Top.Mail.Ru

Интервью

Сила противодействия

27.08.2004

Несколько лет назад журналист Jewish.ru уже пытался побеседовать с Хазановым. Были даже назначены день и час встречи, но в последний момент Геннадий Викторович, не вдаваясь в объяснения, отменил интервью. На сей раз встреча все же состоялась: «У меня очень мало времени, но приезжайте прямо сейчас ко мне в театр», — прозвучало в трубке… Стены кабинета директора московского Театра эстрады, который артист занимает вот уже семь лет, украшены картинами и фотоснимками: фотография нашего собеседника с Путиным, гобелен с видом на Петропавловскую креспость, а прямо над столом (там, где обычно располагают лики вождей) — написанное маслом изображение старого еврея в таласе и с тфиллином на голове. Именно о евреях мы и хотели побеседовать с Геннадием Викторовичем. Представляем вашему вниманию полный вариант интервью с директором Театра эстрады. Тем не менее, стоит отметить, что ответы прозвучали далеко не на все заданные вопросы, а изложенные мнения вовсе не обязательно разделяются редакцией Jewish.ru.

Краткая биографическая справка: Геннадий Викторович Хазанов родился 1 декабря 1945 года в Москве, учился в музыкальной школе имени Станиславского по классу фортепиано. Работал слесарем на радиозаводе, занимался сценическим искусством в группе пластических занятий театральной студии МГУ. В 1963 году поступил в Училище циркового и эстрадного искусства, по окончании которого некоторое время работал конфьерансье в оркестре Леонида Утесова, а затем начал выступать в качестве пародиста в «Москонцерте». В 1975 году Центральное телевидение показало миниатюру Аркадия Хайта «Студент кулинарного техникума» в исполнении Хазанова. В последующие десять лет в содружестве с Хайтом Геннадий Викторович создает свои знаменитые постановки: моноспектакль «Мелочи жизни», представление «Очевидное и невероятное», сценку «Попугай». Лучшие из номеров вошли в программу «Избранное», поставленную Хазановым в 1988 году на сцене нового театра «Моно», художественным руководителем которого стал он сам. В начале 1990-х Геннадий Хазанов снимается в фильме Николая Досталя «Маленький гигант большого секса» и впервые выходит на сцену как драматический актер в спектакле Сергея Юрского «Игроки XXI века». После этого проекта Хазанов участвовал во многих антрепризах на сценах различных театров. С ноября 1997 года Геннадий Хазанов является художественным руководителем московского Театра эстрады .

Беседовал Александр Фишман


— Геннадий Викторович, когда вы впервые столкнулись со словом «еврей»?

— Я жил в Замоскворечье. Это было послевоенное детство. И, где-то в возрасте шести–семи лет, во дворе — сначала взрослые, а потом и дети, — мне объяснили, что бывают нормальные люди, а бывают евреи. Поняв, что принадлежу ко второй категории, я все никак не мог понять, чем именно евреи хуже всех остальных. Но для тех, кто мне объяснил, что я — еврей, это было аксиомой, им доказательств не требовалось. И как-то так постепенно я убедился в том, что это действительно аксиома.

— Но, будучи ребенком, вы испытали тогда-то какую-то обиду?

— Ну, если мне объясняют, что я не такой как все…

— Но к маме вы не пошли? Не спросили «почему»?

— Нет, к маме не пошел… Я рос в семье, где еврейские традиции не соблюдались, где все разговаривали исключительно по-русски… Ну, может, еще по-немецки, поскольку мама воспитывалась в пансионе в Германии. О том, что в Москве есть место под названием «синагога», я узнал от своего близкого друга, когда мне было уже лет семнадцать.

— То есть поколение бабушек и дедушек в вашей семье жило уже светской жизнью?

— Абсолютно. Более того, они были убежденными коммунистами-интернационалистами. Бабушка, для которой, наверняка, первым языком был идиш, никогда ни одного слова на нем не произносила. И это — несмотря на то, что она до конца своей жизни, как мне кажется, говорила с акцентом, хотя и жила в Москве с 1917 года и была преподавателем.

— А откуда ваши географические корни?

— Про отца я ничего не могу сказать. Я отца не знал. А по маминой линии предки жили на Украине и в Бессарабии. Бабушка родилась в городе Хотине, училась в Каменец-Подольске — в то время это была уже Российская империя. А дедушка родом из Чернигова… Очень странно, что они оказались в Читинской области. Думаю, что кроме как ссылкой объяснить это невозможно. Видимо, они были сосланы за какую-то неблагонадежность, за революционную деятельность…

— Почему, на ваш взгляд, в России слово «еврей» в устах нееврея часто воспринимается как антисемитизм?

