это нужно и показано при лечении ряда урологических заболеваний, но, как правило, для настоящего еврейского обрезания этого явно недостаточно. Главная проблема заключается в том, что еврейский закон требует, чтобы обрезание выполнялось евреем, искренне соблюдающим традицию.

Но вернемся к методике. Она, конечно, изменилась по отношению к младенцам. Все-таки мы стараемся выполнять все максимально стерильно, используя все новейшие технологии. Но, к сожалению, у младенцев полной стерильности добиться невозможно. Потому что все свои оправления малыши делают в подгузник, памперс, и инфицирование раны все равно происходит. Другое дело, что мы можем ничего не опасаться… — все продумано и отработано веками. Рана, как правило, заживает за неделю, и малыш перестает плакать уже через несколько минут после обрезания.

Методика обрезания взрослых тоже потерпела изменения со времен Авраама Авину. Во-первых, обрезание выполняется в полностью стерильных условиях, стерильными инструментами, с использованием перевязочных материалов и тому подобное. Это, конечно, более качественные металлические инструменты, а не каменный нож, как тогда это было. Во-вторых, в наше время мы останавливаем кровотечение с помощью электрокоагулятора – точечным прижиганием. Можно использовать и другой способ — перевязку сосудов. И, в-третьих, это то, что не делалось во времена Авраама Авину, — пришивание внутреннего лепестка крайней плоти к наружному лепестку. К чему это приводит? К тому, что послеоперационная рана заживает быстрее, первичным натяжением. И в послеоперационном периоде практически нет боли. Что такое крайняя плоть? Это двойная складка кожи, которая покрывает головку. И вот именно эта складка кожи отрезается. Однако оставшейся кожи хватает на все, ибо та кожа, которая остается, очень подвижная и обладает способностью сильно растягиваться.

- Из ваших слов следует, что согласно еврейскому закону для обрезания требуется удалить все, что покрывает определенную часть тела. Как в точности формулируется этот закон? И если традиция воспроизводится три тысячи лет, то как возможны какие-либо модификации? Вот вы говорили о других инструментах. Отражена ли в законе именно медицинская процедура, и как в точности это описано? Что требуется? Чем кошерное обрезание отличается от некошерного?

- Надо сказать, что в законе не отражена процедура, в законе отражена цель. В Шулхан Арухе — своде еврейских законов, — сказано, что сама процедура обрезания состоит из трех этапов. И только при соблюдении всех этих правил обрезание считается кошерным. Сама Мила, то есть обрезание, первая треть дела. Затем второй этап Прия, когда разрывается внутренний сток крайней плоти, и на то есть свои веские причины. И третья часть — это Мецица. Когда в целях быстрого заживления раны отсасывают (и тут же сплевывают) капельку крови.

- И теперь она отражена в законе как необходимая часть процедуры?

- Да. Но на самом деле все три этапа имеют свою интересную историю. Сама заповедь обрезания приводится в первой книге Торы, в главе Лех-Леха. Там сказано: «Восьми дней от роду да будет обрезан у вас каждый мужчина во всех поколениях ваших» . Это идет непосредственно, открытым текстом – от самого Творца.

А вот про Прию и Мецицу в Письменной Торе нет ни слова, но это уже законы и традиции устной Торы. В эпоху античности обычай делать Прию получил еще один немаловажный смысл. Дело в том, что под влиянием греческой культуры некоторые евреи стали участвовать в Олимпиадах – публичных спортивных состязаниях. Как вы, наверное, знаете, все атлеты, принимавшие в них участие, должны были выступать голыми. Быть обрезанным с точки зрения греков и их представлений о «красоте» — было чуть ли не позором. И соответственно некоторые евреи стали делать восстановительные операции, так, чтобы человек выглядел необрезанным. Но процедура Прии значительно усложняла совершение такой операции. Это, собственно, была к тому же своего рода страховочная мера. После того как делали Прию, уже было крайне трудно восстановить прежний вид, то есть это была дополнительная гарантия необратимости обрезания. Может быть, сейчас это и можно. Ведь современная пластическая хирургия шагнула далеко вперед. Но в то время это было гораздо сложнее сделать, так как при данной операции разрывается внутренний лепесток крайней плоти до самой головки. И между разорванными краями получается как бы клин, который прирастает и способствует тому, что головка всегда будет открыта.

- То есть, попросту говоря, ПРИЯ — это некая жесткая рамка, которая фиксирует сделанную операцию?

- Да, после ПРИИ совершить восстановительную операцию гораздо сложнее. Но давайте перейдем к последнему, третьему, этапу обрезания — Мецице, который, кстати, имеет медицинскую подоплеку.

— Так в чем же состоит сама процедура?

- Делается это так: моэль собственным ртом отсасывает из ранки капельку крови. Это традиция. Так написано в Шулхан Арухе. В наше время эта процедура, естественно, несколько изменилась. Боюсь, не много моэлей в нашем мире делают это ртом.

Взрослым людям это вообще невозможно. Кстати, «взрослых моэлей» — профессионалов, умеющих делать обрезание взрослым людям по всей строгости еврейского закона, вообще единицы в мире, я думаю, что ни один из них не проводит эту процедуру ртом. Ну, это просто невозможно, иначе происходит инфицирование раны. Ведь рот считается самым грязным местом у человека, даже грязнее того, что обрезают. Так, по крайней мере, говорят врачи. С младенцами иная ситуация. Я, например, это делаю ртом только младенцам из соблюдающих еврейскую традицию семей, кто изъявляет желание. Вот такая история с Мецицей. В результате большинству детей я отсасываю эту капельку крови через специальную трубочку. Не делать этого вообще нельзя, потому что, как написано в молитве, составленной еврейскими мудрецами для произнесения ее во время трапезы после обрезания: «Он, Милосердный, благословит совершившего обрезание, того, кто совершил Прию и Мецицу! Если человек робок и малодушен и не исполнит одной из трех частей заповеди, его работа негодна». Однако самыми главными этапами остаются первые два, а третий — в практическом смысле — существует больше для лечения.

- Как передаются традиции и секреты Вашего ремесла, реб Шая? Ведь ремесло более чем редкое, учитывая, что и по первой профессии Вы хирург…

- То, что записано в Шулхан Арухе, для нас закон, который теперь выполняется всеми, но сами по себе традиции передаются от человека к человеку. У каждого моэля, человека, который профессионально занимается обрезанием, есть свой учитель. Ведь недостаточно простого прочтения свода законов. Тем более что в Шулхан Арухе и половины нет того, как надо делать обрезание. Например, там по понятным причинам нет картинок, объясняющих все тонкости процедуры, и нигде их нет. На самом деле моэлей-врачей не так много.

В этот момент выяснилось, что для того чтобы попасть в условленное место, необходимо было сделать большой крюк, вернуться и только так выехать на нужную улицу. А как мы помним, дорога ведет нас с вами на очередное обрезание. Я смотрю на часы.

- Ну ничего, без нас не начнут…

- А вы знаете, моэлю принято опаздывать.

- Да? Почему?

- Ну, я не знаю. Во-первых, без моэля действительно не начнут. Во-вторых, моэль профессионально этим занимается. Он приходит на обрезание сделать свое дело.

Другие люди приходят для других целей, пообщаться, встретиться, отпраздновать и так далее. Приходят в основном родственники и друзья. Для них сидеть там пятнадцать минут, полчаса, ждать нет никаких проблем. А моэль приходит к совершенно незнакомым людям. И когда возникает ситуация, что моэль вынужден ждать еще каких-то родственников, то, естественно, это доставляет неудобство.

- Тем более что моэль вдобавок достаточно занятой человек…Но мы вроде бы отвлеклись от прежней темы. Ведь мы выясняли двойственную природу профессии моэля: врач или исполнитель обряда? Кто Вы прежде всего и кто Ваши коллеги?

- Из истории следует, что необязательно иметь образование. Хирургия — это больше ремесло. И я знаю моэля, который очень хорошо делает обрезание. Но он никакой не хирург и не врач. Он научился чему-то от нашего общего учителя, чему-то от меня. Вот, например, он накладывает швы так же, как я это делал когда-то. Решающим элементом является передача устной традиции от человека к человеку.

И невозможно научиться, если некому научить. Более того, в Шулхан Арухе написано, что обрезать может любой, кто умеет. Это такая заповедь, которую в принципе может выполнять любой. Сейчас, конечно, в Израиле идет очень серьезная компания, когда «рекламируют» и стараются приглашать моэлей, имеющих диплом раввината. Дело в том, что моэль должен быть известен, как человек Б-гобоязненный и соблюдающий субботу. Если он не соблюдает, то это не моэль, а просто добрый доктор Айболит, врач — и точка.

- Значит, по закону обрезать может только Б-гобоязненный и соблюдающий субботу человек?

- Да, но при этом он может быть кем угодно. В Израиле про моэля говорят, что он хороший, если он отрезал быстро, без кровотечения и при этом ребенок не заплакал.

- Таковы критерии профессионализма?

- Нет. Так принято в Израиле. Таково обыденное представление о критериях профессионализма как житейского правила.

Я как моэль так не считаю, потому, что это ничего не гарантирует.

Хорошим качественным обрезанием я считаю нечто другое. Плач ребенка не показатель. Ведь ребенок плачет, даже если его просто моют, потому что ему холодно. Ребенка раздели, он опять плачет. Не плакал бы он, наверно, только в том случае, если бы он был под наркозом. Кстати, чтобы ребенок меньше плакал, после обрезания ему дают немного вина. Но по традиции анестезию маленьким не делают.

- А почему, кстати?

- Это обоснованный запрет, потому что нельзя подписывать ДОГОВОР, не приходя в сознание, как когда-то говорили про престарелых советских генсеков. Суть обрезания — это ведь заключение союза с Вс-вышним.

Так же как наш праотец Авраам, когда заключил союз с Вс-вышним, испытывал при этом некоторое страдание, так и новорожденный ребенок в момент обрезания должен быть в полном сознании. Но, во всяком случае, союз должен быть как можно ближе к природе.