— Корни очень глубокие. Они идут с того времени, когда была «черта оседлости», когда евреи были объявлены людьми второго сорта, которым не позволялось жить в крупных городах, за исключением каких-то отдельных лиц, выкупавших себе такое право. Это была своего рода концентрационная зона. И все люди, которые жили в «черте оседлости», свыклись с мыслью, что они какие-то полуизгои. Потом, не надо забывать, что православие в то время было титульной идеологией и люди другой веры, конечно же, считались врагами, которых можно было и терпеть.

— А почему, на ваш взгляд, сами евреи столь болезненно воспринимают упоминания своей национальности?

— По закону, который гласит, что «сила действия равна силе противодействия». Вот и все.

— Но вы же не станете отрицать того, жизнь российского еврея в сегодняшнем обществе меняется?

— Не стану, но эти процессы идут уже давно, с момента, когда была отменена «черта оседлости». Нет ничего удивительного в том, что огромная часть евреев поддержала Октябрьскую революцию: они очень надеялись, что эти изменения дадут им статус равноправных граждан Российской империи и со свойственной евреям энергией сводили счеты, строя новое государство. Ну, наломали естественно дров. А потом уже сами стали заложниками и жертвами. Потому что еврей в России все равно будет расплачиваться за то, что он — еврей. Это мое твердое убеждение.

— А в чем для вас лично выражается эта расплата?

— По разному… Чем хуже дела в государстве, тем больших претензий в свой адрес должны ожидать евреи.

— А как живется сегодня евреям в России, с вашей точки зрения? Говорят, что сейчас быть евреем у нас модно…

— Не знаю. Мне кажется, что евреям живется так же трудно, как и всем остальным гражданам. За исключением тех, кто в определенный момент жизни сумел ловко устроить свою судьбу. Причем, огромное число евреев, не устроивших свою судьбу, все равно будут нести ответственность за тех, кто воспользовался демонтажом государства. Поэтому евреи бьются за то, чтобы быть стопроценто равноправными гражданами. Но евреи должны помнить, что они — евреи. И никогда не забывать, что они — евреи, живущие в России.

— Как вы считаете, что повлияло на бурное развитие еврейской общинной жизни?

— Это попытка национальной самоидентификации. Есть выход какой-то накопленной энергии в виде какой-то деятельности. Люди ищут почву под ногами, идею. Очень трудно жить с ощущением, что ты просто живешь как биологическое существо. Отсюда и рост национального самосознания, крайностью которого являются межнациональные конфликты, потому что мы все способны довести до абсурда. Но это касается всех национальностей. Потому что сегодня евреям ничуть не хуже, чем так называемым «лицам кавказской национальности», всем людям нетитульной нации. А потом, когда общество освободится от «гнета инородцев», наступит момент, когда надо будет пожирать друг друга, если не в прямом, то в переносном смысле. Отсутствие толерантности приводит к необходимости общинной жизни. К великому сожалению, внутри еврейского мира в России такое количество стокновений на амбициозной почве, что евреям было бы неплохо для начала разобраться между собой: ведь даже трогать никого не надо — сами перегрызут друг другу глотки. Поэтому антисемиты могут наблюдать со стороны, как в параде амбиций забывается благая цель, во имя которой все и делается. Подавляющее большинство руководящих общинной жизнью прежде всего ставят вопрос так: «Что я с этого буду иметь?». И тогда определение «еврей» становится инструментом для бизнеса. Эти люди наносят удар по идее, по смыслу… И когда просто удается что-то сделать, у меня возникает чувство тихой радости.

— Например?

— Еврейский детский дом, доведение Хоральной синагоги в Москве до нормального вида и так далее. И здесь очень хотелось поблагодарить Владимира Иосифовича Ресина, который многое для этого делает, и еще целый ряд людей, у которых нет амбиций, а есть желание не обижая никого другого, сделать что-то для жизни еврейской общины. Это вовсе даже не обязательно религиозная часть. Мы живем в светском государстве. У нас все корни атеистические. И в один день этого не переделаешь. Следует хотя бы (пусть медленно) восстановить традиции.

В принципе, исчезновение местечкого еврейства в Россиии и убило еврейство как таковое. Пропадает язык — я, например, никогда не говорил ни на каком другом языке, кроме как на русском, — и традиции. Как следствие, вымывается само понятие. Хорошо это или плохо, не могу однозначно ответить. Потому что речь идет о конкретном месте проживания — России. Я только против любых агрессивных форм и неадекватных действий — как с одной стороны, так и с другой. Я не понимаю, зачем, скажем, еврейскому хору Михаила Турецкого так судорожно хотеть выступать именно на сцене Кремлевского дворца, не меньше. Комлекс неполноценности? В тот момент, когда они убрали слово из своего названия слово «еврейский», их жизнь в России, конечно, улучшилась, востребованность выросла, PR изменился. Но при этом они перестали быть еврейским хором. Вот на примере этого хора становится понятно, что произошло с евреями в России. Правильно ли это или нет — не знаю. Нерелигиозному человеку очень трудно ответить на этот вопрос.
{* *}